Четверг, 12 Июль 2012 11:39

Библейская история Ветхого Завета ч.2

Оцените материал
(1 Голосовать)

Следовавшие за Иеффаем трое судей израильских мирно правили народом - Есевон семь лет, Елон десять лет и Авдон восемь лет. Все они пользовались семейным благословением, имели многочисленных сыновей, а также и владели значительными богатствами, так что напр. у су­дии Авдона «было сорок сыновей и тридцать внуков, ез­дивших на семидесяти молодых ослах», - в знак особен­ного достоинства и богатства.

 

 

Между тем, при отсутствии сильной и общепризнан­ной власти, которая бы твердой рукой управляла всем на-родом, израильтяне все более и более поддавались нечес­тию и идолопоклонству, ослабевая в то же время и поли­тически. Этим воспользовались филистимляне и поработи­ли их. Филистимляне были одним из самых воинственных народов земли Ханаанской. Они переселились с о. Крита и еще во времена Авраама твердо укрепились на богатой прибрежной равнине (Шефела), к северу и югу от Аскалона. Впоследствии они сильно расширили свои владения и достигли такого могущества, что влияние их чувствова­лось на всем протяжении страны, в которой они сохраня­ли свое господство до самого Давида. Соединившись с не­сколькими туземными племенами, еще продолжавшими жить в Газе, Хевроне и других местах, они совершенно со­крушили силы израильтян, которые, как земледельческий народ, не в состоянии были выдержать напор народа, главным ремеслом которого была война. Даже храброе ко­лено Иудино должно было положить пред ними свое ору­жие и подчиниться тяжкому и позорному игу, для обес­печения которого филистимляне к тому же совершенно обезоружили побежденных, увели у них в плен всех куз­нецов и оружейников, так что израильтяне для всякой кузнечной и слесарной работы вынуждены были обра­щаться к своим жестоким врагам. Неудивительно, что при таких обстоятельствах филистимское иго могло тяготеть целых сорок лет, не вызывая даже попытки к освобожде­нию от него. Народ пал духом и в полном унынии отча­ялся уже в надежде на какое-либо избавление. Но избави­тель уже явился в его среде и готов был выступить на защиту своего народа. Это был необычайный герой - по имени Самсон. Самсон был сын бездетной дотоле четы Маноя с женой из колена Данова, соседнего с филистим-ской землей и потому наиболее терпевшего от жестоких врагов. Самое рождение его было возвещено ангелом, ко­торый объявил жене Маноя, «что она зачнет и родит сы­на, и бритва не коснется головы его, потому что от само­го чрева младенец сей будет назорей Божий, и он начнет спасать Израиля от руки филистимлян». То же известие повторено было и самому Маною с подтверждением его особым видением ангела, поднимавшегося в пламени жертвенника. В определенное время действительно родил­ся у них сын, которому дано было имя Самсон.

 

Колено Даново, к которому принадлежал Самсон, всегда было сравнительно малым и не в силах было даже отвоевать отведенного ему И. Навином удела у филистим­лян, которые совершенно отрезали его от приморской равнины и стеснили в горах. Положение его было столь стесненным, что впоследствии оно вынуждено было даже выселить из себя значительную часть, предоставив ей ис­кать себе местожительство на северной границе страны. Но у них был укрепленный лагерь на горах, господствовав­ших над филистимской равниной, и там-то именно возра­стал Самсон. Будучи назореем, т.е. человеком, всецело по­священным на служение Богу и Его царству24, и представ­ляя живой урок, что сила и спасение избранного народа заключались только в его невидимом Царе, который давал Свою помощь только за исполнение Его святых законов, Самсон возрастал в виду городов и деревень своих угнета­телей. При виде угнетенного положения своего народа от жителей этих идолопоклоннических городов и страдая за честь своего отечества и своего Бога, юный назорей возму­щался духом, и в народе уже носились слухи, как «Дух Господень» по временам действовал в длинноволосом от­роке, уже начинавшем обнаруживать необычайную силу.

 

Достигнув возмужалости, Самсон не сразу выступил на спасение своего народа от врагов, а показал сначала ту же слабость, которою страдали все вообще израильтяне. Он был в нравственном отношении как бы зеркалом сво­его народа. Будучи, как и весь народ, посвященным Богу, он воплотил в своей жизни как добродетели, так и поро­ки своего народа, и потому на первых же порах привязал­ся к одной филистимлянке и просил своих родителей поз­волить ему жениться на ней. Увидев, как напрасно было бы их сопротивление неразумному поступку их пылкого юноши-сына, они согласились. По дороге к своей невесте Самсон впервые обнаружил свою необычайную силу. Не­подалеку от виноградников Фимнафы, местожительства его невесты, на него напал молодой лев; но Самсон, почув­ствовав в себе чудесную силу, не смутился, а растерзал льва как козленка, хотя у него не было в руках никакого ору­жия. Он никому не сказал об этом, но, проходя в другой раз той же дорогой, увидел, что в трупе убитого им льва, успевшего под палящим зноем совершенно высохнуть, за­велся рой пчел. Захватив с собою мед, Самсон в качестве жениха устроил семидневный пир для тридцати своих брачных друзей и, будучи в веселом расположении духа, предложил им отгадать загадку, под условием в случае ус­пеха уплатить им тридцать синдонов (рубашек из тонко­го полотна) и тридцать перемен одежд, выговаривая то же и себе в случае их неумения отгадать ее. Те согласи­лись, и он сказал им: «из ядущего вышло едомое, из силь­ного вышло сладкое». Три дня бесплодно бились брачные друзья над этой таинственной для них загадкой, наконец, видя, что не в силах разгадать ее, они обратились к его но­вобрачной жене и начали приставать к ней, чтобы она до­билась у Самсона разгадки, угрожая в противном случае сжечь ее и дом отца ее. «Разве вы призвали нас, чтобы обобрать нас?» грубо приступали к ней озадаченные брач­ные друзья. Слезами и мольбами новобрачная склонила Самсона отгадать ей загадку, и добившись от него реше­ния, передала его и брачным друзьям, которые с торжест­вом и отгадали ее Самсону. «Что слаще меда и что силь­нее льва!» сказали они негодующему Самсону, который сразу же понял измену своей жены и заметил им: «если бы вы не орали на моей телице, то не отгадали бы моей загадки». Однако нужно было уплатить по условию, и тут он в первый раз воспользовался случаем отомстить филис­тимлянам. Придя в филистимский город Аскалон, он убил там тридцать человек, снял с них одежды и отдал переме­ны платья их разгадавшим загадку. С гневом он оставил свою неверную жену, и она вышла за одного из его брач­ных друзей. Терзаемый ревностью, он хотел вновь сойтись с своей женой, но, получив отказ от бывшего тестя, онжестоко отомстил филистимлянам, пустив в их созревшие для жатвы пшеничные поля триста лисиц с привязанны­ми к их хвостам зажженными факелами. Это, в свою оче­редь, навлекло мщение филистимлян на его бывшего тес­тя, дом которого они сожгли вместе с бывшей женой Самсона. Чтобы наказать самого виновника своего бедст­вия, они с войском выступили против израильтян, и по­следние, совершенно потеряв всякую надежду на избавле­ние от тяжкого ига, унизились в своем раболепстве перед врагами до того, что готовы были выдать филистимлянам своего единственного героя-патриота. Связанный двумя новыми веревками, Самсон был отведен к филистимля­нам; но когда те, увидев его в таком положении, от мсти­тельного злорадства вскричали, на Самсона сошел Дух Господень, и веревки, бывшие на руках его, сделались как перегоревший лен, и упали узы его с рук его», а он, схва­тив попавшуюся ему свежую ослиную челюсть, избил ею тысячу ошеломленных филистимлян. Утолив свою жажду из чудесно образовавшегося источника, Самсон возвратил­ся домой и «был судьею Израиля во дни филистимлян двадцать лет».

