Святитель Григорий Богослов

Святитель Григорий Богослов (5)

О Святителе Григории Богослове и его творениях

«Церковь почтила Св. Григория тем высоким именем, которым она почтила одного высокого между апостолами и евангелистами Иоанна. И это не напрасно. После первого Богослова Св. Григорий первый постигал столько высокими и вместе точными помыслами глубины Божества, сколько постигать их можно человеку при свете откровения; особенно же вся мысль его, как и мысль первого Богослова, обращена была к предвечному Слову», — пишет известный русский патролог архиепископ Филарет (Гумилевский).

Родился Святитель Григорий (ок. 330–ок. 390) в имении Арианз близ каппадокийского города Назианза в христианской семье. Отец его в 329 г. был посвящен в сан епископа. Св. Григорий получил прекрасное христианское воспитание. Свое образование он окончил в Афинах, где сблизился с Василием Великим. Подвижник и поэт в душе, Св. Григорий жаждал уединения и молитвенной жизни. Но этим мечтам не суждено было сбыться. По возвращении в Назианз он против воли был посвящен отцом в сан пресвитера, а в 372 г. Св. Василий Великий посвятил его во епископа г. Сасимы. Собор антиохийских епископов по смерти императора Валента послал его в Константинополь, чтобы Св. Григорий возглавил в столице малую горстку православных христиан в арианском окружении. Здесь в небольшом домовой церкви Воскресения он прочитал пять Слов о Богословии, в которых изложил церковное учение о Пресвятой Троице. Его проповедь, начавшаяся в 379 г. была столь успешной, что к моменту II Вселенского Собора (381) ариане были в меньшинстве. Св. Григорий, признанный императором Феодосием архиепископом Константинопольским, стал одним из организаторов Второго Вселенского Собор 381 г., который явился торжеством Никейской Веры.

Святителю Григорию Богослову принадлежат 45 слов, 243 письма, а также поэтические произведения. Впервые полный перевод этих творений на русский язык был издан Московской Духовной академией в 1843–48 гг. (в 6 тт.). Творения Святителя Григория замечательны по Богословской глубине и художественной красоте языка. Поэтому некоторые из них стали частью церковного Богослужения. Так, например, первая стихира на Господи воззвах в Неделю Пятидесятницы заимствована из 41 Слова Св. Григория Богослова, в пасхальных стихирах используются выражения из его 1 Слова на Пасху, а 45 Слово (второе на Пасху) легло в основу Канона Пасхи Преподобного Иоанна Дамаскина. По Уставу это Слово должно читаться на ночной пасхальной службе перед четвертой песнью канона, как Огласительное слово Святителя Иоанна Златоуста

 

текст приводится по электронному изданию: Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон, Энциклопедический словарь, Изд. "Русское слово", 1996 г. OCR Палек, 1998 г.

Святитель Григорий Богослов

Григорий Богослов Haзиaнcкий, св. род. в 328 г. в Kaппaдоки, близ Назианза. Благочестию научен был своей матерью Нонною. Светским наукам учился сначала на родине, у дяди своего, учителя красноречия Амфилохия, а потом в Кесарии Каппадокийской, Кесарии Палестинской, Адександрии в Афинах, где жил вместе со своим знаменитым другом, Василием Великим. По возвращении на родину он крестился и уединился в пустыне. Своим отцом, еп. Haзиaнзa, он, против воли, был посвящен в пресвитера. Когда отец его, по простоте, подписал полуарианский символ и тем возбудил против себя православную паству, Г. явился примирителем ее с епископом. Между тем Василий Великий посвятил его епископом в городок Самим. Чтобы поддержать престарелого отца в его пастырских работах, Г. остался при нем в Назианзе и после его смерти некоторое время управлял церковью назианзскою, предоставив власть в Сасиме другому епископу. Оставив Назианз, он удалился в Селевкию, откуда был вызван православными в Константинополь, для укрепления гонимого арианами православия (379). Импер. Феодосий назначил его епископом столицы; второй вселенский собор утвердил это назначение. Возникшие несогласия заставили его оставить Константинополь; он удалился на родину, где и ум. в 390 г. Сочинения его состоят из 243 писем, 507 стихотворений и 45 речей, между которыми самые важные - пять слов о богословии, в защиту никейского православия против ариан. См. Carl Ullmann, "Gregorius von Nazianz, der Theologe" (Дармштадт, 1825); Benoit, "Saint Gregoire de Nazianze" (2 изд. 1885). Все сочинения св. Г. переведены на русский яз. в "Творениях св. Отцев", изд. моск. дух. акд.

Дабы не прельщен был ум твой чуждыми книгами, ибо обретаются многия подложныя писания, не право написанныя: то прими, возлюбленный, сие мое верное изчисление. Исторических книг древнйшия еврейския премудрости, всех дванадесять. Первая Бытие, потом Исход, Левит, потом Числа, потом Второзаконие; потом Иисус и Судии; осмая Руфь. Девятая и десятая книги: деяния Царств, Паралипоменон; и последнею имеем Ездру. Стихотворных книг пять: первая Иова, потом Давида, далее три Соломоновы: Екклесиаст, Песнь песней и Притчи. Такожде пять книг духа пророческаго. Во едину книгу совокупляются сии дванадесять: Осия, Амос и третий Михей, потом Иоиль, потом Иона, Авдий, Наум, Аввакум, Софония, Аггей, далее Захария и Малахия. Се едина книга, вторая же Исайи; потом Иеремия призванный от младенчества; потом Иезекииль и Даниилова благодать. Предложил я двадесять две книги Ветхаго Завета, еврейским буквам равночисленныя. После сего счисляй книги и Новаго таинства. Матфей писал о чудесах Христовых для евреев, а Марк для Италии, Лука для Ахайи. Для всех же Иоанн, великий проповедник и небошествователь. Потом следуют Деяния мудрых апостолов, четыренадесять посланий Павла. Седмь соборных, из коих едино Иакова, два Петровы, далее три Иоанновы, седмое есть Иудино. Тако имеешь все. Аще же какая суть сверх сих, не принадлежит к признанным.

      Я труд Григориев, и в духовных изречениях сохраняю четверостишный памятник мудрости.

 

