Ниже сообщаются выдержки из журнала “Вестник Иностранной Литературы” (кн. 5-я, изд. в С-Петербурге, на Варейской улице № 16 в 1901 году) из записок участника похода на Москву в Наполеоновской армии немецкого полковника фон Зыкова. Зыков происходил из семьи крупных землевладельцев, воспитывался в Пруссии в кадетском корпусе, в офицеры был произведен в 1804 г. Участвовал в битве под Иенной против французов, попал в плен. После освобождения поступил на военную службу в Вюртенберг, одно из немецких княжеств. Некоторое время находился со своим полком в Штутгарте, а потом в маленьком городке Шорндорф, где его и застал 1812 г. Отсюда он начал свой поход в Россию в составе Наполеоновской армии, в которую входили и войска завоеванной Наполеоном Пруссии.
Страх перед казаками, по свидетельству Зыкова, во французской армии доходил до фантастических пределов. Непосредственный начальник Зыкова, тогда молодого офицера, полковник почти лишился возможности думать о чем-либо ином, кроме казаков. Эти страхи перед ними как-то передавались и раненым, и Зыков полагает, что многие из них отправлялись на тот свет от избытка волнения, причиненного мыслью о казацком набеге.
27 окт. (1812) Зыков снова увидел трагическое поле битвы под Можайском. Русские преследовали отступавших французов по пятам, целая куча казаков, этих страшных пугал Наполеоновской армии, постоянно носилась вокруг, не давая ни минуты покоя. Во французской армии появился даже новый глагол, которого не было в Академическом Словаре: cosaquer, и Зыков часто слышал от французских солдат фразы вроде: “Monsieur, j’ai ete cosaque”, “On nous a cosaques” (я, мы были атакованы по казачьи).
У Вязьмы, на рассвете казаки напали на город и вся толпа заночевавших там людей разных национальностей обратилась в самое беспорядочное бегство. Часть Зыкова была послана отразить нападение казаков, но они исчезли. А они, действительно, очень легко отступают, и повидимому, их задачей было лишь беспрестанно беспокоить неприятеля, не давая ему ни минуты покоя. Нападение казаков на Вязьму всех сильно перепугало, и из города началось беспорядочное бегство. В куче бегущих все перемешалось — люди, кони, экипажи. Самого Зыкова все больше и больше, помимо всего этого, особенно беспокоила его обувь, которая все больше и больше разваливалась. А морозы крепчали, и он уже чувствовал, что на одной ноге у него отморожены пальцы. А тут еще, то справа, то слева, все время раздавались тревожные крики: “Казаки!...”
На биваке своей части Зыков с наслаждением выпил стакан чая, предложенный ему товарищем и тотчас уснул. Но спал он не более часа. Его разбудили крики на французском и немецком языках: “Казаки!... Казаки!...” Полусонный, держа в руках обувь, босой он бросился бежать по снегу к церкви, которая была быстро превращена в маленькую крепость. На этот раз казаки действительно были близко, они быстро кружились около церкви на своих маленьких лошадях, громко переговариваясь между собой, вероятно, обсуждая план нападения. Но вскоре они исчезли.
По мере приближения к Ковно, люди успокаивались, т.к. о казаках все меньше и меньше было слышно. Но сколько людей было истреблено казаками, сколько их замерзло, умерло с голода, конечно, сосчитать трудно.
Большая дорога, по которой Зыков теперь спешил в Ковно, оставила на нем впечатление какого то бегового круга, по которому мчались сотни состязающихся в беге людей, спеша уйти от казаков.
Как то, выйдя из избы, где он повидимому ночевал, Зыков снова увидал, что вся большая дорога опять полна народу. Все страшно спешили, боясь казаков, которые, как всем казалось, гнались за отступающими по пятам. Все торопились в Вильну, которая представлялась всем обетованной землей, как раньше Москва или Смоленск. И в этом месте своих записок Зыков снова отмечает тот панический ужас, который внушали казаки отступающим полчищам Наполеона.
Утром Зыков снова пустился в путь, надеясь в этот день добраться до Вильно. Слухи о неистовствах казаков над обезоруженными пленниками становились все настойчивее и страшнее, и все спешили изо всех сил, чтобы скорее выбраться из района, где казаки грозили на каждом шагу. В Вильно он благополучно добрался до городских ворот и удачно попал как раз, куда ему было нужно — на Ковенский тракт. Тут он очутился в громадной толпе беглецов, которые спешили вперед в полной панике, ибо, по слухам, в Вильно ворвался знаменитый Платов с несколькими тысячами своих казаков.
Около деревни Повары дорога попадала в узкий проход между двумя возвышенностями. Платов атаковал в этом месте арьергард отступающей французской армии, прикрывавший пушки и обозы. Часть пушек и обозов были захвачены Платовым, и он, как уверяет Зыков, нарочно приказал загородить всем этим громоздким матерьялом узкое дефиле дороги, вероятно, расчитывая, что отступающие застрянут здесь и их можно будет забрать в плен сразу, целой массой. С гребня одной из возвышенностей Зыков ясно различал казаков спешивших к этому проходу, чтобы захватить столпившихся беглецов. Лично он спасся лишь благодаря своему поспешному бегству из этого опасного района.
В другом месте своих воспоминаний Зыков упоминает, что позже, в 1814 г., во время похода во Францию, уже во время союза Пруссии с Россией и Австрией, он лично познакомился с Платовым, и ему даже пришлось обедать с знаменитым Атаманом и он был польщен любезностью старого воина.
В другом месте он считает, что все эти рассказы о казачьей свирепости сильно преувеличены и даже решается назвать казаков “добрыми ребятами”, и рассказывает про виденного им в Бриене казака, который ласково утешал французскую женщину, даже предлагая ей хлеб. В доказательство добродушия казаков он приводит по его словам “известный всем” факт, что казаки очень любят детей.
США. Полк. Ф.И. Елисеев.
(Родимый Край, 1972, № 99)
источник
http://fstanitsa.ru/category/menyu/istoriya/zolotoi-vek/psikhologicheskoe-deistvie-kazakov-na-napoleonovskyu-armiyu-v-ot