 

С течением времени однако же свойственная всему народу порочность все более и более одолевала богатыря-судию, и чудесный победитель храбрых воинов поддался чувственной страсти к коварным женщинам. Застигнутый однажды в Газе, филистимском городе, на ночлеге у одной блудницы, Самсон был окружен врагами, решившимися убить его поутру. Но он, встав в полночь, вырвал городские ворота вместе с вереями и, взвалив их себе на могу­чие плечи, отнес их на вершину горы, в получасе пути от города. Таким образом он еще раз избежал мщения фи­листимлян; но час падения его уже был близок. Свое на-зорейство он нарушил позорным распутством, и потому, еще и нося на себе длинные волосы, уже не носил в себе Духа Божия. И гибель его скоро довершена была новой, увлекшей его в свои сети женщиной, коварной Далидой. Это была известная красавица, злоупотреблявшая своей красотой. Зная сластолюбивый нрав Самсона, филистимские князья порешили воспользоваться этой женщиной для погубления своего страшного врага и, как это неред­ко делалось в древности, подкупили ее, чтобы она своими ласками склонила его открыть ей, в чем заключалась тай­на его чудесной сверхъестественной силы. Три раза Сам­сон уклонялся от раскрытия тайны, но коварство Далиды победило наконец. Узнав, что сила Самсона заключалась в его назорейских волосах, она усыпила его на своих коле­нях, «и призвав человека, велела ему остричь семь кос го­ловы его. И начал он ослабевать и отступила от него сила его». Этого только и ждали его смертельные враги. Захва­тив своего обессиленного врага, филистимляне выкололи ему глаза, привели его в свой главный город Газу и, сковав его двумя медными цепями, заставили его молоть «в доме узников". Чрез несколько времени филистимляне в честь своего национального бога Дагона (идола с человеческим туловищем и рыбьим хвостом) устроили великолепный пир, соединив вместе с ним торжество в память победы над своим страшным врагом. Чтобы позабавиться беспо­мощным богатырем, они привели на пир также и Самсо­на, где и подвергли его всевозможным издевательствам и побоям. Между тем волосы его успели уже отрасти опять. Вновь почувствовав в себе силу, ослепленный богатырь ве­лел своему вожатому подвести себя к колоннам, на кото­рых утверждался увеселительный дом, переполненный ве­селящимися филистимлянами, Обхватив два средних стол­ба и с последнею молитвою к Богу воскликнув: «умри, душа моя, с филистимлянами», Самсон зашатал колонны, и весь дом, со всеми веселившимися в нем, рухнул на Самсона, похоронив его под своими развалинами вместе с тысячами отмщенных им за свое поношение филистим­лян. Пораженные ужасом, филистимляне не воспрепятст­вовали родственникам Самсона взять его тело, которое и было погребено на его родине, между Цором и Естаолом, в гробнице отца его Маноя.

 

Чтобы понять и оценить все величие Самсона, нужно принять во внимание обстоятельства его вре­мени. Поистине велик и силен верою в непрелож­ность божественного обетования о назначении из­бранного народа был человек, который один, среди всеобщего уныния и подавленности, осмелился вы­ступить против жестоких угнетателей. И это было в такую мрачную пору нравственного падения, когда даже колено Иудино совершенно пало духом и гото­во было выдать израильского героя его смертельным врагам, делая ему оскорбительный укор. «Разве ты

 

не знаешь, говорили ему раболепные и малодушные собратья, что филистимляне господствуют над нами? Что ты сделал нам, навлекая месть филистимлян?» Народ уже примирился с своим тяжелым положени­ем и согласен был жить в рабстве у идолопоклонни­ков, и за такой-то народ Самсон, не имея никакой поддержки от него, должен был вести отчаянную борьбу с врагами. Он и сам тяжко и часто падал нравственно, - но, несмотря на все эти падения, со­хранял самую трогательную верность Иегове, кото­рая еще более окрепла в нем под влиянием тяжких испытаний последующей жизни. Несмотря на кажу­щееся оставление его Богом отцов, когда он нахо­дился в плену у филистимлян и, ослепленный, осуж­ден был на каторжную работу, вера его не ослабева­ла и там, и ее-то он неопровержимо доказал, когда потряс столбы здания, в котором веселились идоло­поклонники, торжествовавшие победу своего бога Дагона над поборником Иеговы. И неудивительно, что память о нем свято сохранилась из века в век, и в этой памяти народ черпал новое мужество и новые жизненные силы.

 

Но кроме личного величия, история Самсона имела глубоко поучительный характер и для всего народа. Весь смысл ее заключается в том, что он был назорей. Своею необычайною силою он обязан был своему назорейству, как посвящению Богу; но слабость его заключалась в пре­данности чувственным и плотским похотям, предаваясь которым, он нарушал свой обет. В обоих отношениях он был не только типом своего народа, но и зеркалом, в ко­тором Израиль воочию мог видеть и себя, и свою исто­рию. Израиль также был своего рода назорей, как народ, посвященный Богу, и пока он соблюдал свой завет с Бо­гом, он был непреоборим в своей силе, но когда он нару­шал этот завет, предавался чувственности и грязному идо­лопоклонству, этому духовному прелюбодейству, то сила его ослабевала, он делался жалким рабом и повергался в бездну духовного и гражданского падения. Таким обра­зом, история Самсона есть как бы олицетворение истории самого израильского народа, и она показывала, что сила народа заключается только в сохранении им своего завета с Богом. Самсон своею жизнью преподавал всему народу поразительный и глубочайший урок, что Израиль, нару­шая свой завет, неизбежно найдет свою коварную Дали-ду, которая, лишив его назорейства, отдаст его врагам на попрание и издевательство.

 

XXVIII. Религиозно-нравственное состояние израильтян во времена судей. Истории Руфи25

 

Жизнь Самсона, равно как и некоторых других судей израильских, ясно показывает, до какого религиозно-нрав­ственного падения дошел народ израильский в земле обе­тованной. Вся история периода судей есть печальная исто­рия постоянных заблуждений, беззаконий и идолопоклонства с неразлучно следовавшими за ними бедствиями. Да­же в жизни самих судей пороки часто берут верх над до­бродетелями, и злые вожделения заглушают робкий голос совести и сознание долга. Среди избранного народа почти совсем забыта была истинная религия и на место ее яви­лись жалкие суеверия, распространявшиеся разными бро­дячими, беспутными левитами. Безнравственность сдела­лась настолько всеобщею, что прелюбодейное сожительст­во считалось обычным делом и как бы заменяло брак, а в некоторых городах развились даже такие гнусные пороки, которые некогда навлекли на Содомское пятиградие страшный гнев Божий. Внутреннее безначалие и всеобщее самоуправство довершают картину жизни израильского народа «в те дни, когда у него не было царя и когда каж­дый делал то, что ему казалось справедливым». В под­тверждение всего этого книга «Судей», излагающая исто­рию времени судей до смерти Самсона, в заключение при­водит несколько поразительных случаев и событий, ярко характеризующих религиозно-нравственное и обществен­но-государственное состояние народа в это время.

 

В колене Ефремовом жил некий Миха, который украл у своей матери тысячу сто сиклей серебра. Мать прокляла неизвестного ей вора, но сын, устрашенный проклятием, сознался в своей вине, возвратил деньги, и суеверная мать обратила эти деньги на слитие истукана и кумира, кото­рые поставлены были в доме, ставшем, вследствие этого, как бы «домом Божиим». Чтобы довершить подобие свя­тилища, Миха сделал эфод и терафимы и самовольно посвятил одного из своих сыновей в священника. Но видя незаконность своего поступка, он скоро воспользовался для этой цели одним праздно блуждавшим молодым леви­том из Вифлеема иудейского и нанял его служить себе в качестве священника за ежегодное жалование в десять сиклей серебра с готовым одеянием и пропитанием. Но вот тут случилось проходить сынам Дановым в поисках за новыми владениями для себя. Зайдя однажды в дом Михи, они украли его святыни и сманили к себе молодого ле­вита, а затем, завоевав город Лаис, переименованный ими в Дан, сделали из истукана Михина свое особое святили­ще, которому и поклонялись во все то время, когда истин­ная святыня народа, «Дом Божий», находился в Силоме. Другое происшествие еще ярче обнаруживает ужас­ное нравственное и общественное расстройство израиль­ского народа в период управления судей. Один левит, ез­дивший в Вифлеем за своей сбежавшей от него наложни­цей, возвращаясь домой, по пути зашел с ней на ночлег в город Гиву, в колене Вениаминовом. Но когда он, найдя приют в доме одного старца, пользовался его гостеприим­ным угощением, развратные жители города сделали напа­дение на этот дом и требовали к себе самого левита-стран­ника для удовлетворения своих гнусных похотей. Старец заступился за своего гостя. «Вот у меня дочь девица и у не­го наложница, говорил он развратной толпе: выведу я их, смирите их, и делайте с ними, что вам угодно; а с челове­ком сим не делайте этого безумия. Но они не хотели слу­шать его». Однако же, левит действительно вывел свою заложницу на улицу и грязная чернь «ругалась над нею всю ночь до утра», и по утру она найдена была мертвою у по­рога дома. Тогда левит разрубил труп несчастной женщи­ны на двенадцать частей и разослал их во все колена с из­вестием о случившемся злодеянии. И «всякий видевший это говорил: не бывало и не видно было подобного сему со дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего дня». Страшное негодование распространилось по всей земле и отовсюду стали собираться воины для нака­зания гнусных злодеев. Собравшись в городе Массифе, они потребовали от колена Вениаминова выдачи преступни­ков, чтобы предать их смерти и таким образом «искоре­нить зло из Израиля». Но вениамитяне отказали в этом, и тогда неизбежной сделалась междоусобная война. Два ра­за израильтяне терпели неудачу в столкновении с войском колена Вениаминова, но потом, посредством военной хи­трости, овладели городом Гивой, преступный город разру­шили до основания, истребив и все соседние города со всем их населением и богатством. 50 100 сынов Вениами-новых пало в битве, и осталось только 600 человек, спас­шихся бегством на пустынную гору Риммон, где они и ос­тавались четыре месяца. Между тем, когда чувство мще­ния было удовлетворено и пыл негодования остыл в израильтянах, они невольно ужаснулись всего случившего­ся и, собравшись в Дом Божий, начали горько плакать: «Господи Боже Израилев! для чего случилось это во Изра­иле, что не стало теперь у Израиля одного колена!» При­несены были жертвы всесожжения в знак примирения, итогда решено было позаботиться о восстановлении погуб­ленного колена. Но в гневе своем они поклялись не отда­вать своих дочерей в замужество преступному колену. Чтобы выйти из затруднения, они воспользовались невер­ностью жителей города Иависа Галаадского, отказавшихся принять участие в общенародном деле наказание винов­ных, и в наказание за это истребили их всех кроме четы­рехсот девиц, которых и отдали в замужество оставшимся в живых вениамитянам. Остальные двести человек долж­ны были достать себе жен посредством похищения силомских девиц во время праздничных хороводов в виноград­никах, как это они и сделали с согласия старейшин изра­ильских. Тогда, успокоившись за судьбу двенадцатого колена, израильтяне разошлись по домам, каждый в удел свой. «Тогда не было царя у Израиля, заключает повество­ватель эту печальную историю; каждый делал то, что ему казалось справедливым».