  1. Чему отдашь предпочтение - деятельной или созерцательной жизни? В созерцании могут упражняться совершенные, а в деятельности - многие. Правда, что то и другое и хорошо и вожделенно; но ты к чему способен, к тому и простирайся особенно.
  2. Некто просил у меня решения на вопрос о чем-то духовном. Готов, отвечал я, если ты смыл с себя скверну. Но ты уже имеешь целомудренный ум. - Если смыл с себя прежнюю скверну; нужно и теперь очищение. В смрадный сосуд не кладут на сбережение благовонной масти.
  3. Не всякому слову противься, не всякому и следуй; но знай, какому и когда противиться или следовать. Более будь привязан к Богу, чем стой за учение о Боге. Всякое слово можно оспаривать словом; но жизнь чем оспоришь?
  4. Или вовсе не учи, или учи доброю жизнию. Иначе будешь одною рукою притягивать, а другою отталкивать. Меньше потребуется слов, если делаешь, что должно. Живописец больше учит своими картинами.
  5. Особенно вам, служители алтаря, советую не быть оком, исполненным тьмы, чтобы не оказаться первыми в порочной жизни. Ибо если свет темен; чем будет самая тьма?
  6. Безгласное дело лучше неисполнимого слова. Никто никогда не стал высоким без добрых дел, а многие прославились без красного слова. Благодать дается не тому, кто говорит, но тому, кто хорошо живет.
  7. Наилучший дар Богу - добрые нравы. Хотя бы ты все принес Ему; однако не принесешь ничего достойного. Приноси то, что дает и бедный. Чистый не берет себе доли из цены блудницы.
  8. Ничего не обещай Богу, даже и малости; потому что все Божие, прежде нежели принято от тебя. И что еще скажу? Не отдав обещанного, ты крадешь это сам у себя. Какой же необычайный примешь на себя долг? Да уверят тебя в этом Анания и Сапфира.
  9. Настоящую жизнь почитай торжищем. Если пустишься в торговлю; то останешься с прибылью: потому что за малое получишь в обмен великое и за скоропреходящее - вечное. А если пропустишь случай; другого времени для такого обмена уже не будет.
  10. Тебе предлежит длинный путь, но еще большая награда. Представляя себе вдруг весь труд, не откажись от всего. И море переплывешь не все вдруг. А и это нередко бывает искушением неприязненного.
  11. Не слишком себя обнадеживай и не вовсе теряй надежду. Одно ослабляет, другое низлагает. В чем-нибудь преуспевай, другого держись сколько ни есть, а к иному не будь завистлив; недовершенное не сделает бесполезным труд совершенного тобою пути.
  12. Не берись за все горячо, но держись того, что избрал. Лучше прибавлять доброго, нежели убавлять у него что-нибудь. Не тех называем худыми, которые стоят низко, но тех, которые, поднявшись высоко, низко падают.
  13. И от малой искры возгорается великий пламень; и семя ехидны бывало нередко пагубным. Видя сие, уклоняйся и того, что производит малый вред. Теперь вред невелик, но со временем сделается он большим.
  14. Разбирай больше сам себя, нежели дела ближних: одно доставляет пользу тебе, другое -ближним. Лучше вести счет делам своим, нежели деньгам; последние текут, а первые постоянны.
  15. Пусть непрестанно трудится твой ум, напечатлевая в себе божественные мысли и глаголы жизни. А на язык будь скуп; потому что он весьма способен делать вред, и чем скорее движется, тем меньше приносит пользы.
  16. Меня обольщало зрение, однако же я удержался, не поставил в себе кумира греху. И кумир был поставлен; но мы избежали искушения. Все это степени борения с неприязненным врагом.
  17. Залепляй воском уши от гнилого слова и от неблагоприличных извитий усладительного пения, но отверзай слух для всего доброго и прекрасного. Между словом, слышанием и делом расстояния невелики.
  18. Не обольщайся чрез меру приятностями запахов, мягкостию осязания и вкусом. Уступив им над собою верх, произведешь ли что мужественное? Различны между собою услаждения, приличные женам и мужам.
  19. Чрево говорит: дай. Охотно дам, если, получив просимое, сохранишь целомудрие. А если жертвуешь сим дольнему; то получи от меня грязь, да и ту не в избытке. Когда же сделаешься воздержным; тогда дам и в избытке.
  20. Для людей здравомыслящих достоин смеха как вообще всякий смех, так еще более смех блуднический. Неумеренный смех бывает и до слез. Лучше быть угрюмым, нежели рассеянным.
  21. Красотою почитай благолепие души; не то, что могут написать руки, а время разрушить, но то, что усматривается взором целомудренного ума. А подобно сему и безобразием признавай душевную гнусность.
  22. Тебе предстоят скорби, удовольствия, надежды, опасения, богатство, нищета, слава, бесславие, престолы; пусть течет все это, как хочет. До человека, утвердившегося на добром основании, не касается ничто непостоянное.
  23. Возвышайся более жизнию, нежели мыслию. Жизнь может сделать тебя богоподобным, а мысль доведет до великого падения. И жизнь устрояй не по малой мерке. Как бы ни высоко взошел ты, все будешь еще стоять ниже заповеди.
  24. Не за всякою славою гонись и гонись не слишком; лучше быть, нежели считаться добрым. А если не можешь себя умерить; лови славу, но не суетную и не новую. Что пользы обезьяне, если примут ее за льва?
  25. Хвали другого, но не думай высоко о себе, когда тебя хвалят; ибо опасно, чтобы не оказаться тебе ниже похвал. И другого хвали не торопясь, но прежде дознай опытно, чтобы не понести тебе стыда, когда окажется он худым.
  26. Лучше о себе слышать худое, нежели говорить худо о другом. Ежели кто, желая позабавить тебя, выставляет ближнего на посмешище; то воображай себе, что предметом смеха служишь ты сам; в таком случае слова его всего более огорчат тебя.
  27. Не хвались добрым плаванием, пока корабль твой не привязан к берегу. У многих счастливо плывшая ладья разбивалась у пристани. Многих уносил девятый вал. Одно безопасно - не слагать вины на счастие.
  28. Тому лучше возыметь некоторое дерзновение пред Владыкою, кто живет хорошо и потрудился, нежели тому вызывать Его на суд, кто не отличается добрыми делами, хотя и все у него идет с рассуждением.
  29. Откажись от всего и стяжи единого Бога, потому что ты раздаятель чужого имущества. А если не хочешь оставить все, то отдай большую часть. Если же и того не хочешь; по крайней мере, излишки употребляй благочестно.
  30. Хорошо уберечь что-нибудь от моли и от зависти. Лучше иметь должником Христа, нежели всем обладать. Христос за один кусок хлеба дарует Царство; а питая нищего, ты питаешь и одеваешь Христа.
  31. Приходил нищий и ушел, ничего не получив. Боюсь, Христе, чтобы и мне, который имею нужду в Твоей помощи, по моим же законам, не отойти от Тебя, ничего не получившим. Ибо кто не дал, тот и получить не надейся.
  32. Всего безопаснее человек неимущий. Он обращен к Богу и на Него одного взирает. Укрой же его в своих объятиях. И мощный орел, как говорят, согревает в гнезде своем мелкую птицу.
  33. Нищета лучше неправедного приобретения, равно как и болезнь лучше худого здоровья. Человек не вдруг умирает с голода; но для порочных худая жизнь есть смерть.
  34. Что значат слова "господин" и "слуга"? Какое дурное деление! У всех один Творец, для всех один закон, один суд. Принимая услугу, смотри на служащего, как на сослуживца; и сподобишься большей чести, когда разрешишься от тела.
  35. Что же должны делать рабы, особливо рабы Божий? Да не отказываются они угождать господам. И в свободные, и в рабы вписывает жизнь. Христос пришел в образе раба, но Он освободил нас.
  36. Стыдись наименования порочным, а не низким по происхождению. Знатность рода есть давнишняя гнилость. Лучше начать, нежели заключить собою род, равно как лучше самому быть пригожим, нежели родиться от пригожих.
  37. В рассуждении одного Бога и божественного не знай меры в насыщении. Бог еще в большей мере дарует Себя тем, которые приемлют Его, Он Сам жаждет жаждущих Его, непрестанно и преизобильно источая Себя им. А если кто богатее тебя в другом чем, терпи сие равнодушно.
  38. Не заботься во всем и всегда одерживать верх. Лучше уступить над собою победу с пользою, нежели победить со вредом. И у борцов почитается побежденным не всегда тот, кто лежит внизу, но часто и тот, кто остается вверху.
  39. В ином понеси и ущерб: это часто бывает выгодно; как и растение подрезывают, чтобы больше принесло плодов. А если к тому, что имеешь теперь, присовокупишь что-нибудь недобрым способом; будет значить, что подкладываешь огонь под дрова, или здоровому телу сообщаешь болезнь.
  40. Если ты ни в чем не виновен пред Богом и ни чем не заслужил наказания; то не имей сострадания и к тем, которые виновны пред тобою. А если сознаешь себя виновным пред Богом; то оказывай снисходительность и сам; потому что у Бога милость взвешивается милостию.
  41. Как скоро обида разжигает твое сердце; вспомни о Христе и о Его язвах, рассуди, что претерпеваемое тобою весьма маловажно в сравнении со страданиями Владыки: и, как водою, угасишь свою скорбь.
  42. Плотская любовь, пьянство, ревность и бес - равны между собою. К кому пришли они, у того погублен ум. Умерщвление плоти, молитва, слезы - вот целебные пособия! Это составляет врачевство и для моих недугов.
  43. Избегай всякой клятвы. Но чем же уверить других? - Словом и жизнию, удостоверяющею в слове. Ложная клятва есть отречение от Бога. К чему тебе призывать в посредники Бога? Сделай, чтобы посредником твоим были твои добрые нравы.
  44. Что короче сего повеления о милости: таков будь к друзьям и ближним, какими желаешь иметь их к себе? Но есть другое и сего короче - это Христовы страдания.
  45. Ничего не жалей для верного друга, который показал себя не за чашей, но в бурное время, который ничего не делает тебе в угождение, кроме полезного. Знай пределы вражде, а не благорасположению.
  46. Глаз другое видит, а себя не видит; даже и другого не видит, если очень слеп. Посему надобно во всяком деле иметь советника. И руке нужна рука, и ноге - нога.
  47. Ежели следуешь советам добродетельных; то не стыдись, когда станут осмеивать тебя порочные. А как скоро приходит тебе на мысль что-нибудь гнусное, представь, что многие на тебя смотрят, и устыдись сам себя.
  48. Доброго всегда предпочитай недоброму. Обращаясь с порочными, и сам непременно сделаешься порочным. От худого человека никогда не принимай милости; потому что он старается чрез это найти у тебя извинение своим делам.
  49. Хочу, чтобы попользовались чем-нибудь и от неприязненного. Ибо тому, кто избежал его нападений, советую вперед быть осторожнее. И горького лекарства боюсь, и сладкого не одобряю.
  50. Награждай добрых, презирай злых. Но и последним оказывай одну милость, нимало не оскорбляйся их поступками, чтобы великодушием и их со временем сделать добрыми. Прекрасный дар - милость.
  51. Будь милостив ко всем, если это возможно; а еще милостивее - к ближним. Для чего говорю сие? - Кто поверит, что ты добр к чужим, если несправедлив к тем, кому одолжен?
  52. Для чего слагаем во всем вину на бедного врага, когда сами своею жизнию даем ему над собою власть? Укоряй себя самого во всем или в большей части проступков. Огонь зажигаем мы сами, а злой дух раздувает пламень.
  53. Не слишком поддавайся игривым снам. Они не должны как пугать всем твой ум, так окрылять его неприятными мечтами. Все это бывает часто сетию неприязненного врага.
  54. Всякому правому намерению пусть предшествует надежда. Она помогает иногда и в худом; и потому не справедливо ли, чтобы еще более содействовала в добре? Несносно для меня, что преодолеваюсь злым.
  55. Верь, что благоразумие надежнее счастия. Одно есть быстрое течение обстоятельств, а другое - кормило. Ничего не предпочитай учености; она одна составляет собственность приобретших ее.
  56. Если хочешь быть богом; показывай свою деятельность не в том, чтобы делать зло, но в том, чтобы делать добро. Последнее свойственно человеку, который знает, что ему сродно. А убить без труда могут и тригон, и скорпион.
  57. Стыдно юноше быть немощнее старца, а старцу - безрассуднее юноши. Впрочем, будь мудр хотя по летам; а совершеннейшие бывают целомудренны и не по летам.
  58. Непрестанно устрояй свое спасение, особливо же, когда приближается конец жизни. Наступила старость - эта провозвестница, которая извещает об исходе. Всякий готовься; потому что близок суд.
  59. Конец слова: отречение от Бога бывает двоякое: одно - словом, другое - делом. Смотри, чтобы не уловил тебя враг; он непрестанно угрожает тебе тайными падениями. Бойся, чтобы не сделалось для тебя нужным конечное очищение.

Святитель Григорий Богослов. Таинственные песнопения - М. 2000 OCR: 15.05.2001 

  • Бога имей началом и концом всякого дела.
  • Самая лучшая польза от жизни - умирать ежедневно.
  • Старайся узнавать все поступки добродетельных.
  • Тяжело жить в бедности, но еще хуже разбогатеть неправедно.
  • Делая благотворения, думай, что подражаешь Богу.
  • Милости Божией ищи себе милостями к ближним.
  • Владей плотию и смиряй ее как можно лучше.
  • Обуздывай гнев, чтобы не выступать из ума.
  • Удерживай око, и язык пусть знает меру.
  • Уши пусть будут замкнуты ключом и да не любодействует смех.
  • Светильником всей своей жизни признавай разум.
  • Смотри, чтобы из-за видимости не ускользнула у тебя действительность.
  • Все разумей, но делай, что позволительно делать.
  • Знай, что сам ты странник; и уважай странников.
  • Во время благополучного плавания наипаче помни о буре.
  • Что дается от Бога, все то должно принимать с благодарением.
  • Лучше наказание от праведника, нежели честь от порочного.
  • При дверях у мудрых стой неотступно, а у богатых не стой никогда.
  • Маловажное не маловажно, когда производит великое.
  • Обуздывай наглость - и будешь великий мудрец.
  • Береги сам себя, а над падением другого не смейся.
  • Приятно возбуждать к себе зависть, но весьма постыдно самому завидовать.
  • В жертву Богу преимущественно пред всем прочим приноси душу.
  • О, если бы кто соблюл сие!- он спасется.


  1. Царь мой Христос! Ты, в Котором все блага для Твоих человеков; Ты, Который во всем для них путь прямой; Ты огнем и облаком вел воинство; Ты возлюбленным Своим открыл путь в рассеченном море, а Фараона в нем потопил; Ты посылал им с неба необычайный хлеб, из твердого камня источил реку; Ты (о великое чудо!) остановил в пустыне стремительность людей неприязненных, когда Моисей распростирал руки, прознаменуя крест - мою помощь; Ты остановил течение луны и солнца, соделал, что река отступила пред поспешающими и открылся удобный путь в землю, которую Сам Ты обещал и указал; Ты показал, напоследок, людям стезю в самое небо и к древнему пути присоединил новый, когда пришел на нашу землю. Ты - вместе Бог и Человек и опять вознесся отсюда на небо, чтобы прийти к ожидающим светоноснее прежнего. Ты Сам ходил по морям, Своими стопами попирал волны, обуреваемые сильными ветрами. Прииди же ныне, Блаженный, сопутствовать и мне зовущему! Дай мне доброе шествие и благого Ангела, путеводителя, защитника, помощника, чтобы он и ночью и днем, как можно дальше отводя меня от всякого зла и после трудов доставив мне желанный конец пути, как из дома извел невредимым, так и возвратил меня опять домой - к родным и к друзьям, возлюбившим подобный путь жизни, и я, свободный и ничем не возмущаемый, мог день и ночь возносить к Тебе молитвы, ведя жизнь, не оскверняемую грехами, и окрыленный ум непрестанно восторгая к Тебе, Свет моей жизни, пока не совершу последнего и общего всем пути и пока не достигну единого с благочестивыми конца трудов! Для Тебя живу я, Царь мой Христос, для Тебя и говорю, для Тебя сижу на одном месте, для Тебя заношу стопу моей ноги; потому что Ты покрываешь меня Своею рукою, но и теперь приведи меня к доброму пределу моего путешествия!

  2. Без Тебя, Христе Царю, невозможно поднять и стопу ноги; в Тебе все блага для Твоих человеков; Ты во всем для них путь прямой; на Тебя уповая иду и по этой стезе. Препроводи же меня невредимым и даруй мне, чего надеется сердце! Приведи и обратно меня, Царь, в скудный мой дом, где бы я мог на свободе умилостивлять Тебя и день и ночь!

  3. Ты, Который огнем и облаком вел воинство; Ты, Который открыл путь в море гонимым и волны сделал для них твердыми, хлеб же необычайный с неба дождил нечающим, из утесистого камня источил поток! прииди и ныне сопутствовать зовущему Тебя служителю, Христе, Свет человеков, Податель всякого успеха!

  4. В Тебе, Боже Слово, упокоеваемся мы, находясь дома; Тебе посвящаем свой досуг; Ты -мое сидение, Ты - мое пробуждение и мое стояние, Ты также - мое шествие. И теперь по Твоему мановению шествую прямою стезею. Но пошли мне какого-нибудь Ангела путеводителя, благоуспешного предстателя, который бы вел меня столпом огненным и облачным, рассек море, остановил реки словом, обильно препитал небесным и дольним хлебом, руками же изображая крест, обуздал дерзость врагов, не пожигал меня зноем в полудни, не причинял мне страха в ночи! А неровную и крутую стезю соделай для меня, служителя Твоего, гладкою и удобопроходимою; как и прежде неоднократно покрывая Своею рукою, на суше и на море спасал Ты меня от опасностей, от жестоких болезней и от всего неприязненного, чтобы, совершив все благоуспешно и согласно с надеждами, потом получив счастливый конец пути, опять возвратился я к друзьям и сродникам и с радостию встречен был дома радующимися, а по успокоении от труда поклонился Тебе, моля о том, чтобы и окончательный путь мой был спокоен и легок!