 

Как ни мрачна была эта эпоха в истории изра­ильского народа, но в ней встречаются и светлые стороны, показывающие, что свет истинной религии и добродетели еще светил в этой ужасающей нравст­венной тьме, хотя лучи его, в посрамление самим из­раильтянам, иногда исходили от ненавистных для них хананеев. К этому именно времени, к концу пе­риода судей относится история одной женщины, по­лучившей впоследствии громадное значение для ис­тории народа и всего человечества. Это именно ис­тория Руфи.

 

Во время правления судей случился однажды голод в земле израильской, и одно семейство, состоявшее из четы­рех лиц - Елимелеха с его женой Ноеминью и двумя сы­новьями Махлоном и Хилеоном, переселилось для пропи­тания в землю Моавитскую. Там сыновья их поженились на моавитянках Орфе и Руфи. Лет чрез десять, однако же, Елимелех и оба его сына умерли, и осталась одна Ноеминь с своими двумя невестками. Услышав, что в земле изра­ильской настали урожайные годы, она решилась возвра­титься в родную землю и стала прощаться со своими не­вестками. Но они обе заявили решимость идти с ней. Вследствие ее увещаний, Орфа, однако же, согласилась оставить ее, но Руфь ни за что не хотела расстаться с ней и решительно заявила, что она хочет вполне разделить с ней судьбу: «где ты жить будешь, сказала она Ноемини, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом; смерть одна разлучит меня с то­бою». Тогда они вместе пошли в израильскую землю и пришли в Вифлеем, как раз во время жатвы ячменя. Что­бы прокормить себя и свою свекровь, Руфь пошла соби­рать оставшиеся после жнецов колосья на поле жатвы, как это позволялось бедным жителям по закону Моисееву. Поле, на котором ей пришлось собирать колосья, оказа­лось принадлежащим богатому и знатному человеку Воозу, родственнику ее покойного свекра Елимелеха. Вооз, уви­дев ее на поле и узнав, кто она такая, велел своим слугам оказывать ей всякое внимание, накормил ее вместе за од­ним столом с собою и дал ей позволение собирать колосья даже между снопами, где их было конечно больше, так что она собрала и намолотила около ефы ячменя, ко­торую и принесла домой вместе с захваченными после обеда остатками пищи - для своей свекрови. Ноеминь, обрадованная всем этим и видя здесь особое намерение Божие, разъяснила Руфи, что она имеет право на замуже­ство с Воозом, так как он ближайший родственник ее му­жа и по закону должен восстановить семя ее умершему бездетным мужу. Когда она действительно заявила об этом (сообразно с тогдашним обычаем) Воозу, то он благосло­вил ее во имя Иеговы, похвалил ее добродетельную жизнь и верность тому, кого закон делал ее законным мужем, и обещал ей исполнить все по закону. И он сдержал свое слово. На другое утро он созвал старейшин города и пред ними заявил, что он, как родственник покойного мужа Ру­фи, намерен исполнить по отношению к ней закон девер-ства, если только это право будет предоставлено ему имев­шимся в городе еще более близким, чем он, родственни­ком покойного сына Елимелеха. Этот родственник действительно уступил ему свое право, выразив это пуб­личным снятием своего сапога и передачей Воозу, как тре­бовалось обычаем, и Вооз действительно стал законным мужем Руфи моавитянки. Брак был утвержден старейши­нами города которые, благословив его, пожелали ново­брачным семейного счастия и благоденствия. Брак этот был благословлен Богом. У Вооза с Руфью родился сын Овид, который был впоследствии отцом Иессея, отца ца­ря Давида. И таким образом эта благочестивая моавитянка, которая обнаружила веру, редкую во Израиле, и муж которой был потомком Раавы, верующей блудницы иери­хонской, сделалась одною из родоначальниц Христа «сына Давидова». - История Руфи составляет предмет отдель­ной книги в св. Писании Ветхого Завета, именно «книги Руфь».

 

История Руфи представляет светлый луч истинной до­бродетели и законности среди тьмы преобладающего раз­вращения и беззакония, и эта тьма, вследствие этого, ста­новится еще более мрачною. Религиозно-нравственное и общественное состояние народа израильского дошло уже до печального падения во время судейства Самсона; но по­сле него скоро случилось событие, которое грозило окон­чательной гибелью народу, хотя, вместе с тем, оно послу­жило и спасительным началом религиозно-нравственного и государственно-общественного возрождения.

 

XXIX Илий - первосвященник и судия 26.

 

По смерти Самсона положение народа израильского оставалось прежним. Все его геройские подвиги не в со­стоянии были низвергнуть тяжелого ига филистимлян и только раздражили их еще более против израильтян. Но они имели великое нравственное значение, пробуждая упавший дух народа, который, наконец, стал все более приходить к убеждению, что бедствия его не прекратятся до тех пор, пока сам он не возродится духовно и не свергнет, прежде всего, тяготеющее на нем иго безверия и вну­треннего разделения. И вот, шагом к этому внутреннему возрождению было то, что по смерти Самсона должность судии предоставлена была лицу, которое, по своему поло­жению, более всяких других могло содействовать духовно­му подъему и объединению народа, именно первосвящен­нику Илию. Уже самое появление во главе народа перво­священника (о которых в течение смутного периода прежних судей история совершенно умалчивает) указыва­ет на пробуждение в народе религиозного духа, а соедине­ние в его лице и должности гражданского правителя или судии явно свидетельствует о том, что народ израильский, наконец, понял, что главная сила его в религии и именно в вере в истинного Бога, и соединением должности судии с должностью верховного служителя религии хотел пока­зать свою верность верховному Царю Израиля. Только од­на религия с ее святыней и могла объединить народ меж­ду собою в одно целостное государство, способное сбро­сить, наконец, иго идолопоклонников.

 

Первосвященник-судия жил, конечно, при скинии, которая со времени Иисуса Навина постоянно находилась в Силоме, местечке, лежавшем в верстах тридцати к севе­ру от Иерусалима. Лежа на возвышенной долине, закры­той со всех сторон горами, покрытыми садами и вино­градниками, Силом представлял по своему серединному положению в стране наиболее удобное место для общена­родной святыни. Но общая испорченность коснулась и этого убежища святыни. Народ массами собирался для

 

жертвоприношений в скинии и для совершения праздни­ков, но к этому уже примешалось немало обычаев, заим­ствованных у окружающих идолопоклонников, и религи­озные празднества часто сопровождались такими же пля­сками и таким же народным разгулом и распутством, как это было и около языческих храмов и капищ. Для того, чтобы очистить религиозную жизнь от этой нечистой при­меси, нужен был сильный характер, а им-то, к несчастию, и не обладал Илий. Самое первосвященство его не имело достаточного оправдания, так как он происходил не от старшего сына Ааронова Елеазара, а от последнего его сы­на Ифамара. Но при этом он был слаб и по самой своей природе. Правда, мы видим его уже в престарелом возра­сте, и правление его, насколько можно судить вообще, от­личалось достоинством и кротостью, водворявшими неко­торый внешний порядок в жизни народа. Но он не имел той твердости, которая требовалась от правителя столь распущенного народа, и когда к слабости его характера прибавились немощи престарелого возраста, то он оказал­ся настолько слабым, что даже не в силах был обуздать крайнего своеволия и страшного святотатства своих собст­венных взрослых сыновей Офни и Финееса, которые сво­им нахальным и зазорным поведением не только давали худой пример народу, но и отчуждали его от скинии. Так, они нахально забирали мясо, принесенное для жертвопри­ношений, и даже соблазняли женщин, собиравшихся у скинии. Престарелый первосвященник скорбел о таком поведении своих сыновей и даже делал им выговоры, «ноони не слушали голоса отца своего, ибо Господь уже ре­шил предать их смерти»27.

 

Но когда таким образом над домом престарелого пер­восвященника готовился суд Божий, при скинии возростал один отрок, которому Промысл Божий определил пе­редать руководительство судьбами народа. Это именно Са­муил, сын Елканы и Анны, из Армафема, в колене Ефремовом28. Он был для благочестивой Анны (представ­ляющей отрадное доказательство того, что истинная вера и пламенное благочестие еще не совсем угасли в народе) благословенным плодом, испрошенным от Бога слезной молитвой об отвращении от нее позора бездетства, и в благодарность Богу был посвящен на служение при ски­нии в качестве назорея. Своею жизнью и поведением он вполне оправдал обет своей благочестивой матери и в рев­ностном служении Богу «более и более приходил в возраст и благоволение у Господа и людей», нисколько не подда­ваясь развращающему влиянию и примеру нечестивых сы­новей Илия. И это благочестие скоро сделало его достой­ным страшного откровения Божия. Однажды ночью он услышал голос, называвший его по имени. Думая, что это зовет его первосвященник, он встал и подошел к нему в ожидании приказания. Но первосвященник удивился это­му, так как не звал его, и когда еще раз повторилось то же, он понял, что это был голос Божий, и велел Самуилу приготовиться к выслушанию божественного откровения. И действительно, в третий раз Господь, призывая отрока на высокую должность Своего пророка, сообщил Самуилу страшное откровение о суде Божием над домом Илия и вообще о предстоящем совершении такого «дела во Изра­иле, о котором кто услышит, у того зазвенит в обоих ушах». Самуил сначала боялся сообщить об этом Илию, но когда тот настаивал, он объявил ему страшную тайну, и престарелый первосвященник встретил ее с полным упованием на волю Божию, сказав только: «Он - Гос­подь; что Ему угодно, то да сотворит».

 

Предсказание скоро совершилось во всей своей ужас­ной точности29. Филистимляне, после нескольких лет срав­нительного покоя для израильтян, заметив среди них дви­жение к объединению, порешили сделать грозное нашест­вие, чтобы в корне подрезать силы этого народа. Но последний успел уже достаточно окрепнуть для того, что­бы вступить в открытую борьбу со своим врагом. Враж­дебные войска встретились при Афеке, в северной части колена Иудина. Произошла битва, в которой израильтяне потерпели поражение, потеряв около 4 000 человек. Не надеясь более собственными силами держаться против не­приятеля, израильтяне прибегли к помощи Божией и по­слали в Силом за ковчегом завета, с которым и прибыли в войско нечестивые сыновья первосвященника - Офни и Финеес. Появление народной святыни сразу подняло дух в израильском войске, от радостного ликования которого «земля стонала», и привело в смущение и страх филистим­лян, в стане которых раздавались унылые восклицания: «горе нам! кто избавит нас от руки этого сильного Бога? Это тот Бог, который поразил египтян всякими казнями в пустыне», как доходили до них страшные, но не вполне ясные слухи. Но уныние не отняло у них мужества, и в последовавшей битве они нанесли израильтянам такое по­ражение, что последние обратились в беспорядочное бег­ство, потеряв тридцать тысяч убитыми. Но ужаснее всего было то, что и самая святыня народа, ковчег завета был взят в плен, и оба сына первосвященника убиты при его защите. Престарелый первосвященник «сидел на седали­ще при дороге у ворот и смотрел; ибо сердце его трепета­ло за ковчег Божий». Но вот один вестник с поля битвы прибежал в город со страшным известием, и «громко восстонал весь город». Девяностовосьмилетний первосвящен­ник в тревоге спросил его: «что произошло, сын мой?» «И отвечал вестник и сказал: побежал Израиль пред филис­тимлянами, и поражение великое произошло в народе, и оба сыновья твои, Офни и Финеес, умерли, и ковчег взят». Последнего известия не вынес старец. Лишь только вест­ник упомянул о ковчеге, как «Илий упал с седалища навз­ничь у ворот; сломал себе хребет и умер; ибо он был стар и тяжел». Жена убитого Финееса от ужасной вести совер­шила преждевременные роды; когда окружающие ее жен­щины хотели утешить ее радостным известием о рожде­нии сына, она была безутешна и, умирая, вопила не о сво­ем погибшем муже, а о том, что «отошла слава от Израиля: ибо взят ковчег Божий», в горестное воспомина­ние о чем и сыну своему дала имя Ихавод, т.е. Бесславие. И действительно, это страшное бедствие грозило не толь­ко бесславием, но и полной гибелью народу. Сам Бог оставил его теперь, с ковчегом завета отходила от него не только слава, но и политическое существование, за кото­рым должно было следовать рабство и полное уничтоже­ние от торжествующих врагов.

 

Но милость Божия беспредельна, и даже это страш­ное бедствие было лишь новым уроком неверному народу и новым доказательством истины и всемогущества едино­го Бога Израилева. Среди воплей израильтяне скоро услы­шали удивительное известие, что филистимляне по проше­ствии семи месяцев с необычайным благоговением возвра­щали ковчег завета обратно народу израильскому. По взятии его в плен, филистимляне с торжеством повезли его в свой город Азот и в качестве победного трофея по­ставили в капище своего бога Дагона. Но на следующее утро оказалось, что «Дагон лежит лицом своим к земле пред ковчегом завета». Филистимляне опять поставили его на свое место; но когда жрецы опять на следующее утро отворили двери храма, то им представилось еще более ужасное зрелище: их бог не только свергнут был со свое­го места, но и самые члены его как бы отсечены были от чудовищного человекорыбообразного туловища и валялись по полу капища. Вместе с тем жители города были пора­жены страшною болезнью (наростами на теле), а внутри страны размножились мыши, поедавшие хлеб и усиливав­шие бедствие и отчаяние. Тогда азотяне решили перевес­ти ковчег завета в другой город Геф, а оттуда в Аскалон, но те же бедствия повторялись повсюду, где только появ­лялся ковчег завета. Объятые ужасом, филистимляне, наконец, по совету своих прорицателей решили возвратить его обратно израильтянам и, поставив его на колесницу вместе с золотыми изображениями постигавших их бедст­вий, отправили на двух первородивших коровах в землю израильскую, перегнав их одних за пределы своей земли. Колесница пришла на поле некоего Иисуса вефсамитянина и остановилась там. В это время на поле происходила жатва пшеницы и, увидев свою святыню, народ возлико­вал от радости, левиты сняли ковчег завета, и привезшие его коровы были тут же принесены в жертву всесожже­ния. Но у жителей Вефсамиса и собравшихся отовсюду масс народа любопытство было сильнее благоговения, и они, вопреки строгому запрещению закона, «заглядывали в ковчег Господа», и за это поражено было среди народа пятьдесят тысяч семьдесят человек. Затем ковчег был пе­ренесен в город Кириафиарим, где он и находился все вре­мя, пока Давид не перенес его в Иерусалим, и таким об­разом скиния, остававшаяся в Силоме, опозоренном нече­стивою жизнью сыновей первосвященника, на время лишена была своей главной святыни, как главного знака присутствия Божества.

 

XXX. Самуил - пророк и судия0. Школы пророков. Просвещение. Летосчисление.

 

После ужасного события - пленения ковчега завета прошло еще не менее двадцати лет, в течение которых

 

продолжалось господство филистимлян. Но урок этих пе­чальных лет не остался потерянным для Самуила, кото­рый, хотя после смерти Илия и не сразу призван был на должность народного судии, но уже пользовался обшир­ною известностью и большим влиянием в народе. Своим проницательным умом он открыл самый источник бедст­вий своего народа и порешил совершить религиозно-об­щественное преобразование. Он всецело посвятил себя де­лу поднятия религиозного духа в народе, и, будучи обще­признанным пророком и учителем, в своей длинной, присвоенной этому служению мантии то и дело странст­вовал по уделам колен и повсюду пробуждал ревность к вере отцов. Пламенною речью он увещевал народ отверг­нуть всех иноземных богов, всех этих Ваалов и Астарт, ко­торые увлекали непостоянный народ грязными прелестя­ми идолослужения им, навлекая, вместе с тем, всевозмож­ные бедствия. И народ под давлением пережитых тяжких испытаний не оставался глух к его проповеди. Началось религиозно-нравственное возрождение. Статуи Ваалов и Астарт были повсюду низвергнуты и поломаны, и водво­рилось поклонение одному Иегове. Чтобы закрепить это доброе настроение внешним актом, Самуил созвал народ от всех колен на торжественное собрание в Массифе, гор­ном городе в колене Вениаминовом, где и должно было совершиться публичное покаяние народа и возобновление завета с Богом. Давно уже не было у израильского народа таких торжественных собраний. Весь народ постился, ка­ясь в своих прежних грехах, и затем как бы вновь воспринял забытую им веру отцов. Самуил горячо молился за ка­ющийся народ, и собрание закончилось торжественным жертвоприношением.

 

Слухи об этом необычайном собрании, между тем, дошли до филистимлян, и они, предполагая, что израиль­тяне намерены восстать против своих угнетателей, двину­лись на них с сильным войском; но Господь теперь уже был со Своим избранным народом, и сильным громом на­вел на филистимлян такой ужас, что они бежали, и изра­ильтяне преследовали их, окончательно низвергнув их дол­голетнее и тяжелое иго и возвратив города, отвоеванные было у них филистимлянами. В воспоминание об этом Са­муил воздвиг памятник, назвав его «камнем помощи».