Святитель Григорий Богослов. Таинственные песнопения - М. 2000 [OCR: 18.02.2002] 

Четверг, 23 Январь 2014 19:56

Песнопения таинственные

Автор

Слово 1, о началах
Слово 2, о Сыне
Слово 3, о Святом Духе
Слово 4, о мире
Слово 5, о Промысле
Слово 6, об умных сущностях
Слово 7, о душе
Слово 8, о заветах и о пришествии Христовом
Слово 9, о человеческой добродетели
Слово 10, о человеческой природе
Слово 11, о малоценности внешнего человека и о суете настоящего
Слово 12, блаженства и определения духовной жизни

Слово 1, о началах

Знаю, что на непрочной ладье пускаюсь в дальнее плавание, или на малых крыльях уношусь к звездному небу, я, в котором родилась мысль открыть Божество, или определения великого Бога, и ключ для всего; тогда как и небесным умам не достает сил возблагоговеть пред Богом сколько должно. Впрочем, поелику Божеству часто бывает приятен дар не столько полной, сколько угодной Ему, хотя и скудной, руки, то смело изреку слово.

Но кто злочестив, беги прочь! Мое слово простирается или к очищенным, или к трудящимся над очищением себя. Оскверненные же? Как звери, прикасавшиеся к горе, когда с вершины ее воссиял Христос и писал на скрижалях Моисею закон, немедленно были побиваемы отторгавшимися камнями (См.: Исх.19,13), так будет и с ними. Так слово от нашего лика гонит злых, которые имеют богоборное сердце.

А я положу на страницы предисловием как бы то же, что древле богомудрые мужи - Моисей и Исаия (говорю это знающим), когда один давал новописанный закон, а другой напоминал о законе нарушенном, чтобы привести в трепет жестокосердный народ, -представили во свидетельство слова. "Вонми небо и да слышит земля глаголы мои!" (См.: Втор.32,1; Ис.1,2). Дух Божий! Ты возбуди во мне ум и язык, соделай их громозвучною трубою истины, чтобы усладились все, прилепившиеся сердцем ко всецелому Божеству!

Един есть Бог безначальный, безвиновный, неограниченный ничем, или прежде бывшим, или после имеющим быть, и в прошедшем и в будущем объемлющий вечность, беспредельный, благого великого Единородного Сына великий Отец, Который в рождении Сына не потерпел ничего, свойственного телу, потому что Он - Ум.

Един есть Бог иной, но не иной по Божеству, - сие Слово оного Бога, живая печать Отчая, единый Сын Безначального и Единственный Единственного, во всем равный Отцу (кроме того, что один всецело пребывает Родителем, а другой - Сыном), Мироположник и Правитель, сила и мысль Отца.

Един Дух - Бог от благого Бога. Да погибнет всякий, кого не отпечатлел так Дух, чтобы являл Его Божество, у кого или в глубине сердца есть зло, или язык нечист, - эти люди полусветлые, завистливые, эти самоученые мудрецы - этот источник загражденный (См.: Притч.25,27), светильник, сокрытый в темной пазухе (См.: Лк.11,33.)!

Слово 2, о Сыне

Прежде всего прославим Сына, чтя кровь - очищение наших немощей. Ибо по причине восставшего на Бога зломудренного, самоубийственного языка, нужно, чтобы и смертный помог небесным.

Ничего не было прежде великого Отца, потому что Он все имеет в Себе. И Его знает неотлучный от Отца - Отцом рожденный, безлетный Сын, великого Бога Слово, Образ Первообраза, Естество, равное Родителю. Ибо слава Отца - великий Сын. А как явился Он от Отца - знает единый Отец и Явившийся от Отца, потому что никто не был близ Божества.

Впрочем, то, несомненно, известно и всякому человеку и мне, что Божеству нельзя приписывать моего рождения, то есть течения, бесславного сечения. Если я делаюсь родителем не без страдания, потому что составлен из частей, то не следует из сего, чтобы подлежал страданию, Кто вовсе не сложен и бестелесен. Ибо что удивительного, если у тех, которые далеки между собою по естеству, и рождения инаковы? Если время старее меня, то оно не прежде Слова, у Которого Родитель безлетен.

Как Отец ничего не оставляет для умопредставления выше безначального Божества; так и Сын Отчий имеет началом безлетного Отца, подобно тому как начало света есть великий и прекраснейший крут солнечный. Впрочем, всякое подобие ниже великого Бога, и опасно, чтобы, поставив нечто между присносущным Отцом и присносущным Сыном, не отторгнуть нам Царя-Сына от Царя-Отца. Ибо предполагать, что время, или хотение, прежде Бога, по моему мнению, значит рассекать Божество. Родитель велик как Бог, как Родитель. Но если для Отца всего выше не иметь никакой причины досточтимого Божества; то и достопоклоняемому Рождению великого Отца не менее высоко иметь такое начало. Не отсекай Бога от Бога; потому что не знаешь такого сына, который бы далеко отстоял от Отца.

А слова "не рожденный" и "рождение от Отца" не равнозначительны слову Божество. Иначе кто произвел сии два рода Божества? В отношении к Богу оба они не входят в понятие сущности; естество же, по моему разумению, нерассекаемо. Если Слову принадлежит рождение; то Отец, будучи бесплотен, не приемлет ничего, свойственного плоти (человеческий ум никогда не дойдет до такого нечестия, чтобы помыслить сие); и ты имеешь Сына-Бога, достойную славу Родителя.

Если же ты, суемудрый, желая возвеличить Божество великого Отца и напрасно вселяя в сердце пустой страх, отринул рождение, и Христа низводишь в ряд тварей; то оскорбил ты Божество обоих. Отец лишен у тебя Сына, и Христос не Бог, если только Он сотворен. Ибо все, чего когда-либо не было, принадлежит к тварям; а Рожденное, по важным причинам, пребывает, и всегда будет, равным Богу. Какое же основание тому, что ты, наилучший, чрез Христовы страдания, впоследствии, когда преселишься отселе, станешь богом, а Христос - подобным тебе рабом; вместо Божеской чести припишется Ему только превосходство между рабами?

Если, как ковач, намереваясь сделать колесницу, готовит молот, так и великий Бог в последствии времени создал полезное орудие, чтобы первородною рукою приобресть меня; то тварь во многих отношениях будет превосходнее небесного Христа, если только Слово для твари, а не тварь для Христа. Но кто же бы стал утверждать сие? Если же Он принял плоть, чтобы помочь твоим немощам, а ты за сие приводишь в меру преславное Божество: то погрешил Милосердствовавший о тебе. А для меня тем более Он чуден, что и Божества не умалил, и меня спас, как врач, приникнув на мои зловонные струпы.

Он был смертен, но Бог; род Давидов, но Адамов Создатель; плотоносец, но бестелесен; по Матери-Деве описан, но неизмерим. Ясли вместили Его, но звезда вела к Нему волхвов, и принесшие дары пришли и преклонили пред Ним колена. Как человек, был Он в борении, но, как неодолимый, в троекратной борьбе препобедил искусителя. Вкушал Он пищу, но напитал тысячи, и воду претворил в вино. Крестился, но очистил грехи, но Дух громогласно провозгласил Его Сыном Безначального. Как смертный, погружался Он в сон и, как Бог, укрощал море. Утомлялся Он в пути, но у изнемогших укреплял силы и колена. Молился, но Кто же внял умиленным мольбам погибающих? Он был Жертва, но и Архиерей; Жрец, но и Бог; принес в дар Богу кровь, но очистил весь мир; вознесен на крест, но ко кресту пригвоздил грех. К чему же перечислять все подробно? Он приложился к мертвецам, но возбужден из мертвых, а прежде Сам воскрешал мертвецов. Если одно показывало нищету смертного; то другое - богатство Бесплотного. По крайней мере, ты, видя в Нем свойственное смертным, не бесчести Божества. Оно соделало славным и перстный образ, который из любви к тебе образовал нетленный Сын.

Слово 3, о Святом Духе

Что медлишь, душа моя? Воспой и славу Духа; не отделяй в слове Того, Кто не исключен по естеству. С трепетом чтим великого Духа: Он мой Бог, Им познал я Бога, Он Сам есть Бог, и меня в той жизни творит богом. Он всемогущ; Он раздаятель даров, предмет песнопений чистого лика небесных и земных; Он Жизнеподатель, сидит на превознесенном престоле, исходит от Отца. Он Божия сила, Самовластитель. Он не Сын (потому что един есть благой Сын единого Всеблагого), но Он и не вне невидимого Божества, а равночестен.

Кто же хочет Божество Небесного Духа найти на страницах богодухновенного закона; тот увидит многие частые и вместе сходящиеся стези, если только пожелает видеть, если сколько-нибудь сердцем привлек чистого Духа, и ум у него острозрителен. А если кто потребует открытых слов вселюбезного Божества; то пусть знает, что неблагоразумно его требование. Ибо доколе большей части смертных не было явлено Божество Христово, не надлежало возлагать невероятного бремени на сердца, до крайности немощные. Не для начинающих благовременно совершеннейшее слово. Кто станет слабым еще глазам показывать полный блеск огня или насыщать их непомерным светом? Лучше постепенно приучать их к яркому блеску, чтобы не повредить и самых источников сладостного света. Так и слово, открыв прежде всецелое Божество Царя-Отца, стало озарять светом великую славу Христову, являемую немногим разумным из людей, а потом, яснее открыв Божество Сына, осияло нам и Божество светозарного Духа. И для тех проливало оно малый свет, большую же часть предоставило нам, которым потом обильно и в огненных языках разделен Дух, показавший явные признаки Своего Божества, когда Спаситель вознесся от земли. Знаю же, что Бог есть огнь для злых и свет для добрых.

Так доказал я тебе Божество Духа. Если же ты приходишь в удивление, частию слыша о Сыне и не Сыне единого Божества, а частию убежденный противоположными, удобоизвращаемыми местами Писания; то и здесь Сам Бог снизойдет и подаст мне слово.

От одного первозданного произошли жена и Сиф, и половина и порождение четы по законам брака, и нерожденная и рожденный, хотя тот и другая равно человек. Помня сие, и ты не уничижай Божества, не предпочитай Одного, унижая Другого. Одно есть естество неизмеримое, несозданное, безлетное, благое, свободное и равночестное. Един есть Бог в Трех Озарениях, управляющий миром. Ими и я возбуждаюсь в новой жизни, когда, погребая смерть в купели, возвращаюсь ко свету. Ибо Троичное Божество даровало мне силу воссиять светоносным. Нет, не обману тебя, любитель очищения. Если бы я, омытый Божеством, стал рассекать светлое Божество, то лучше бы... но боюсь докончить недоброе слово. Я входил в купель в надежде сподобиться Божия дара. Если всего меня очистил Бог, то весь Он для меня досточтим. Но неравный Божий дар да получит тот злочестивый смертный, который сам рассекает свое Божество!

Если в Божием слове и у богоносных мужей слышишь или о Сыне, или о благом Духе, будто бы Они имеют второе место по Боге Отце; то советую тебе здесь, в словах глубокой мудрости, находить тот смысл, что она не Божество рассекает, но восходит к единому безначальному корню, дабы ты видел единство державы, а не разность досточтимости.

Из Единицы Троица и из Троицы опять Единица - здесь не то же, что ключевая жила, ключ и большая река, и между тем единый ток, в трех видах стремящийся по земле; не то же, что свеща из пылающего костра, опять в него влагаемая; не то же, что слово, исходящее из ума и в нем пребывающее; не то же, что отблеск колеблющихся и освещенных солнцем вод, мелькающий на стене, ни на одно мгновение не останавливающийся, но прежде приближения удаляющийся и прежде удаления приближающийся; не то же, потому что естество Божие не есть что-либо непостоянное, или текучее, или опять сливающееся; напротив того, Богу свойственна неизменность.

А ты, мудрствуя так, приноси в сердце чистую жертву. В Трех Светах одно естество неподвижно. Единица не бесчисленна; потому что покоится в трех Добротах. Троица не в разной мере досточтима; потому что естество нерассекаемо. В Божестве Единица, но тречисленны Те, Которым принадлежит Божество. Каждый есть единый Бог, если именуешь одного. И опять, един Бог безначальный, из Которого богатство Божества, когда слово упоминает о Трех. В первом случае проповедуется смертным досточтимость Трех Светов; во втором мы славим пресветлое единодержавие и не восхищаемся многоначальным собором богов. Ибо, по моему рассуждению, многоначалие есть то же, что и совершенное безначалие, находящееся во взаимной борьбе. А борьба предполагает раздор; а раздор быстро ведет к разрушению. Посему многоначалие да будет у меня как можно дальше от Божества!