 

С этого времени Самуил сделался вполне народным судией, и под его управлением страна наслаждалась ми­ром и благоденствием. Он жил в своем родном городе Ра­ме, который и сделался центром государственной жизни народа, и отсюда он ежегодно обходил Вефиль, Галгал, Массифу и другие города, повсюду отправляя должность народного судии. Со времени Моисея ни один правитель не пользовался таким огромным влиянием на народ, как именно Самуил. Будучи одновременно левитом, назореем, пророком и судией, он сосредоточивал в своей личности и духовную, и гражданскую власть в народе, и как пламен­ный ревнитель веры отцов, он решил употребить это влияние на благо народа, и не только в настоящем, но и в бу­дущем. С этою целью он, сам, будучи пророком и учите­лем веры, пришел к мысли основать учреждение, которое могло бы навсегда служить источником учительности и просвещения и из которого могли бы выходить просве­щенные ревнители веры. Такое учреждение и явилось в виде пророческих школ или «сонмов пророков».

 

Пророки, как особые провозвестники воли Божией, являлись и раньше Самуила, но они еще не носили высо­кого звания «пророков», а назывались просто «прозорлив­цами», «человеками Божиими». Только Самуил стал назы­ваться в собственном смысле пророком (наби), а после него и все следовавшие за ним. Уже и раньше во време­на судей, когда религиозно-нравственное падение народа достигло наибольших размеров, по местам являлись люди Божии, чтобы пробуждать совесть в народе, возбуждать в нем дух и укорять за нечестие. Но ко времени Самуила таких ревнителей появилось уже много, и из них-то Са­муил и основал правильные «сонмы пророков», составив­шие нечто вроде религиозных братств или школ. Хотя в св. Писании очень мало сообщается о внешней и внутрен­ней жизни этих братств, но все-таки можно составить не­которое представление о них. Принадлежавшие к ним на­зывались «сынами» или «учениками», и глава их называл­ся «отцем». Большинство их были молодые люди - признак того, что молодое поколение, как наиболее чут­кое к добрым нравственным влияниям, скорее всего, ото­звалось на призыв Самуила. Они жили общинами, пользо­вались общинным содержанием, ели вместе, носили осо­бую отличавшую их мантию с кожаным поясом, ходили целыми сонмами или толпами и были так многочисленны,по крайней мере в позднейшее время, что есть упомина­ния случаев, когда пророки собирались по сто и больше человек (3 Цар. 18:4; 22:6). Главные школы находились в родном городе Самуила - Раме, затем в Вефиле и Галгале; но меньшие школы находились и в других городах. От­дельные общины находились под надзором и попечением старших и наиболее известных пророков, которым «сы­ны» или «ученики» оказывали должное послушание и ува­жение, причем, некоторые из членов общины даже при­служивали им, когда старшим пророкам-учителям прихо­дилось бывать на стороне. Старшие пророки или учители, в свою очередь, заботились о благосостоянии своих «сы­нов», и известны случаи, как напр. пророк Елисей однаж­ды во время голода кормил не менее ста учеников и по смерти одного из них дал возможность его вдове заплатить оставленные им долги (4 Цар. 4). Источниками содержа­ния братств служили, по крайней мере, в некоторых слу­чаях, обычные труды по земледелию и скотоводству, а так­же и вообще ремесленные занятия, к каким кто был при­учен и способен; но, вместе с тем, они принимали и те приношения, которые давались им посторонними, искав­шими у них назидания, утешения и просвещения. Прием в братство, по-видимому, был свободный: принимался вся­кий, кто по своей жизни более или менее был способен для того дела, которое составляло задачу этих братств. - Главною целию их основания было содействовать начав­шемуся движению к восстановлению истинной веры и возрождению религиозно-нравственной жизни народа.

 

Сообразно с этою целию, главным предметом изучения в пророческих школах был Закон Божий, и не только в его букве, но и духе. Вместе с тем в них изучалась религиоз­ная обрядность и священная музыка. Последняя была од­ною из отличительных особенностей сонмов, пророчество которых сопровождалось «псалтирью и тимпаном, свире­лью и гуслями», что особенно способно было привлекать народ. Общинная жизнь под благотворным религиозно-нравственным влиянием старших пророков способна бы­ла закалять характеры «сынов» пророческих, и из них вы­ходили те доблестные мужи, которые бесстрашно говори­ли горькую правду сильным мира сего. Одушевленные самоотверженною ревностью об истинном благе народа, они были бесстрашными поборниками истинной религии и выступали решительными защитниками ее при всякой угрожавшей ей опасности. Деятельность их развивалась и крепла по мере хода исторической жизни народа, и с те­чением времени они сделались грозными мстителями за всякое попрание религии, истины и справедливости. Сво­ею неустанною проповедью они с этого времени не пере­ставали будить совесть народа и его правителей и тем под­держивали в нем дух истинной религии и доброй нравст­венности.

 

Мудрое правление Самуила продолжалось до его пре­клонных лет, когда он, чувствуя на себе тяжелое бремя лет, на помощь себе по управлению народом призвал сво­их сыновей Иоиля и Авию, которые и сделались помощ­никами судии-отца по разбору обычных судебных дел31.Но какою скорбию был поражен великий старец-судия, когда до него скоро дошли слухи, что его сыновья «укло­нились в корысть, брали подарки и судили превратно». Ввиду строгого характера Самуила очевидно, что такое по­ведение сыновей не было результатом его отеческой сла­бости к детям, как это было у первосвященника Илия. Напротив, это была жертва его самоотверженной общест­венной деятельности, всецело поглощавшей его силы и внимание и лишавшей его возможности должным обра­зом заняться воспитанием своих детей. И это обстоятель­ство послужило прямым поводом к важному перевороту в истории израильского народа. Время судей было временем безначалия и сопряженных с ним бедствий, так как вслед­ствие отсутствия твердой власти народ потерял политиче­скую силу и постоянно терпел поражения от соседних на­родов, имевших во главе себя сильную царскую власть. Ви­дя теперь, что даже сыновья такого благочестивого и мудрого правителя и судии как Самуил неспособны к уп­равлению народом, израильтяне собрались на совещание, и старейшины порешили просить Самуила, чтобы он по­ставил над ними царя, который бы «судил их, как и у про­чих народов». Это желание народа не было противозакон­ным, а предусмотрено было в законодательстве. Мудрый законодатель народа Моисей, предвидя своим пророчес­ким взглядом будущую судьбу исторической жизни своего народа, заранее дал закон, определявший круг царской власти. «Когда ты приидешь в землю, говорил он, которую Господь Бог твой даст тебе, и овладеешь ею и поселишься на ней, и скажешь: поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня; то поставь над со­бою царя, которого изберет Господь Бог твой» (Второз. 22:14 и 15). Но престарелый судья неблагосклонно отнес­ся к этой просьбе, и не только ради своих недостойных сыновей, но, главным образом, потому, что желание наро­да было выражено без предварительного испрошения во­ли Божией. По внушению Божию Самуил изложил пред народом опасности крайнего деспотизма, гнета и своево­лия царей. Но народ, утомленный безначалием, готов был вынести все эти опасности, только бы иметь твердую власть, и отвечал Самуилу: «нет, пусть царь будет над на­ми: и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши». Тогда Господь повелел Самуилу удовлетворить желание народа и поставить над ним царя.

 

Желание иметь царя вызвано было в народе израиль­ском окончательным сознанием своей неспособности к са­моуправлению по тем возвышенным началам богоправления, которые изложены были в законодательстве Моисее­вом. За время судей пришла в расстройство вся жизнь народа, как религиозно-нравственная, так и государствен­но-общественная и семейная. Богослужение, хотя продол­жало совершаться главным образом при скинии, но жерт­вы приносились и в других местах, что легко вело к раз­витию суеверия и прямо к уклонению в идолопоклонство. При отсутствии твердой власти для наблюдения за испол­нением законов, нравственность, к великому прискорбию отдельных благочестивых людей, все более падала. Господ­ствовавшие повсюду своеволие и хищничество все более ослабляли силы народа, чем пользовались хананеи, безна­казанно расхищавшие царство Иеговы. Такое состояние было тем более тяжелым, что за это время просвещение израильтян значительно подвинулось вперед. В лице про­роков явились достойные учители, которые, поучая народ закону Божию, пробуждали в его сознании его высшее на­значение, и показывая, как далеко не соответствовала ему действительность, возжигали в нем патриотизм и застав­ляли искать исхода из бедственного положения, каковой исход и представлялся ему единственно в учреждении твердой царской власти.