Тремя богами можно было бы назвать тех, которых разделяли бы между собою время, или мысль, или державу, или хотение - так что каждый никогда бы не был тождествен с прочими, но всегда находился с ними в борьбе. Но у моей Троицы одна сила, одна мысль, одна слава, одна держава; а через сие не нарушается и единичность, которой великая слава в единой гармонии Божества.

Сие только свету, который во мне, открыло Троичное сияние из-за воскрилий завесы внутрь Божия храма, за которыми сокрыто царственное естество Божие. А если нечто большее открыто ангельским ликам; то еще гораздо более ведомо Самой Троице.

Слово 4, о мире

Воспоем и творение великого Бога, опровергнув ложные мнения.

Един Бог; а что представляли эллинские мудрецы о материи и форме, будто они собезначальны, то ни на чем не основанная баснь. Как все сии почтенные формы, сделанные у них богами, не существовали от начала, но получили бытие по воле великого Бога; так видел ли кто когда-нибудь материю без формы? Или кто нашел форму без материи, хотя и очень много трудился в сокровенных изгибах ума? А я не находил ни тела бесцветного, ни бестелесного цвета. Кто отделял друг от друга то, чего не отделила природа, но свела воедино? Но отделим форму от материи. Рассуди же: если бы они были вовсе не соединимы, то как бы сошлись вместе, или как бы образовался мир, когда они совершенно отдельны? А если соединяемы; то как соединились? Кто, кроме Бога, слил их между собою? Но если Бог - соединитель; то Его же признай и Творцом всего. И горшечник на своем колесе дает форму глине, и плавильщик золота - золоту, и каменотесец - камням. Уступи же, любитель безначалия, уступи Богу нечто большее нашего смысла; и это большее пусть будет материя с движущимися формами. Помыслил многохудожный родитель всяческих - Божий Ум, и произошла материя, облеченная в формы; потому что Он не походит на живописца, в котором видимый перед очами образ возбудил нечто подобное сему образу, чего не мог бы начертать один ум.

И ты, злая тьма манихейская (Манихейство - еретическое учение о равноправной борьбе тьмы и света.- Ред.), не была от начала равнопрестольною высочайшему Свету! Если был Бог, то не было тьмы; потому что зло не могло спорить о равенстве с Богом. Если была тьма, то не даешь места Богу: Ему неприлично быть в согласии с тьмою. Если же представишь их в борьбе; преодолеет сильнейшее. А если скажешь, что они равносильны; кто третий приводит их в единство своею мудростию и прекращает борьбу? И то весьма удивительно, что, возбудив ужасную вражду, тотчас забываешь о сей борьбе и представляешь враждующих согласными. Я состою из души и тела. И душа есть струя бесконечного света - Божества; а тело производишь ты от темного начала. И столь далеких между собою ты сводишь воедино. Если я составляю одну общую природу; то вражда мною прекращена. А если жестокая вражда во мне непримирима; то я не составляю одной природы, сопряженной из души и тела. Ибо не враждебные, но дружественные начала дают общее произведение. Такой мрак облежит твое сердце!

А по моему учению, един есть Бог безначальный, ни с кем не борящийся, един благий Свет, сила высокошественных умов, простых и сопряженных, небесных и земных; а тьма произошла впоследствии, и есть не какая-либо удобоописуемая самостоятельная природа, но наш собственно грех. Грех же есть нарушение заповеди, подобно как ночь есть захождение солнца, немощная старость - минование юности и ужасная зима - следствие удаления солнечного вверх.

Первейший из всех небесных светов, по гордости своей утратив свет и славу, преследует всегдашнею ненавистью человеческий род. От него и первый человек вкусил убийственного греха и смерти, которая по его ухищрению возгнела во мне пламень. Такова природа высоко родившегося зла, которому он отцом! Ржа - пагуба твердому железу; а я - самоубийца - насадил в себе пагубу - грех, по своему умышлению последовав коварным внушениям завистника.

Если же и тогда был ты, мир, близок к славе безначальной Троицы; то почему поставили тебя в такой дали христоносные Светы, сведущие в Божественном; и почему весьма не многое число лет считается после того, как водрузило тебя великое Божие Слово? Но если водружен ты впоследствии; то спрашиваю: поелику Богу нельзя приписать недеятельности и несовершенства, то чем занята была Божия мысль прежде, нежели Всевышний, царствуя в пустоте веков, создал вселенную и украсил формами? - Она созерцала вожделенную светлость Своея доброты, равную и равно совершенную светозарность трисиянного Божества, как известно сие единому Божеству, и кому открыл то Бог. Мирородный Ум рассматривал также в великих Своих умопредставлениях Им же составленные образы мира, который произведен впоследствии, но для Бога и тогда был настоящим. У Бога все пред очами: и что будет, и что было, и что есть теперь. Для меня такой раздел положен временем, что одно впереди, другое позади; а для Бога все сливается в одно, и все держится в мышцах великого Божества. Посему внемлите, что изобрел мой ум.

Все породил в себе Ум, а рождение вовне совершилось впоследствии благовременно, когда открыло великое Божие Слово. Он восхотел создать умные природы, небесную и земную, - сии проницаемые светом зерцала первого Света, чтоб одна, сияя горе, пребывала великою светоносною служительницею Царя, другая же имела славу здесь. Он источает им Божество умов, чтобы царствовать в большем числе небесных умов и для большего числа быть блаженнотворным светом. Ибо таково свойство Царя моего - сообщать блаженство. Но чтобы тварь, приближаясь к Богу, не пожелала равной с Богом славы и не погналась за светом и славой, тогда как всего лучше соблюдать меру, а чрезмерность всего хуже; высокое Слово, благопромышляя о будущих тварях, отдалило как от Троицы все окружающее престол Света, так от ангельских ликов смертную природу. Впрочем, не очень много отдалило Оно служебную ангельскую природу, а гораздо более нашу природу; потому что мы произошли из персти, соединенной с Божеством: природа же простая совершеннее.

Из миров один сотворен прежде. Это - иное небо, обитель богоносцев, созерцаемая единым умом, пресветлая; в нее вступит впоследствии человек Божий, когда, очистив ум и плоть, совершится богом. А другой - тленный мир создан для смертных, когда надлежало устроиться и лепоте светил, проповедающих о Боге красотою и величием, и царственному чертогу для образа Божия. Но первый и последний мир созданы Словом великого Бога.

Слово 5, о Промысле

Так водружен широко основанный мир великим бесконечным Умом, Который все носит в Себе и Сам превыше всего. Но что за помысл объять необъятное? Бог, как скоро устроил мир, с первого же мгновения, по великим и непреложным законам, движит и водит его, как кубарь (волчок, юлу. - Ред.), ходящий кругами под ударом. Ибо не самослучайно естество сего обширного и прекрасного мира, которому нельзя и вообразить чего-либо подобного, и в продолжение толикого времени предоставлен он несамослучайным законам, Видал ли кто дом, или корабль, или быструю колесницу, или щит и шлем, которые бы не были сделаны руками? Мир не простоял бы столько времени, если бы в нем было безначалие. И лик певцов расстроится, если никто им не правит. Вселенной же не свойственно иметь иного Правителя, кроме Того, Кто устроил ее.

Ты, который представляешь звезды вождями нашего рождения, нашей жизни и целого мира, скажи: какое еще иное небо прострешь над самыми звездами и над ним поставишь ли еще новое и новое, чтобы было кому водить водящих? Под одною звездою родится один царь и много других людей, из которых иной добр, а другой худ, один вития, другой купец, третий бродяга, иного же высокий престол делает надменным. Для многих, родившихся под разными звездами, равная участь и на море, и на войне. Кого связывали звезды, тех не связал между собою одинакий конец. А других, хотя разделили звезды, одинакая соединила кончина. Если для каждого есть своя какая-то первая необходимость; то сие чистая баснь. А если и над нею господствует еще общая сильнейшая, и есть звезды, противные звездам; то кто же смешал их? Ибо кто сочетал, тот, если захочет, и расторгнет союз. А если совершил сие Бог; то как же стало первым то, что заменило у тебя моего Бога, если и Самого Бога не подчинишь своим звездам? Если же нет господствующего, то как будет стоять мир? - Я не вижу этой возможности, - хотя бы кто и желал такими рассуждениями изгнать Бога. Ибо необходимо надобно кому-нибудь управлять - или Богу, или звездам.

А я знаю следующее: Бог управляет вселенною. Божие Слово и здесь и там распределяет все, чему положено в Его совете быть на небесе и на земле; и одним тварям даны навсегда непреложно постоянная стройность и течение, а другим уделена жизнь изменяющая и принимающая многие виды. О них - иное явил нам Бог, а иное блюдет в таинницах Своей премудрости, чем хочет обличить пустое тщеславие смертного; одно поставил Он здесь, а другое явится в последние дни. И земледелец пожинает все зрелое; так и Христос, наилучший судия моей жизни.

Таково мое слово; оно независимо от звезд и идет своим путем. Говори ты мне о своих гороскопах, о мелких частях зодиакального круга и о мерах пути; разоряй у меня законы жизни - страх злочестивых и надежду добрых, борющуюся до конца! Если все дает звездный крут; то и я влекусь его же вращением. И самое хотение производится во мне тем же кругом; нет у меня никакой силы воли или ума, которые бы вели меня к добру; но и к этому влечет меня небо.

Не упоминай мне о великой славе Христовой - звезде-благовестнице, которая с востока путеводила волхвов в тот город, где воссиял Христос - безлетный Сын смертного рода! Она не из числа тех, истолкователями которых астрологи, но необыкновенная и не являвшаяся прежде сего, а замеченная в еврейских книгах. Из них предузнав о звезде, посвятившие жизнь звездословию халдеи, когда с удивлением отличили ее от множества наблюдаемых ими звезд и приметили, что с новым сиянием несется она с востока по воздуху в еврейскую землю, заключили о рождении Царя. И в то именно время, как вместе с небожителями поклонились Царю астрологи, отпало у них попечение о своем искусстве.

Но пусть текут своим путем, какой указал им Царь-Христос, сии огнистые, вечнодвижущиеся, несовратимые со своих путей звезды, как неподвижные, так и блуждающие, описывающие, как говорят, одни и те же круги; и мы оставим без исследования, возможна ли природа огня, поддерживаемая без питания, или есть некоторое, так называемое, пятое тело. Что же касается до нас, пойдем своим путем. Ибо мы, хотя узники земные, однако же поспешаем к разумному и небесному естеству.

Слово 6, об умных сущностях

Как солнечный луч из безоблачного неба, встретившись с видимыми еще отражающими его облаками, из которых идет дождь, распростирает многоцветную радугу и весь окружающий эфир блещет непрерывными и постепенно слабеющими кругами, так и природа светов поддерживается в бытии тем, что высочайший Свет лучами Своими непрестанно осиявает умы низшие. И источник светов - Свет - неименуем, непостижим, убегает от быстроты приближающегося к Нему ума, всегда упреждает всякую мысль, чтобы мы в желаниях своих простирались непрестанно к новой высоте. А светы, вторичные после Троицы, имеющей царственную славу, суть светозарные, невидимые Ангелы. Они свободно ходят окрест великого престола; потому что суть умы быстродвижные, пламень и божественные духи, скоро переносящиеся по воздуху. Они усердно служат высоким велениям. Они просты, духовны, проникнуты светом, не от плотей ведут начало (потому что всякая плоть едва огустеет, как уже и разрушается) и не входят в плоти, но пребывают, какими созданы. Желал бы я сказать, что они вовсе не одолимы злом, но удержу слишком борзо несущегося коня, стянув браздами ума. Из них одни предстоят великому Богу, другие своим содействием поддерживают целый мир; и каждому дано особое начальство от Царя: иметь под надзором людей, города и целые народы и даже распоряжать словесными жертвами земнородных.