 

Памятником письменности этого времени служат две книги: «Иисуса Навина» и книга «Судей Израилевых». В двадцати четырех главах первой описана история завоева­ния и разделения земли обетованной. Она написана са­мим Иисусом Навином (кроме 29-36 стихов последней главы) и составила исторический документ, в котором точно обозначены границы уделов каждого колена и на который, поэтому, можно было ссылаться при тяжбах по землевладению. «Книга Судей» состоит из двадцать одной главы и в ней исчисляются события, последовавшие после смерти И. Навина, и обнимает весь период управления су­дей до рождения Самуила, который и был ее автором. В И. Нав. 10:13 ст. упоминается еще особая «книга правед­ного», которая, по всей вероятности, представляла сбор­ник религиозно-нравственных и патриотических песней израильского народа; но она не сохранилась до нас. Образ­цом этих песней может служить знаменитая победная песнь Деворы (Суд. 5:2-31).

В отношении летосчисления пятый период крайне смутен, особенно по причине безначалия времени судей. Но есть основание думать, что он продолжался не менее 350 лет. Основанием для такой цифры служит указание, что храм Соломонов начал строиться в 480 году от исхода израильтян из Египта (3 Цар. 6:1). Если из этой цифры ис­ключить 40 лет странствования по пустыне, 80 лет правле­ния царей Саула (совместно с Самуилом) и Давида и 3 го­да царствования Соломона до основания храма, то остаток и будет служить приблизительным определением времени от смерти Моисея до помазания первого царя.

Глава: ПЕРИОД ШЕСТОЙ (От помазания царя до разделения царства еврейского.)

 

XXXI. Помазание Саула на царство. Первые годы его царствования. Отвержение Саула и помазание Давида1.

После того, как решение народа иметь царя получи­ло окончательное утверждение со стороны верховного Царя Израиля, пророку Самуилу не пришлось долго ждать дальнейшего указания для совершения этого дела. Обстоятельства, по-видимому, совершенно случайные, но явно обнаруживающие руку Промысла в самой этой слу­чайности, скоро поставили его лицем к лицу с человеком, который предназначен был быть первым царем избранно­го народа. В городке Гиве, в Вениаминовом колене, жило

семейство некоего Киса, у которого был единственный сын Саул. Семейство это было небогатое и добывало на­сущный хлеб земледельческою работою, которою зани­мался сам отец вместе со своим сыном и немногими слу­гами. Но оно щедро наделено было природой и отлича­лось внешним величием и красотою, а вместе с тем непреодолимым мужеством, закаленным в борьбе с вра­гами. И вот у этого-то семейства однажды пропали рабо­чие ослицы. Потеря эта была весьма значительна для не­богатого Киса, и для отыскания их он отправил сына сво­его Саула, который в это время уже был средних лет. Тщетно Саул искал их в течение трех дней и хотел уже возвратиться домой, как сопровождавший его слуга посо­ветовал ему зайти в ближайший город (Массифу), где, по его словам, был «человек Божий, человек уважаемый; все, что он ни скажет, сбывается»; не укажет ли он им, где им искать своих запропавших ослиц. Саул выразил сожа­ление, что у него нечем заплатить «прозорливцу»; но ког­да слуга заметил, что у него есть четверть сикля серебра, то он согласился, и вот искатель ослиц отправился к про­року, который должен был дать ему царство.

Самуил в это время участвовал в торжественном жертвоприношении по случаю народного праздника и, предуведомленный свыше, с почтением встретил Саула, отвел ему первое место на пиршестве и, предложив ему лучшую часть мяса (плечо), высказал в знаменательных словах предстоящее ему высокое назначение. Затем, по окончании пиршества, Самуил взял сосуд с елеем, вышел с Саулом за город, помазал его и, поцеловав его, сказал ему: «Вот, Господь помазывает тебя в правители наследия Своего в Израиле, и ты будешь царствовать над народом Господним, и спасешь их от руки врагов их, окружающих их»2. Саул мог только изумиться всему этому, потому что он был человек незнатного рода, происходил из самого ма­лого, едва не подвергшегося полному истреблению колена израильского. Но не в силе и знатности Бог, а в правде. В подтверждение своего действия Самуил дал Саулу три зна­мения, исполнение которых не замедлило показать Саулу истинность всех предсказаний прозорливца. По одному из знамений Саул должен был встретить сонм пророков и сам пророчествовать с ними. И действительно, в указан­ном месте «встречается ему сонм пророков, и сошел на Саула Дух Божий, и он пророчествовал среди них». Собы­тие это было так необычно для всех знавших Саула рань­ше, когда он видимо не отличался особенною религиоз­ною ревностью, что все в народе говорили друг другу: «что это сталось с сыном Кисовым? Неркели и Саул в проро­ках?» Перемена в нем была так глубока, что последнее выражение вошло даже в пословицу («еда и Саул во пророцех?»), употреблявшуюся для выражения изумления при виде всякого необычайного и поразительного явления. Между тем, нашлись и ослицы, как предсказал Самуил; но мысли Саула теперь были заняты не тем, как управлять ослицами при пахании земли, а тем, как управлять вве­ренным ему царством.

Помазание его, однако же, было еще тайной для народа, и чтобы оно получило гражданскую силу, нужно бы­ло подвергнуть все дело народному решению. С этою це­лию Самуил созвал всенародное собрание в Массифе. Там торжественно был брошен избирательный жребий, и он пал сначала на колено Вениаминово, затем на племя Матриево и в нем на Саула, сына Кисова. Саула самого, одна­ко же, не оказывалось налицо; из скромности он оставал­ся в обозе. Узнав об этом, народ побежал и взял его отту­да, «и он стал среди народа, и был от плеч своих выше всего народа». Самуил сказал народу: «Видите ли, кого из­брал Господь? Подобного ему нет во всем народе. Тогда весь народ воскликнул и сказал: да живет царь!» В ново­избранном царе народ израильский приветствовал вопло­щение своего политического идеала, и действительно Саул был олицетворением самого народа, его добродетелей и недостатков. Его добрые качества заключались, главным образом, в его величавой внешности, которая особенно и расположила народ в его пользу; а его внутренние качест­ва, качества его ума и сердца, должны были постепенно выработаться и развиться в послушании воле Божией. По­мазание уже просветило его ум Духом Божиим, но в сво­ей деятельности он должен был сам показать сознание вы­соты своего призвания и добрыми делами должен был оп­равдать свое избрание, подобно и самому народу, который, будучи избран совне, мог стать истинно избран­ным народом Божиим только чрез послушание заповедям Божиим и закону Моисееву. Насколько Саул в послуша­нии воле Божией оправдывал свое избрание, это должна была показать его будущая деятельность; но так как пока народ был доволен избранием, то Самуил изложил народу права «царства», т.е. права и обязанности царя, записал их в книгу и положил в скинии вместе с другими памятни­ками исторической жизни народа. Среди народа слыша­лись и голоса недовольных избранием, которые даже пре­зрительно отзывались о Сауле, говоря: «ему ли спасать нас?» - но Саул ждал только случая, чтобы доказать и этим недовольным, что он способен спасать народ от внешних врагов, и потому как бы не замечал этих презри­тельных отзывов о себе.

Скоро представился случай, давший возможность Са­улу оправдать свою царственную способность3. После сво­его избрания Саул с чисто патриархальною простотою от­правился в свой родной город Гиву и там продолжал за­ниматься земледелием. Но вот до него дошел слух, что на город Иавис Галаадский напал князь аммонитский Наас и требовал сдачи города под жестоким условием выколоть правый глаз у каждого жителя. Это известие воспламени­ло гнев царя, и на него сошел Дух Божий, давший ему си­лу тотчас же приступить к избавлению своих страждущих собратий. Разрубив пару своих волов на куски, он разослал их во все пределы земли с объявлением, что так будет поступлено с волами всякого, кто не откликнется на его при­зыв для поражения неприятеля. Народ единодушно после­довал призыву, собралось войско в 330 000 человек, с ко­торыми и разбит был жестокий Наас. После такого славного дела, приближенные внушали было Саулу отомстить тем недовольным, которые говорили: «Саулу ли царствовать над нами?» Но царь великодушно отвечал: «в сей день никого не должно умерщвлять; ибо сегодня Гос­подь совершил спасение во Израиле». Затем, по предло­жению Самуила, вновь созвано было всенародное собра­ние в Галгале, и там совершилось окончательное утверж­дение Саула на престоле. Самуил торжественно сложил с себя звание судии, передав все свои права новоизбранно­му царю. Затем принесены были мирные жертвы пред Господом, «и весьма веселились там Саул и израильтяне». Первою заботою Саула было образовать постоянное и сильное войско, как это и требовалось внешними полити­ческими обстоятельствами. С этою целию он составил из храбрейших людей трехтысячный отряд, который сделал­ся его постоянной гвардией и был расположен в главных городах колена Вениаминова. По месту пребывания Сау­ла, центром всего управления сделался город Михмас, от­куда он начал предпринимать военные походы для окон­чательного освобождения страны от властвовавших над от­дельными ее частями врагов. Главнее всего нужно было оттеснить филистимлян4. Эти давние враги израильского народа успели проникнуть в самую глубь страны, и один из их «охранных отрядов» стоял даже в Гиве, в центре Ве­ниаминова колена. Первый удар был направлен именно на этот филистимский отряд, который и был разбит сыном Саула Ионафаном. Но это, естественно, раздражило фили­стимлян, и они, узнав об учреждении царской власти у своих соседей и опасаясь усиления их политического и военного могущества, решили в самом начале разрушить возникающую монархию, и вторглись в страну с большим войском, имевшим 30 000 колесниц и 6 000 конницы. Израильтяне были поражены ужасом и по обыкновению бежали в горы и пещеры, ища убежища от врага. Это по­головное бегство израильтян пред филистимлянами пока­зывало, каким грозным врагом были для них последние, столь долго господствовавшие над Палестиной. Ужас еще усиливался от того, что одною из целей нашествия фили­стимлян на землю израильскую был захват возможно большого количества пленных, которых они и продавали на своих невольнических рынках, выручая большие деньги от сбыта этого живого товара купцам соседних богатых стран - Египта и Финикии.