Но на что решишься, дух мой? В трепет приходит ум, приступая к небесным красотам; стало передо мною темное облако, и недоумеваю, простирать ли вперед или остановить мне слово. Вот путник пришел к крутоберегой реке и хочет ее перейти: но вдруг поколебалась мысль; он медлит своей переправой, долго борется в сердце, стоя на берегу: то необходимостию вложена в него смелость, то страх связал решимость; не раз заносил он ногу свою в воду и не раз отступал назад; однако же после всей борьбы нужда победила страх. Так и я, приближаясь к невидимому Божеству, с одной стороны, о тех, которые предстоят чистому Всецарю и преисполнены светом, боюсь сказать, что они доступны греху, дабы чрез сие и многим не проложить пути к пороку; а, с другой стороны, опасаюсь изобразить в песни моей неизменяемую доброту, так как вижу и совратившегося князя злобы. Ибо Благому не свойственно было насаждать в нас злое свойство и в тех, кого любит, возбуждать мятеж и ненависть. Нельзя также предположить, чтобы зло равномощно было добру и имело особенную природу, или впоследствии происшедшую, или безначальную, как Сам Царь. Но когда недоумевал я о сем, вложил мне Бог следующую мысль:

Первое чистое естество Божества всегда неизменно и никогда не бывает вместо единого многим. Ибо есть ли что-нибудь совершеннее Божества, во что могло бы Оно уклониться? А множественность есть уклонение существа от себя самого. Второе место занимают великие служители высочайшего Света, столько же близкие к первообразной Доброте, сколько эфир к солнцу. А в-третьих, следуем мы - воздух. И одно Божие естество совершенно неизменно; ангельское же естество неудобопреклонно ко греху; а мы, третий род, удобопреклонны, и чем дальше от Бога, тем ближе ко греху.

Посему-то самый первый светоносен, превознесшись высоко, когда, отличенный преимущественною славой, возмечтал о царственной чести великого Бога, - погубил свою светозарность, с бесчестием ниспал сюда, и, захотев быть богом, весь стал тьмою. Хотя и легок он по природе, однако же низринулся до низкой земли. С тех пор преследует он ненавистию тех, которые водятся благоразумием, и, раздраженный своею утратою, преграждает всем небесный путь, не хочет, чтобы Божия тварь приближалась к Божеству, от Которого он отпал, но пожелал, чтобы и люди участвовали с ним в грехе и омрачении. И сей завистник изринул из рая вожделевших иметь равную Божией славу.

Так он за превозношение низринут с своего небесного круга; но ниспал не один. И поелику погубила его дерзость; то увлек в падение многих, именно, всех, кого научил греху, как злоумышленник, склонивший к измене царское воинство; увлек - из зависти к богомудрому сонму Царюющего в горних и из желания царствовать над многими злыми. С тех пор явились во множестве надземные злобы, демоны, последователи злого царя - человекоубийцы, немощные, темные, зловещие призраки ночи, лжецы, дерзкие, наставники в грехах, бродяги, винопийцы, смехолюбцы, смехотворы, прорицатели, двуречивые, любители ссор, кровопийцы, преисподние, скрывающиеся, бесстыдные, учители волшебства. Они, приходя, манят к себе и ненавидят тех, кто им отдается. Они вместе и ночь и свет, чтобы уловлять то явно, то обманом. Таково это воинство, таков и вождь!

Но Христос не истребил его единым движением воли, которым создал целый мир и которым мог бы погубить и его, если бы захотел; потому что трудно укрыться от разгневанного Бога. Однако же не оставил Он свободным врага моего, но попустил ему быть в одно время среди добрых и злых и воздвиг между ними жестокую взаимную брань, чтобы как враг подвергался здесь ужасному позору, сражаясь с теми, которые немощнее его, так подвизающиеся в добродетели всегда имели славу свою, очищаясь в жизни, как золото в горниле. Впоследствии же, может быть и скоро, когда вещество сгорит и наступит огненное воздаяние, понесет наказание сей неукротимый, много наперед смирённый в мучимых служителях своих. Ибо такова казнь породившему зло!

Сему научил меня Дух о светозарности ангельской, как первой, так и последней. Но и здесь она нашла меру. И эта мера - Бог. Поколику приближается кто к Царю, потолику делается он светом, а с просветлением приобретает и славу.

Слово 7, о душе

Душа есть Божие дыхание, и, будучи небесною, она терпит смешение с перстным. Это свет, заключенный в пещере, однако ж божественный и неугасимый. Ибо образу великого Бога неприлично разрушиться бесславно, как разрушаются пресмыкающиеся и неразумные животные, - хотя грех и усиливался соделать его смертным.

Душа не естество истребительного огня; потому что пожирающему не свойственно одушевлять пожираемое. Она не естество воздуха, то выдыхаемого, то вдыхаемого и никогда не остающегося в покое. Она не кровавый ток, пробегающий в теле, даже не гармония составных частей тела, приводимых в единство; потому что не одно и то же естество плоти и бессмертной формы. Да и какое преимущество имели бы добродетельные пред самыми порочными, если растворение стихий сделало их или добрыми, или худыми? Почему и у бессловесных нет разумной природы (так как и у бессловесных есть гармония формы и смертной плоти)? По сему учению, тот и лучший, в ком есть благоустройство стихий. Но так рассуждали в том предположении, что одушевляющим должно признать то, с удалением чего и душа оставляет тело. Почему же не назовешь одушевляющим и пищу, без которой вовсе невозможно жить смертному; так как одно питание укрепляет?

Знаю и другое учение, которого никак не приму; потому что у меня не какая-нибудь общая, всем разделенная и по воздуху блуждающая душа. В противном случае, все бы и вдыхали и выдыхали одинаковую душу, и все те, которые живут на свете, испустив дух, пребывали бы в других живущих: потому что и естество воздуха в разные времена бывает разлито в разных вещах. А если душа есть нечто пребывающее; что она имела сама в себе, и что составляло мой зародыш - также живое существо в утробе рождающей, если меня (душу) привлекла она извне? И если предположишь, что рождающая есть мать многих детей; то должен вменить ей в честь то, что она издержала большее число душ.

И то не умных людей учение, а пустая книжная забава, будто бы душа постоянно меняет разные тела, каждое сообразно прежней жизни, доброй или худой, в награждение за добродетели или в некоторое наказание за грехи; они то облачают, то разоблачают неприличную душу, как человека в одежды; напрасно утруждая себя, вертя колесо злочестивого Иксиона (Мифический царь Иксион за нечестие был привязан в Тартаре к вечно вращающемуся огненному колесу.- Ред.), заставляют ее быть то зверем, то растением, то человеком, то птицею, то змеею, то псом, то рыбою, а иногда тем и другим по два раза, если так оборотится колесо. Где же этому конец? А я никогда не видывал мудрого зверя, имеющего дар слова, или говорящего терна. Ворона всегда болтлива; безгласная рыба всегда плавает в соленой влаге. Если же, как говорят и сами изобретатели сего пустого учения, будет душе еще последнее воздаяние, то она потерпит наказание или без плоти - и сие весьма удивительно, - или с плотию, - тогда которую из многих предашь огню? Всего же непонятнее, каким образом после того, как ты соединял меня с многими телами и эта связь сделала меня знающим многое, одно только избегло от моего ума, а именно: какую кожу носил я наперед, какую потом и во скольких умирал; потому что мой узоналагатель не столько богат был душами, сколько - мешками. Или и это было следствием долговременного скитания, что я впал в забвение прежней жизни?

Теперь выслушай наше превосходнейшее учение о душе. А мы постараемся усладить несколько песнь, начав ее так:

Было время, когда высокое Слово Ума, следуя великому Уму Отца, водрузило несуществовавший дотоле мир. Оно рекло, и совершилось все, что было Ему угодно. Но когда все это - земля, небо и море - составило мир, нужен стал зритель Премудрости - матери всего - и благоговейный царь земной. Тогда Слово рекло: "Пространное небо населяют уже чистые присноживущие служители, непорочные умы, добрые Ангелы, песнословцы, неумолчно воспевающие Мою славу. Но земля украшается одними неразумными животными. Потому угодно Мне создать такой род тварей, в котором бы заключалось то и другое, род тварей, средних между смертными и бессмертными, разумного человека, который бы увеселился Моими делами, был мудрым таинником небесного, великим владыкою земли, новым Ангелом из персти, песнопевцем Моего могущества и Моего ума". Так рекло Слово и, взяв часть новосозданной земли, бессмертными руками составило мой образ и уделило ему Своей жизни; потому что послало в него дух, который есть струя невидимого Божества. Так из персти и дыхания создан человек - образ Бессмертного; потому что в обоих царствует естество ума. Посему, как земля, привязан я к здешней жизни, как частица Божественного, ношу на груди любовь к жизни будущей.

Так сопряжен был первородный человек; а впоследствии тело берется от плотей, душа же примешивается недоведомым образом, привходя совне в перстный состав, как знает сие Соединивший, Который и в начале вдохнул ее и сопряг образ Свой с землею. А иной, пришедши на помощь моей песни, смело и следуя многим, присовокупит и следующее рассуждение. Как тело, первоначально растворенное в нас из персти, соделалось впоследствии потоком человеческих тел и от первозданного корня не прекращается, в одном человеке заключая других; так и душа, вдохнутая Богом, с сего времени сопривходит в образуемый состав человека, рождаясь вновь, из первоначального семени уделяемая многим и в смертных членах всегда сохраняя постоянный образ. Посему-то душа получает в удел умное господство. Но как в тонких трубах и сильное дыхание, даже весьма искусного человека, производит звуки слабые и нестройные, и когда даны ему в руки трубы широкого размера, тогда изливают они совершеннейший звук; так и душа, оказывающаяся бессильною в немощном составе, проявляется в составе укрепившемся и обнаруживает тогда весь ум.

Но поелику нетленный Сын создал Своего человека с тем, чтобы он приобрел новую славу и, изменив в себе земное в последние дни, как бог, шествовал отсюда к Богу; то и не предоставил его собственной свободе и не связал его совершенно, но, вложив закон в его природу и напечатлев в сердце добрые склонности, поставил среди вечноцветущаго рая, хотя в таком равновесии между добром и злом, что он мог по собственному выбору склониться к тому или другому, однако же чистым от греха и чуждым всякой двуличности. А рай, по моему рассуждению, есть небесная жизнь. В нем-то поставил Бог человека, чтобы он был неослабным делателем Божиих словес. Запретил же ему употребление одного растения, которое было совершеннее других, заключая в себе силу к полному различению добра и зла. Ибо совершенное хорошо для преуспевших, а не для начинающих. Последним оно столько же обременительно, сколько совершенная пища младенцу.

Но когда, по ухищрению завистливого человекоубийцы, вняв убедительности женского слова человек вкусил преждевременно сладкого плода и облекся в кожаные ризы - тяжелую плоть - и стал трупоносцем, потому что смертию Христос положил пределы греху; тогда исшел он из рая на землю, из которой был взят, и получил в удел многотрудную жизнь; а к драгоценному растению приставил Бог хранителем Свою пламенеющую ревность, чтобы какой Адам, подобно прежнему, не взошел внутрь преждевременно и прежде, нежели бежал пожирающей снеди сладкого древа, находясь еще во зле, не приблизился к древу жизни. Как увлеченный бурными волнами мореходец отнесен назад и потом, или отдав парус на волю легчайшему веянию, или с трудом на веслах, пускается снова в плавание, так и мы, далеко отплывшие от великого Бога, опять не без труда совершаем вожделенное плавание. И этот новонасажденный грех к злочастным людям перешел от прародителя; отсюда прозяб колос.

Слово 8, о заветах и о пришествии Христовом

Теперь вникни в значение двоякого закона, обнародованного под именем Ветхого и под именем Нового и данного сперва евреям, потому что они первые познали царствующего в горних Бога, а потом и всем концам земли. Ибо Бог-Всеведец управляет человеком, изрекая ему повеления непротиворечащие, как делает какой-нибудь несведущий ум, и неизменяющиеся, что ставится в вину даже смертным. Таково мое понятие о помощи возлюбившего нас Бога.

Злобный враг, после того как изверг из рая первого Адама, обольстив его вредоносным плодом человекоубийственного древа, подобно тому как поражают оружием воинство, в котором убит предводитель, старался и в детях Адамовых насадить зло и смерть. Он со злохитренным умышлением, отвлекши человека от небесного Бога, обратил его взоры на звездное небо, сияющее светозарными красотами, и на изображения людей умерших, какие соорудила любовь и ввела в славу баснь, сперва принятая с верою незложелательными друзьями, потом никем не уличенная во лжи, с течением же лет непрестанно приобретавшая новую силу. И священный еврейский род погубил ум, не покорялся пророкам, которые жаловались, умоляли и непрестанно угрожали гневом Царя, а в прежние времена даже убивал их. Самые цари не имели страха Божия, но большею частию оказались злонравными; и при них не вовсе были оставлены рощи, высоты гор и кровавые жертвы демонам. За сие евреи навлекли на себя ревнивый гнев великого Бога и погибли; а вместо них вступил на путь я, чтобы, возбудив в них соревнование, заставить и их возвратиться к благочестивой вере во Христа, после позднего раскаяния, когда насытятся скорбию о предпочтении им нововведенного народа, заступившего их место.

Но сие будет впоследствии. Поелику же евреи презрели закон; то род человеческий удостоен, наконец, следующей чести, по мановению бессмертного Отца и действием Сына, Христос, когда увидел, что душепагубный грех истребил в человеческом теле все, что было заложено небесного, и хитрый змий царствует над людьми-, тогда, для возвращения Себе Своего достояния не других помощников послал против болезни (потому что в великих страданиях слабое врачевство недостаточно), но Сам, истощив славу, какую имел, как безматерний Сын бессмертного Бога Отца, явился без отца необычайным для меня сыном, даже не необычайным, потому что произошел от меня; и Бессмертный, став смертным, пришел чрез Матерь-Деву, чтобы целому спасти целого человека. И поелику чрез преступное вкушение пал целый Адам; то, по человеческим и вместе не человеческим законам, воплотившись в честной утробе Жены, не познавшей брака (о, чудо невероятное для немощнейших!), пришел Бог и вместе смертный, сочетавший воедино два естества - одно сокровенное и другое видимое для людей, и из которых одно было Бог, а другое родилось для нас в последок дней. В двух естествах единый есть Бог - мой Царь и Христос; потому что соединен с Божеством и из Божества стал человек, чтобы, явившись среди земнородных другим, новым Адамом, уврачевать прежнего Адама. Но Он явился, закрывшись отвсюду завесою, потому что иначе невозможно было бы приблизиться к моим немощам, и притом нужно было, чтобы змий, почитающий себя мудрым, приступив к Адаму, сверх чаяния встретил Бога и о крепость Его сокрушил свою злобу, как шумное море сокрушается о твердый утес. Когда же явился Христос, при Его рождении поколебались земля и небо. Небесный лик возгласил песнопения, а звезда с востока указывала путь волхвам - служителям новорожденного Царя, приносящим Ему дары.

Таково мое слово о новом рождении Христовом! Здесь нет ничего позорного; потому что позорен один грех. А во Христе не имеет места позорное; потому что Его создало Слово, а не от человеческого семени стал Он человеком. Но из плоти Пречистой неневестной Матери, Которую предварительно очистил Дух, исшел самосозданный Человек; принял же очищение ради меня. Ибо и все законное исполнил, как думаю, для того, чтобы воздать закону и награду, как воспитателю, и погребальную честь, как отменяемому.

Но когда явился Предреченный пресветлым светильником великого Света, предтечею в рождении, предтечею и в слове, вопиющим среди пустыни, что Христос мой есть Бог; тогда стал Он посредником двух народов, одного дальнего, другого ближнего (потому что был общим для них краеугольным камнем), и даровал смертным двоякое очищение: одно - вечного Духа, и им очистил во мне прежнее повреждение, рождаемое от плоти, другое - нашей крови (ибо своею называю ту кровь, которую истощил Христос Бог мой), искупление первородных немощей и избавление мира.

Если бы я был не человек изменяемый, а непреодолимый; то была бы нужна мне только заповедь великого Бога, и она бы меня украшала, спасала и вела к высокой славе. Но теперь не богом создал меня Бог, а поставил в равновесии удобопреклонным туда и сюда; потому и поддерживает меня многими опорами, из которых одною служит для людей благодать омовения. Как некогда еврейские дети спасались от погубления Христовою кровию и очищали праги (пороги.- Ред.) дверей, между тем как в одну ночь погибли все первородные Египта; так и это для меня есть печать избавляющего нас от зол Бога, и для младенцев только печать, а для возрастных врачевство и совершеннейшая божественная печать Христа Светодавца, чтобы, спасшись из глубины скорбей и облегчив несколько выю от бремени, обратил я стопы свои к жизни. Ибо и путник, отдохнув от утомления, воздвигает укрепленные в силах колена. Как общее всех достояние воздух, земля, широкое небо и все, что влечет за собою круг годовых времен; так общим достоянием человеков соделалась и спасительная купель.

Слово 9, о человеческой добродетели

Люблю я добродетель; однако ж это не научило меня тому, что такое добродетель и откуда она прийдет ко мне, который так много люблю ее. А неудовлетворенное желание мучит. Если добродетель есть чистый поток, не смешанный с водами, которые стекают со всякого места и от снегов и от дождей, то спрашиваю: кто находил ее на земле? Ибо всякий или имел в себе сердечную нечистоту, или принял ее в себя; между тем как влачит тяжелое тело и совне возмущается врагом нашей жизни, который омрачает и очерняет нас бездною. Да и не свойственно было бы мне, который сам не иное что, как отвердевший ток, и непрестанно влекусь потоком жизни, быть чем-то нетекучим. Если же добродетель не совершенно сребристый поток, но приемлет в себя и худшее и есть нестройная смесь, то скажи: как же она добродетель? По крайней мере, у меня не мало трудится над этим быстрый ум. Снег по природе холоден и бел, а огонь - красноват и тепел. И они несоединимы между собою; а соединяемые насильно, скорее разрушаются, нежели входят в соединение. Как же к добродетели привзошло гнусное, унижающее во мне образ Божий; как к образу великого Бога прикоснулся злорадный грех, если я действительно бог и не напрасно хвалюсь тем, что составляю Твое достояние, Боже? Слышу о прекрасной реке Алфее, что она протекает чрез горькое море, а сладкие воды ее (к удивлению!) не терпят вреда в продолжении сего течения. Но как для воздуха порча - туман и для телесных членов - болезнь; так для добродетели - наша греховная ночь.

Часто заносил я ногу, чтобы шествовать к небу, но тяжкие и снедающие сердце заботы низлагали меня на землю. Нередко также озарял меня пречистый свет Божества; но вдруг становилось предо мною облако, закрывало великое сияние и сокрушало дух мой тем, что свет убегал от приближавшегося к нему. Что значит эта несообщимость? Или смертному написан такой закон, чтобы я всегда томился желанием? Или это к моей же пользе, чтобы мне с трудом приобретать и с трудом сохранять? Ибо то и прочно, над чем работал ум. Как хитрый зверь закрывает одни следы другими; так часто враг затмевал во мне способность различать доброе и злое, чтобы этою хитростию ввести в заблуждение ловца добродетели. Одно предписывает мне плоть, другое - заповедь; одно - Бог, другое - завистник; одно - время, другое - вечность. А я делаю, что ненавижу, услаждаюсь злом, и внутренне горьким, злорадным смехом смеюсь ужасной участи: для меня и гибель приятна. То я низок, то опять превыспрен. Сегодня отвращаюсь презорства, а наутро сам презритель. Как меняются времена, так меняюсь и я, подобно полипу, принимаю на себя цвет камней. Горячие проливаю слезы; но не выплакан с ними грех. Хотя иссяк их поток, однако же новыми преступлениями приготовляю в себе другой; а средства врачевания мною отринуты. По плоти я девственник; но не знаю ясно девственник ли и в сердце. Стыд потупляет глаза, а ум бесстыдно подъемлет их вверх. Зорок я на чужие грехи и близорук для своих. На словах я небесен, а сердцем прильпнул к земле. Спокоен я и тих; но едва подует хотя легкий ветр, вздымаюсь бурными волнами, и волнение не прекратится, пока не наступит тишина; а тогда не очень удивительно утихнуть и гневу.

Нередко и того, кто шел добрым путем с благими надеждами и простирался уже выше посредственной добродетели, вдруг низвергал с высоты губительный враг; и как будто восходил он по песку, который под нетвердой ногою катится назад. Снова простираюсь вверх и снова возвращаюсь назад с большим прежнего срамом. Всегда я в пути, всегда в великом страхе; и едва лишь сделаю несколько шагов вперед, тотчас следует падение. Долга моя жизнь, а не хотелось бы расстаться с жизнию. Желаю уврачевания; но уврачевание от меня далеко; потому что с продолжением дней собираю я больше грехов. Посему-то в нашем роде да будет непреложно известною следующая истина:

Первое, чистое естество - Троица, а потом ангельская природа; в-третьих же - я, человек, поставленный в равновесии между жизнию и болезненною смертию, я, которому предназначена величественная цель, но достигаемая с трудом, если только, хотя несколько, отверста мною дверь греховной жизни; ибо такой подвиг предназначен Богом моему уму. И тот из нас совершеннейший, кто, среди многих зол носит в себе немногие кумиры греха, кто, при помощи великого Бога, храня в сердце пламенную любовь к добродетели, поспешает на высоту, а грех гонит от себя прочь, подобно тому, как ток реки, влившейся в другую быструю и мутную и неукротимую реку, хотя и смешивается с нею, однако же превосходством своей чистоты закрывает грязный её ток. Такова добродетель существа сложного; большее же совершенство предоставлено существам небесным. А ежели кто еще на земле увидел Бога или, восхитив отселе на небо тяжелую плоть, востек к Царю; то сие - Божий дар, Смертным же да будет положена мера!

Но вот вложу тебе в мысль и о том слово, как взойти на верх великой добродетели, которая одна - Чистому чистая жертва. Не думаю, что сие возможно здесь. Ибо здесь многослойный туман лежит на глазах. Вожделенно и то, если и вместе с сею жизнию оставлю многоплачевные грехи. Добродетель - не дар только великого Бога, почтившего Свой образ; потому что нужно и твое стремление. Она не произведение твоего только сердца; потому что потребна превосходнейшая сила. Хотя и очень остро мое зрение, однако же видит зримые предметы не само собою и не без великого светила, которое освещает мои глаза и само видимо для глаз. И к преуспеянию моему нужны две доли от великого Бога, именно: первая и последняя, а также одна доля и от меня. Бог сотворил меня восприимчивым к добру, Бог подает мне и силу, а в середине я - текущий на поприще. Я не очень легок на ногу, но не без надежды на награду напрягаю свои мышцы в бегу; потому что Христос - мое дыхание, моя сила, мое чудное богатство. Он соделывает меня и зорким, и доброшественным. А без Него все мы - смертные игралища суеты, живые мертвецы, смердящие грехами. Ты не видывал, чтобы птица летала, где нет воздуха, чтобы дельфин плавал, где нет воды; так и человек без Христа не заносит вверх ноги.

Не думай о себе слишком высоко и не полагайся на свой ум, хотя ты и очень велемудр. Если и видишь кого ниже себя; не превозносись, как всех превзошедший и находящийся близко к цели. Тот не достиг еще цели, кто не увидел предела своего пути. Много надобно иметь страха, но не должно приходить и в излишнюю робость. Высота низлагает на землю, надежда возносит к небу; а на великую гордыню гневается Бог. За иное можешь взяться руками, иного касайся только надеждой; а от иного вовсе откажись. И то признак целомудрия - знать меру своей жизни. Равно для тебя худо - и отложить благую надежду, и возыметь слишком смелую мысль, что не трудно быть совершенным. В том и другом случае твой ум стоит на худой дороге. Всегда старайся, чтобы стрела твоя попадала в самую цель, смотри, чтобы не залететь тебе далее заповеди великого Христа, остерегайся и не вполне исполнить заповедь; в обоих случаях цель достигнута. И излишество бывает часто бесполезно, когда, желая новой славы, напрягаем стрелу сверх меры.

Если будешь много о себе думать, то напомню тебе, откуда пришел ты в жизнь, чем был прежде, чем - когда лежал в матерней утробе, и чем будешь впоследствии, а именно: прахом и снедию червей; потому что принесешь с собою к мертвецам не более, как и самый немощный. А если будешь низко о себе думать, то напомню тебе, что ты Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе небесный и земной, приснопамятное творение - созданный бог, чрез Христовы страдания шествующий в нетленную славу. Посему не угождай плоти, чтобы не полюбить до излишества настоящую жизнь. Но старайся сооружать прекраснейший храм; потому что человек есть храм великого Бога. И тот сооружает себя в сей храм, кто отрешается от земли и непрестанно шествует к небу. И сей-то храм советую тебе охранять так, чтобы он благоухал от всех твоих дел и слов, чтобы всегда пребывал в нем Бог, чтобы он всегда был совершен, и притом существенно, а не наружно. Не раскрашенный, разноцветный и блещущий поддельными красотами корабль веди по морскому хребту, но крепко сколоченный гвоздями, удобный для плавания, искусно оснащенный руками художника и быстро движущийся по водам.