Саул, однако же, не потерял мужества и, сознавая на себе долг защитить страну от наступающего врага, собрал войско в Галгале и готов был выступить против неприяте­ля. К сожалению, самое войско трепетало и, не надеясь на успех борьбы, стало быстро разбегаться. Чтобы ободрить народ, решено было принести жертвы Богу и для совер­шения их обещался прибыть и высокочтимый пророк Са­муил. Но он замедлил, и Саул должен был ожидать его в течение семи дней. Прошел почти и седьмой день, а так как Самуил не являлся, войско же разбегалось все более, то Саул решил обойтись без Самуила и, самовольно при­няв на себя священные обязанности, сам совершил жерт­воприношение, явно доказывая этим, что он менее наде­ялся на высшую помощь, чем на силу своего войска. Такое самовольство составляло великое преступление. В из­раильской монархии основным началом было подчинение гражданской власти воле Божией в лице пророков и свя­щенников. Нарушив это начало, Саул нарушил основное условие своего избрания на царство, так как он заявил не­законное желание действовать не как представитель выс­шего Царя, а самовольно, как независимый правитель. Он заявил притязание на объединение в своей личности не только независимой гражданской царской власти, но и ре­лигиозной, священнической, а такое объединение их в од­ном лице, с одной стороны, могло придать чрезмерный вес царской власти в ущерб священства, а с другой, самое священство потеряло бы свою самостоятельность, став в подчиненное положение к гражданской власти. Этот по­ступок Саула сразу показал, что дальнейшая его деятель­ность пойдет вопреки воле Божией, что, увлекаемый по­литическими интересами, он готов пренебрегать религиоз­ными. Поэтому Самуил выразил ему торжественный укор и в качестве предостережения сказал ему, что он этим своим незаконным действием поколебал устойчивость сво­его царствования.

Между тем, филистимляне продолжали опустошать страну и дошли до берегов Мертвого моря и Иордана. Чтобы лишить израильтян самой возможности иметь ору­жие и даже необходимые земледельческие орудия, они, как это бывало уже и прежде, захватили всех кузнецов и увели их в плен. Положение самого Саула, стоявшего в крепости Гивы, было критическое. Но он избавлен был мужественным подвигом своего сына Ионафана, который один со своим оруженосцем, пробравшись в неприятель­ский лагерь, убил нескольких филистимлян и произвел та­кое между ними смятение, что они бросились в бегство, преследуемые израильтянами. Чтобы довершить пораже­ние преследуемого врага, Саул дал необдуманный обет: «проклят, сказал он, кто вкусит хлеба до вечера, доколе я не отомщу врагам моим». Народ был крайне истомлен, но не осмеливался нарушить заклятия, пока не нарушил его Ионафан, вкусив найденного в лесу меда. За ним по­следовал весь народ, который алчно бросился на оставлен­ный филистимлянами скот, убивал его и ел даже с кро­вию вопреки закону, чем навлек на себя гнев Божий, ска­завшийся в неполучении ответа на вопрошение Саулом Господа о том, продолжать ли ему погоню за неприяте­лем. Узнав, что причиной этого было нарушение сыном его данного им обета, Саул хотел даже казнить его, но на­род заступился за своего любимца-героя и не допустил до казни.

То же самовольство замечается и в дальнейшей дея­тельности Саула. Для полного обеспечение страны от внешнего нападения необходимо было совершить одно важное дело именно окончательно поразить одного весь­ма опасного врага - амаликитян5. Эти кровожадные ко­чевники то и дело нападали на страну, грабили и убива­ли, и затем быстро удалялись на своих конях в пустыню, чтобы чрез несколько времени вновь сделать подобный же разбойнический набег. Теперь Саулу повелено было окончательно истребить этот хищный народ, как бы при­том в отмщение за то нападение, которое они первые сделали на израильтян по переходе ими Чермного моря. Саул действительно поразил амаликитян, но при этом опять нарушил волю Божию, так как истребил только худшую часть добычи, а лучшую захватил себе и притом оставил в живых царя амаликитян (Агага). В то же вре­мя он уже настолько возгордился своими подвигами, что самовольно воздвиг себе памятник на Кармиле. Тогда Са­муил опять явился к нему со строгим укором за непослу­шание, и на оправдание Саула тем, что он захватил стада амаликитян для совершения жертвоприношения Богу, от­вечал высокой истиной, которую, впоследствии, полнее разъяснили пророки и которая окончательно утверждена Христом: «Неужели, сказал он, всесожжения и жертвы столь же приятны Господу, как послушание гласу Госпо­да? послушание лучше жертвы, и повиновение лучше ту­ка овнов». «За то, что ты отверг слово Господне, торже­ственно добавил Самуил, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царем над Израилем». Сказав это, разгневанный про­рок хотел удалиться; но Саул, желая добиться у него про­щения, так крепко держал его, что оторвал даже край его одежды, на что Самуил прибавил: (как ты оторвал у ме­ня край одежды, так) «ныне Господь отторг царство Израилево от тебя». Однако же он остался с Саулом и в по­учение ему собственными руками заклал Агага. Сила ама­ликитян была сокрушена окончательно, и израильтяне почти совсем избавились от этого опасного врага. Но вместе с тем решена была и судьба Саула. Все его действия показывали, что он неспособен был обуздывать своего своенравия и не хотел быть таким послушным орудием воли Божией, возвещаемой чрез Его пророков, каким дол­жен быть царь избранного народа. Видя все это, Самуил с печалью оставил Саула и уже не виделся с ним до дня смерти своей, но заочно оплакивал так неудачно помазан­ного им царя.

В своей скорби Самуил скоро был утешен повелени­ем Божиим идти в Вифлеем в колено Иудино, и там по­мазать на царство нового избранника Божия, именно од­ного из сыновей Иессея6. Иессей был внук Руфи моавитянки и потомок Раавы иерихонской, и таким образом в его жилах текла, отчасти, языческая кровь. Но он уже дав­но состоял членом царства Иеговы и пользовался уваже­нием в городе. Чтобы отклонить подозрение Саула, Саму­ил должен был придать всему делу вид обыкновенного жертвоприношения с семейством Иессея, как заявлено было им и жителям Вифлеема, с тревогой встретившим приход престарелого пророка. Когда пришло семейство Иессея, то Самуил, увидев сына его Елиава, отличавшего­ся величественною и красивою внешностью, невольно по­думал: «верно сей пред Господом помазанник Его!» Но он должен был разубедиться в этом, потому что голос Божий сказал ему: «не смотри на вид его, на высоту роста его; Я отринул его; Я смотрю не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце». Избранником Божиим оказался младший сын Иессея Давид, который пас овец отца своего. Это был еще отрок, «белокурый, с красивыми глазами и приятным лицом». Он ничем не поражал в своей внешности, был не более среднего роста, весьма прост в своем пастушеском одея­нии, с палкою в руках и котомкою за плечами. Но в его прекрасных глазах светился огонь внутреннего величия. По целым месяцам живя среди своих стад и окружающей природы, он с детства научился углубляться в самого себя и черпать вдохновение в своей собственной богато одарен­ной душе, возбуждавшейся от звуков и красот родной природы. Уединенное положение среди хищных живот­ных рано научило его смело встречать таких кровожадных хищников как львы и медведи, и развило в нем силу и от­вагу, которым удивлялись даже его старшие братья. Но более всего пастушеская жизнь с ее досугом развивала в нем духовную жизнь. Родные горы, сплошь покрытые ви­ноградниками и маслинами, восторгали его дух своею кра­сотою, и он изливал свои возвышенные чувства в дивной игре на арфе, составлявшей неразлучную спутницу юного пастуха. Этот-то юноша-пастух и был избранник Божий. Самуил помазал его, и с того дня почил на Давиде Дух Бо­жий, начав долгое воспитание и приготовление его к за­нятию престола избранного народа.

 

XXXII Саул и Аавид. Поражение Голиафа и возвышение Давида при дворе. Гонения на него. Кончина Саула7.