Пусть всякий простирается вперед, все же да держатся Бога; кто мудр, кто силен, кто богат или беден, все да емлются (держатся. - Ред.) за сию необманчивую опору! Здесь должно привязать челн свой всякому, особливо же мне, который сижу на высоком престоле и посредством жертв возвожу людей к небу, мне, которому, если в омраченном сердце обесчещу Христа, в такой же мере угрожает скорбь, в какой предлежит добрая слава, если приближаюсь к Божеству. Ибо как по Божиим мерам отмеривается мера нашей жизни; так по мерам жизни отмеривается и Божия мера.

Так рассуждая, и здесь безбедно совершишь поприще жизни и после в тот день, когда разрешится сия примрачная жизнь, в добром сопровождении Самого Бога преселишься отсюда.

Слово 10, о человеческой природе

Вчера, сокрушенный своими скорбями, сидел я один вдали от людей, в тенистой роще, и снедался сердцем. В страданиях люблю я такое врачевство и охотно беседую наедине с своим сердцем. Ветерки жужжали и вместе с поющими птицами с древесных ветвей ниспосылали добрый сон даже и слишком изнемогшему духом. А на деревах любимцы солнца, сладкозвучные кузнечики (цикады. - Ред.), из музыкальных гортаней оглашали весь лес своим щебетаньем. Неподалеку была прохладная вода и, тихо струясь по увлаженной ею роще, омывала мои ноги. Но мною так же сильно, как и прежде, владела скорбь. Ничто окружающее не развлекало меня; потому что мысль, когда обременена горестями, нигде не хочет встретить утешения. И я, увлекаемый кружением парящего ума, видел в себе такую борьбу противоположных помыслов.

Кто я был? Кто я теперь? И чем буду? - Ни я не знаю сего, ни тот, кто обильнее меня мудростию. Как покрытый облаком, блуждаю туда и сюда; даже и во сне не вижу, чего бы желал, потому что и низок, и погряз в заблуждениях всякий, на ком лежит темное облако дебелой плоти. Разве тот премудрее меня, кто больше других обольщен лживостию собственного сердца, готового дать ответ на все?

Я существую. Скажи: что это значит? Иная часть меня самого уже прошла, иное я теперь, а иным буду, если только буду. Я не что-либо непременное, но ток мутной реки, который непрестанно притекает и на минуту не стоит на месте. Чем же из этого (из того, чем я был, есть и буду) назовешь меня? Что наиболее, по-твоему, составляет мое я? - Объясни мне сие; и смотри, чтобы теперь этот самый я, который стою перед тобою, не ушел от тебя. Никогда не перейдешь в другой раз по тому же току реки, по которому переходил ты прежде. Никогда не увидишь человека таким же, каким видел ты его прежде.

Сперва заключался я в теле отца, потом приняла меня матерь, но как нечто общее обоим; а потом стал я какая-то сомнительная плоть, что-то, не похожее на человека, срамное, не имеющее вида, не обладающее ни словом, ни разумом; и матерняя утроба служила мне гробом. И вот мы от гроба до гроба живем для тления! Ибо в этой жизни, которую прохожу, вижу одну трату лет, которая мне приносит гибельную старость. А если там, как говорит Писание, примет меня вечная и нетленная жизнь, то скажи: настоящая жизнь, вопреки обыкновенному твоему мнению, не есть ли смерть, а смерть не будет ли для тебя жизнию?

Еще не родился я в жизнь. Для чего же крушусь при виде бедствий, как нечто, приведенное в свой состав? Это одно и непреложно для существ однодневных; это одно для меня сродно, непоколебимо, не стареется, после того как, вышед из недр матери, пролил я первую слезу, прежде нежели коснулся жизни, оплакав все те бедствия, с которыми должен встретиться. Говорят, что есть страна, подобная древнему Криту, в которой нет диких зверей, и также есть страна, где неизвестны хладные снеги. Но из смертных никто еще не хвалился тем, что он, не испытав тяжелых бедствий жизни, преселился отселе. Бессилие, нищета, рождение, смерть, вражда, злые люди - эти звери моря и суши, все скорби - вот жизнь! И как много я видел напастей, и напастей ничем не услажденных; так не видал ни одного блага, которое бы совершенно изъято было от скорби, с тех пор как пагубное вкушение и зависть противника заклеймили меня горькою опалой.

К тебе обращаюсь, плоть, к тебе, столько неисцельной, к тебе - льстивому моему врагу и противнику, никогда не прекращающему нападений. Ты злобно ласкающийся зверь, ты (что всего страннее) охлаждающий огонь. И великое было бы чудо, если бы напоследок и ты сделалась когда-нибудь ко мне благорасположенною!

И ты, душа моя (пусть и тебе сказано будет приличное слово), кто, откуда и что такое? Кто сделал тебя трупоносицею, кто твердыми узами привязал к жизни, кто заставил непрестанно тяготеть к земле? Как ты, дух, смесилась с дебелостию, ты, ум, сопряглась с плотию, ты, легкая, сложилась с тяготою? Ибо все это противоположно и противоборствует одно другому. Если ты вступила в жизнь, будучи посеяна вместе с плотию, то сколько пагубно для меня такое сопряжение! Я образ Божий и родился сыном срама, со стыдом должен матерью своего достоинства наименовать похотение; потому что началом моего прозябания было истекшее семя, и оно сотлело, потом стало человеком, и вскоре будет не человеком, но прахом - таковы последние мои надежды! А если ты, душа моя, что-нибудь небесное, то желательно знать, откуда ведешь начало? И если ты Божие дыхание и Божий жребий, как сама думаешь, то отложи неправду, и тогда поверю тебе; потому что в чистом несвойственно быть и малой скверне. Тьма - не доля солнца, и светлый дух никогда не был порождением духа лукавого. Как же ты возмущаешься столько от приражений губительного велиара, хотя и сопряжена с небесным духом? Если и при такой помощи клонишься ты к земле, то, увы! увы! сколь многомощен твой губительный грех! А если ты во мне не от Бога, то какая твоя природа? Как страшно, не надмеваюсь ли напрасно славой!

Божие создание, рай, эдем, слава, надежда, заповедь, дождь - истребитель мира, дождь - огнь с небеси, а потом закон - писанное врачевство, а потом Христос, соединивший Свой образ с нашим, чтобы и моим страданиям подал помощь страждущий Бог и соделал меня богом через Свое человечество... Но мое сердце ничем не приводится в чувство. В самоубийственном исступлении, подобно вепрям, напираем мы на меч, Какое же благо жизни? - Божий свет. Но и его преграждает мне завистливая и ужасная тьма. Ни в чем не имею преимущества, если только не преимуществуют предо мною злые. О, если бы при больших трудах иметь мне равную с ними долю! Я повержен в изнеможение, поражен Божиим страхом, сокрушен дневными и ночными заботами. Этот высоковыйный и поползновенный гонит меня сзади, наступил на меня пятою. Говори ты мне о всех страхованиях, о мрачном тартаре, о пламенеющих бичах, о демонах - истязателях наших душ. - Для злых все это баснь! Для них всего лучше то, что под ногами. Их нимало не приводит в разум угрожающее мучение. Лучше было бы беззаконникам остаться впоследствии ненаказанными, нежели мне ныне сокрушаться о бедствиях греха.

Но что говорить о людях? К чему так подробно описывать скорби нашего рода? Все имеет свои горести. И земля не непоколебима; и ее приводит в содрогание ветер. Времена года стремительно уступают место одно другому. Ночь гонит день, буря помрачает воздух; солнце затмевает красоту звезд, а облако - красоту солнца. Луна возрождается вновь. Звездное небо видимо только вполовину. И ты, денница, был некогда в ангельских ликах, а теперь, ненавистный, со стыдом спал с неба!

Умилосердись надо мною, царственная, досточтимая Троица! и Ты не вовсе избегла от языка безрассудных однодневных тварей! Сперва Отец, потом великий Сын, а потом Дух великого Бога были предметом хулы!

К чему приведешь ты меня, зломудренный язык? Где прекратятся мои заботы? Остановись. Все ниже Бога, Покорствуй Слову. Не напрасно (возобновлю опять песнь) сотворил меня Бог. От нашего малодушия такая мысль. Теперь мрак, а потом дастся разум, и все уразумеешь, когда будешь или созерцать Бога, или гореть в огне.

Как скоро воспел мне сие любезный ум, утолилась моя скорбь. Поздно пришел я домой из тенистой рощи, и иногда смеюсь над рассуждающими иначе, а иногда, если ум в борьбе с самим собою, томлю скорбию сердце.

Слово 11, о малоценности внешнего человека и о суете настоящего

Кто я был? Кто я теперь? И чем буду по прошествии недолгого времени? Куда приведешь и где поставишь, Бессмертный, великую тварь, ежели есть великое между тварями? А по моему мнению, мы ничего не значащие однодневные твари и напрасно поднимаем высоко брови, ежели в нас то одно и есть, что видят люди, и ничего не имеем мы, кроме гибнущей жизни.

Телец, едва оставил недра рождающей - уже и скачет, и крепко сжимает сладкие сосцы, а на третьем году носит ярмо, влачит тяжелую колесницу и могучую выю влагает в крепкий навыйник. Пестровидный олень, едва из матерней утробы - и тотчас твердо становится на ноги подле своей матери, бежит от кровожадных псов и от быстрого коня, скрывается в чащах густого леса. Медведи, порода губительных вепрей, львы, равный в скорости ветру тигр и рыси, лишь в первый раз завидят железо - тотчас у них ощетинилась шерсть и с яростию бросаются они на сильных звероловов. Недавно еще покрытый перьями птенец, едва оперился - и высоко над гнездом кружится по просторному воздуху. Золотая пчела оставила только пещеру - и вот строит себе противоположную обитель и дом наполняет сладким плодом; а все это - труд одной весны, У всех у них готовая пища, всем пир дает земля. Не рассекают они ярого моря, не пашут земли; нет у них хранилищ, нет виночерпиев. И быстролетную птицу питают крылья, а зверей - дебри. Если и трудятся, то у них небольшая однодневная работа. А огромный лев, как слыхал я, растерзав зверя, им умерщвленного, гнушается остатками своего пира. Притом сказывают, что он, попеременно, в один день вкушает пищу, а в другой одним питием прохлаждает жадную гортань, чтобы приучить к воздержности чрево. Так жизнь их не обременена трудами. Под камнем или ветвями всегда готовый у них дом. Они здоровы, сильны, красивы. Когда же смирит болезнь, беспечально испускают последнее дыхание, не сопровождают друг друга плачевными песнями и друзья не рвут на себе волос. Скажу еще более: они бестрепетно теряют жизнь; и зверь, умирая, не боится никакого зла.

Посмотри же на жалкий человеческий род; тогда и сам скажешь с стихотворцем: "Нет ничего немощнее человека" (Гомер. Одиссея. Песнь 18, ст. 130). Я плод истекшего семени; с болезнями родила меня матерь, и вскормлен я с великими и тяжкими трудами. Сперва матерь носила меня в объятиях - сладостный труд! - а потом не без болезненных воплей сошел я на землю; потом стал ходить по земле, как четвероногий, пока не поднялся на колеблющиеся ступни, поддерживаемый чужими руками. Со временем в намеках немотствующего голоса проблеснул мой ум. А потом уже под руководством других я выплакал себе слово. В двадцать лет собрался я с силами, но прежде сего, как подвизавшийся на поприще, встретил много поражений. Иное остается при мне, другое для меня погибло, а над иным (да будет известно тебе, душа моя!) будешь еще трудиться, проходя жизнь - это стремление, во всем тебе противное, этот дикий поток, это волнующееся море, то здесь, то там вскипающее от непрестанных порывов ветра. Часто обуреваюсь собственным своим безрассудством; а оное навел на меня противник нашей жизни - демон.

Если верно уставишь весы и взвесишь все, что в жизни приятного и что прискорбного, то одна чаша, до верха нагруженная злом, пойдет к земле, а другая, напротив, с благами жизни, побежит вверх. Война, море, возделывание земли, труд, разбойники, приобретение имущества, описи имений, сборщики податей, ходатаи по делам, записи, судьи, неправдивый начальник - все это еще детские игрушки в многотрудной жизни. Посмотри и на приятность жизни: пресыщение, обременение, пение, смехи, гроб, всегда наполненный сотлевшими мертвецами; брачные дары, брак, брак второй, если расторгся прежний, прелюбодеи, поимка прелюбодеев; дети - тревожная скорбь; красота - неверная приманка; безобразие - невинное зло; заботы о добрых детях, печаль о худых; богатство и нищета - сугубое зло; презорство, гордость - все это как шар, летающий из рук в руки у молодых людей.

Итак, смотря на сие, снедаюсь сердцем, если почитают лучшим то, в чем больше зла, нежели добра. Не плачешь ли, слыша, сколько было скорбей у живших до нас? Впрочем, не знаю, будешь ли ты при этом плакать или смеяться. Мудрецы древности находили для себя приличным и то, и другое; и у одного из них извлекало слезы, а в другом возбуждало смех, что Трояне и Ахеи, друг на друга бросаясь, бились и взаимно себя истребляли за прелюбодейную жену; что брань была у Куретов и у браннолюбивых Этолян за свиную голову и за щетину молодого кабана; что Эаковы сыны, при всей великой славе, умерли, один среди врагов от неистовой руки, а другой от женолюбия; что именит был Амфитрионов сын (Геракл. - Ред.), но и этот, всеразящий, погиб от ядоносной одежды. Не избежали злой участи и Киры, и Крезы, а равно и наши, как будто вчерашние только, цари. И тебя, почитавшийся сыном змия, неудержимая сила - Александр, погубило вино, когда обошел ты целую землю! Какое преимущество между согнившими? Тот же прах, те же кости - и герой Атрид, и нищий Ир, царь Константин и мой служитель; и кто злострадал, и кто благоденствовал, у всех нет ничего, кроме гроба.

Такова здешняя участь; но что же в другой жизни? Кто скажет, что приносит неправедным последний день? Там клокочущий пламень, ужасная тьма удалившимся от света, червь - всегдашнее памятование наших грехов. Лучше бы тебе, грешник, не вступать во врата жизни, и если вступил, всему разрушиться наравне со зверями; чем после того, как терпишь здесь столько скорбей, понести еще наказание, которое тяжелее всего, претерпеваемого тобою в здешней жизни! Где великая слава моего прародителя? - Погублена снедию. Где премудрый Соломон? - Покорен женами. Где этот Иуда, сопричисленный к двенадцати? - За малую корысть объят тьмою.

Молю Тебя, Царь мой Христос: подай, Блаженный, Твоему служителю немедленное исцеление от зол, преселив его отселе! Для людей одно только благо, и благо прочное - это небесные надежды. Ими дышу я несколько; а к прочим благам чувствую великое отвращение. И я готов предоставить существам однодневным все то, что влачится по земле: отечество и чужую сторону, престолы и сопряженные с ними почести, близких, чужих, благочестивых, порочных, откровенных, скрытных, смотрящих независтливым оком, снедаемых внутренне самоубийственным грехом. Другим уступаю приятности жизни; а сам охотно их избегну.

О, как продолжительною сделали жизнь эту бедствия! - Долго ли мне сидеть у гноища? Как будто все блага нашей жизни заключены в одном утешении - изо дня в день то принимать в себя, то извергать отмеренное. Не многим пользуется гортань; а все прочее переходит в сток нечистот. Еще зима, еще лето; то весна, то осень попеременно; дни и ночи - двойные призраки жизни; небо, воздух, море - во всем этом, и что неподвижно, и что вращается, ничего для меня нет нового, всем я пресыщен. Другую даруй мне жизнь и другой мир, для которого охотно понесу все тяжести трудов. Лучше бы мне умереть, когда заключил Ты меня в матернюю утробу; ибо как скоро начал я жизнь, моим уделом стали тьма и слезы.

Что это за жизнь? - Воспрянув из гроба, иду к другому гробу и, восстав из могилы, буду погребен в нещадном огне. Да и это время, пока дышу, есть быстрый поток бегущей реки, в которой непрестанно одно уходит, другое приходит, и ничего нет постоянного. Здесь все один прах, который закидывает мне глаза, и я дальше отпадаю от Божия света, ощупью, по стене, хватаясь за то и другое, брожу вне великой жизни. Отважусь на одно правдивое слово: человек есть Божия игра, подобная одной из тех, какие видим в городах. Сверху надета личина, которую сделали руки; когда же она снята, каменею от стыда, явившись вдруг иным. Такова вся жизнь жалких смертных. У них на сердце лежит мечтательная надежда, но тешатся ею недолго.

А я, который емлюсь за Христа, никогда не отрешусь от Него, пока связан узами сей перстной жизни. Во мне двоякая природа. Тело сотворено из земли, потому и преклонно к свойственной ей персти. А душа есть Божие дыхание, и всегда желает иметь лучшую участь пренебесных. Как поток течет из источника по ровному месту, а пламенеющий огонь знает один неизменный путь - возноситься вверх, так и человек велик; он даже Ангел, когда, подобно змее, совлекши с себя пестровидную старость, восходит отселе. Торжествуйте иереи, я умер! И вы, злые соседи, не придете уже от меня в трепет, как прежде! Вы сами себе заграждаете великое милосердие присноживущего Царя. А я, оставив все, имею одно - крест, светлый столп моей жизни. Когда же я буду восхищен отселе и коснусь пренебесных жертв, к которым не приближается скрытное зло - зависть; тогда (если позволено сказать) и за завистливых буду беззавистно молиться.

Кто я? Откуда пришел в жизнь? И после того, как земля примет меня в свои недра, каким явлюсь из восставшего праха? Где поставит меня великий Бог? И, исхитив отселе, введет ли в покойную пристань? Много путей многобедственной жизни, и на каждом встречаются свои скорби; нет добра для людей, к которому бы не примешивалось зло; и хорошо еще, если бы горести не составляли большей меры! Богатство неверно; престол - кичение сновидца; быть в подчинении тягостно; бедность - узы; красота - кратковременный блеск молнии; молодость - временное воскипение; седина - скорбный закат жизни; слова летучи; слава - воздух; благородство - старая кровь; сила - достояние и дикого вепря; пресыщение нагло; супружество - иго; многочадие - необходимая забота; бесчадие - болезнь; народные собрания - училище пороков; недеятельность расслабляет; художества приличны пресмыкающимся по земле; чужой хлеб горек; возделывать землю трудно; большая часть мореплавателей погибли; отечество - собственная яма; чужая сторона - укоризна. Смертным все трудно; все здешнее - смех, пух, тень, призрак, роса, дуновение, перо, пар, сон, волна, поток, след корабля, ветер, прах, круг, вечно кружащийся, возобновляющий все, подобное прежнему, и неподвижный и вертящийся, и разрушающийся и непременный - во временах года, днях, ночах, трудах, смертях, заботах, забавах, болезнях, падениях, успехах.

И это дело Твоей премудрости, Родитель и Слово, что все непостоянно, чтобы мы сохраняли в себе любовь к постоянному! Все обтек я на крылах ума - и древнее и новое; и ничего нет немощнее смертных. Одно только прекрасно и прочно для человека: взяв крест, преселяться отселе. Прекрасны слезы и воздыхания, ум, питающийся божественными надеждами, и озарение пренебесной Троицы, вступающей в общение с очищенными. Прекрасны отрешение от неразумной персти, нерастление образа, приятого нами от Бога. Прекрасно жить жизнию чуждой жизни и, один мир променяв на другой, терпеливо переносить все горести.

Слово 12, блаженства и определения духовной жизни

Блажен, кто ведет пустынную жизнь, не имеет общения с привязанными к земле, но обожил свой ум.

Блажен, кто в общении со многими не развлекается многим, но преселил к Богу всецелое сердце.

Блажен, кто вместо всех стяжаний приобрел Христа, у кого одно стяжание - крест, который и несет он высоко.

Блажен, кто господин своих чистых от неправды стяжаний и подает нуждающимся божескую руку.

Блаженна жизнь счастливых девственников, которые, отрясши плоть, близки к чистому Божеству.

Блажен, кто, уступив немногое законам брака, приносит в дар Христу большую часть любви.

Блажен, кто, восприяв на себя власть над народом, чистыми и великими жертвами примиряет Христа с земнородными.

Блажен, кто, принадлежа к стаду, занимает место между пасомыми, как совершеннейшая овца Христова.

Блажен, кто в высоких парениях очищенного ума видит светозарность небесных светов.

Блажен, кто многотрудными руками чтит царя и для многих служит законом жизни.

Все они наполняют собою небесные точила -эти вместилища для плода наших душ, хотя каждая добродетель ведет в особое место; потому что много обителей для многих родов жизни.

Блажен, кто показал великий дух, обнищавший страстями, кто проводит здешнюю жизнь в слезах, кто всегда алчет небесной снеди, кто чрез кротость делает себя наследником великих обетовании, кто своею сострадательностию привлекает к себе великое Божие милосердие, кто друг мира и чист сердцем, кто терпит великие скорби ради Христа - Великой Славы - и сам идет во сретение великой славе.

Иди какою хочешь из этих стезею. Если пойдешь всеми - это всего лучше. Если пойдешь немногими - второй тебе венец. А если пойдешь и одною, но превосходною - и то приятно. Всем уготованы обители по достоинству - и совершеннейшим и менее совершенным.

И Раав неблагочинную вела жизнь, но и ту соделала славною через свое превосходное страннолюбие. Мытарь за одно - за смиренномудрие - получил преимущество пред фарисеем, который много превозносился. Лучше девственная жизнь - подлинно лучше! - но если она предана миру и земному, то хуже супружества. Высока жизнь целомудренных нестяжателей, привитающих (обитающих. - Ред.) в горах; но гордость и их низлагала неоднократно; потому что они, не измеряя своей добродетели другими совершеннейшими образцами, иногда в сердце своем именуют высотою, что не высоко, а нередко, при пламенеющем уме, ноги, как горячие кони, несут их далее цели. Посему, или на легких крылах несись все выше и выше, или, оставаясь внизу, совершай безопасное течение, не страшась, что какая-нибудь тяжесть преклонит крылья твои к земле и ты, вознесшись, падешь жалким падением.

Малый корабль, скрепленный частыми гвоздями, поднимает больше груза, нежели большой корабль, худо связанный. Тесный путь устроен к Божиим вратам; но многие стези выводят на одну дорогу. Пусть одни идут тою, а другие - другою стезею, какую кому указывает природа, только бы всякий вступил на тесный путь. Не всем равно приятна одна снедь; и христианам приличен не один образ жизни.

Для всех превосходны слезы, бдения и труды. Для всех хорошо обуздывать ярость беспокойных страстей, преодолевать невоздержность, подкланяться под державную руку Христову и трепетать грядущего дня (Суда по всеобщем воскресении). Если же идешь совершенно горним путем; ты уже не смертный, но, по Григориеву слову, один из небожителей.

Поклялся я Самим Словом, Которое для меня есть высочайший Бог, Начало от Начала - от бессмертного Отца, Образ Первообраза, естество, равное Отчему, Бог, пришедший с небес и вступивший в человеческую жизнь, - поклялся я: ни умом, замыслившим вражду, не унижать Великий Ум, ни чуждым словом - Слово. А если бы, последовав внушениям богоборных времен, стал я рассекать Божество Пресветлой Троицы; если бы мой ум обольстился высоким престолом или подал я руку искательству других; если бы предпочел я Богу смертного помощника, привязав корабль свой к хрупкому камню; если бы в счастии возгордился я сердцем или опять, встретившись с напастями, уныл духом; если бы стал я судить суд, уклонившись сколько-нибудь от закона; если бы человеческой гордости отдал я предпочтение пред преподобными; если бы, видя, как злые наслаждаются тишиною, а добрые разбиваются об утесы, уклонился я от правого пути; если бы зависть иссушила мое сердце; если бы посмеялся я падению других, хотя и не святых, как будто бы сам стою неподвижною ногою; если бы от умножившейся желчи пал мой ум; если бы язык побежал без узды и похотливое око увлекло за собою сердце; если бы возненавидел я кого напрасно; если бы коварно или явно стал я мстить своему врагу; если бы отпустил я от себя нищего с пустыми руками или с сердцем, жаждущим небесного слова; то Христос да будет милосерд к другому, а не ко мне; мои же труды, до самой седины, да развевает ветер!

Такими законами связал я жизнь свою. А если в желаемом достигну конца, то по Твоей благодати, Нетленный!

© Святитель Григорий Богослов. Песнопения таинственные. М.: "Правило веры", 2000. c. 15-94