Саул между тем, мучимый угрызениями совести за свое непослушание Богу и опасениями за свою будущ­ность, сделался мрачным и подозрительным, часто стал страдать от приступов невыносимой тоски. Приближен­ные, чтобы чем-нибудь развлечь унывающего царя, посо­ветовали ему прибегнуть к утешению музыки, и это при­вело к первой встрече Саула с его будущим преемником Давидом. Обладая нежной душой и посвящая большой до­суг своей пастушеской жизни музыке, Давид настолько усовершенствовался в музыкальном искусстве, что приоб­рел обширную известность, так что и приближенные ца­ря указали именно на него как на наиболее способного своей сладостной игрой разогнать мрачные думы и тяже­лую тоску Саула. И вот действительно юный пастух был приглашен во дворец и, когда нужно было, играл для царя. Но эту обязанность ему еще приходилось исполнять так редко, что он имел возможность надолго уходить в свой родной город и продолжал заниматься своим пасту­шеским делом. Один случай, однако же, больше сблизил его с царем.

Началась опять война с филистимлянами, и во время ее выступил из рядов неприятелей один исполин - Голи­аф, который предложил единоборством с ним решить де­ло войны8. Несмотря на великолепную и высокопочетную награду, предложенную Саулом, именно выдать свою дочь за победителя, из израильтян никто не осмеливался вы­зваться на единоборство со страшным, закованным в латы исполином, который поэтому и издевался каждый день над войском израильским. В это время Давид, по поруче­нию своего отца, пришел в израильский стан, чтобы наве­стить своих состоявших на службе братьев. И при нем опять филистимский исполин, по обычаю, выступил из ря­дов своих и громовым голосом начал издеваться над тру­состью и малодушием израильтян. Когда Давид узнал, в чем дело, то его юная душа не стерпела такого поноше­ния над «воинством Бога живаго», и он закипел неудер­жимой отвагой. В пустыне он поражал львов, нападавших на его стада, - при помощи Божией он решил поразить и этого льва, поносившего его народ. О его решении до­ложено было Саулу, но царь, увидев пред собой невзрач­ного юношу и считая его более способным играть на ар­фе, чем вступать в единоборство со страшным исполином, отклонил его предложение, и только восторженная уве­ренность и храбрость Давида заставили его согласиться на принятие вызова. Саул предложил ему свои доспехи, но они были слишком велики и тяжелы для Давида, и он ре­шил вступить в борьбу с Голиафом со своим пастушеским оружием. Враждебные войска стояли между Сокхофом и Азеком, верстах в двадцати к юго-западу от Иерусалима, на двух противоположных берегах долины (вади), по ко­торой зимою протекал поток, высыхавший летом. И вот, когда исполинский филистимлянин, по обыкновению, выступил для издевательства над израильтянами, из рядов войска на противоположном берегу вади отделился юно­ша в простой пастушеской одежде, с посохом и пращей в руках и котомкой за плечами. Он смело спустился в доли­ну и, набрав в ней наиболее удобных для пращи гладко омытых кремнистых камней, стал в воинственное положе­ние пред исполинским врагом. Такой противник мог по­казаться Голиафу только насмешкой над ним, и он в вы­сокомерном негодовании заметил только, что ведь он не собака, чтобы какому-то мальчику выходить против него с палкой в руках и камнями. Когда Давид смело отвечал ему, что он не собака, но хуже ее, то Голиаф разразился на него бранью и грозно закричал, чтобы презренный па­стух подошел к нему поближе и Голиаф без унизительной для него борьбы отдаст его тело птицам и зверям на съе­дение. Но переговариваться долго не было надобности. Меткой и привычной рукой Давид метнул камнем из пра­щи, и ошеломленный великан повалился на землю, а Да­вид, подскочив к нему с быстротою лани, его же мечем отсек ему голову. Филистимляне, пораженные таким чу­десным подвигом юноши, в смятении бросились в бегст­во, преследуемые израильтянами. Подвиг Давида приоб­рел ему дружбу доблестного Ионафана, который с этих пор «полюбил его как свою душу», а Саул приблизил его к себе и сделал военачальником, хотя и не выдал за него своей дочери в награду за победу над Голиафом. Но рас­положение Саула к Давиду скоро было испорчено востор­женными похвалами последнему. Когда они возвращались с поля битвы, женщины и девицы повсюду встречали их песнями и плясками, с торжественными тимпанами и кимвалами; но среди песен подозрительное ухо Саула рас­слышало оскорбительный для него припев: «Саул победил тысячи, а Давид - десятки тысяч!»9. Мрачное подозрение запало в душу царя по отношению к юному герою, и он два раза как бы в исступлении пытался пронзить его ко­пьем, когда Давид предавался сладостной музыке с целию разогнать тоску царя. Не успев в этом, Саул старался под­задорить храбрость Давида, чтобы отважными подвигами его среди филистимлян привесть его к верной погибели. Но Давид постоянно оставался невредимым и за дочь Са­ула Мелхолу совершил опасный подвиг обрезания не ста даже филистимлян, как назначил Саул, а двухсот, и пред­ставил вещественное доказательство самого подвига. Та­ким образом, Давид сделался зятем царя и все больше приобретал себе любовь народа; но зато «стал Саул еще больше бояться Давида, и сделался врагом его на всю жизнь». Он стал открыто преследовать народного любим­ца и своего тайного преемника, и вследствие этого начи­нается ряд изумительных приключений Давида, которыми Промысл постепенно подготовлял его к занятию престола. Это была трудная школа испытаний, в которой должно было укрепиться в Давиде убеждение, что судьба и жизнь человека находятся в руке Божией, и даже царь со всем его воинством, будучи лишен помощи Божией, становит­ся беззащитнее и беспомощнее последнего раба.

Потерпев неудачу в своих замыслах погубить Давида посредством филистимлян, Саул открыто стал искать его смерти, и приказ об этом сообщил не только всем своим приближенным, но даже и другу Давида, своему сыну Ио­нафану. Последнему удалось на время утишить кровожад­ную ярость своего отца, и Саул даже поклялся, что он пе­рестанет замышлять на жизнь Давида. Но новые подвиги Давида в войне с филистимлянами опять растравили рану в сердце Саула, и он в мрачном исступлении опять метнул в него копьем, когда Давид вдохновенно играл пред ним на своей арфе. Трясущаяся от яростного возбуждения ру­ка, однако же, и в этот раз изменила Саулу, и брошенное копье пролетело мимо и вонзилось в стену, а Давид спас­ся бегством. Разъяренный неудачей этой новой попытки отделаться от своего ненавистного зятя, Саул велел окру­жить его дом и схватить его ночью. И от этой опасности он спасен был лишь хитростью своей глубоко преданной жены Мелхолы. Тогда Давид бежал к престарелому про­року Самуилу и там в сонме пророков пением и музыкой облегчил свою утомленную гонениями душу. Саул отпра­вил в погоню за ним своих слуг и в Раму, чтобы схватить его там; но слуги три раза поддавались влиянию востор­женных песен пророков и сами начинали пророчество­вать. Взбешенный Саул, наконец, и сам отправился в Ра­му; но лишь только он заслышал знакомые ему звуки про­роческих песен, как мрачная душа его просветлела, дух злобы отошел от него и опять сошел на него Дух Божий, так что он опять на время оставил свою кровожадную мысль. Давид, великодушно прощая злополучному царю,

изливал свою скорбь другу своему Ионафану и пытался было чрез него расположить к себе царя. Но кровожад­ность царя теперь была неисцелима, и когда Ионафан при представившемся случае стал ходатайствовать пред отцем своим за своего друга Давида, то едва и сам не погиб от руки Саула, в ярости метнувшего копьем и в своего лю­бимца наследника-сына. Узнав об этом, Давид трогатель­но простился с Ионафаном, который, сознавая несправед­ливость, терпимую своим доблестным другом, при разлу­ке с ним плакал горькими слезами; но Давид плакал еще больше. Любовь между ними была изумительная, какая только может быть между двумя доблестными чистыми душами. Они расставались почти навсегда и встретились между собою только еще раз в жизни, но уже при самых печальных обстоятельствах10.

Расставшись со своим другом, Давид направился в священнический город Номву, где в это время находилась скиния, а при ней жил и первосвященник11. Он прибыл в город голодным и истомленным и, чтобы подкрепить свои силы, он под предлогом важного царского поручения, требовавшего необычайной поспешности, выпросил у перво­священника Ахимелеха хлебы предложения и меч Голиа­фа, хранившийся в скинии как трофей, и с запасом свя­щенных хлебов, которые по закону можно было вкушать только лицам священнического чина, удалился за пределы родной страны, где в виде простого странника остановил­ся в филистимском городе Геф. Но убежище там оказалось ненадежным. Приближенные Анхуса, царя гефского, ста-ли высказывать ему свои подозрения насчет незнакомца и говорили ему: «не это ли Давид, царь той страны? не ему ли пели в хороводах: Саул победил тысячи, а Давид - де­сятки тысяч?» Чтобы отвратить это опасное подозрение, Давид принужден был притвориться безумным, и когда его привели к царю, «чертил на дверях, кидался на руки свои, пускал слюни по бороде своей», так что у Анхуса ис­чезло всякое подозрение, а Давид, воспользовавшись этим, поспешил удалиться отсюда в дикую пещеру Адоллам-скую, где около него собрались его родители и братья, ко­торые, вероятно, начали подвергаться преследованию Сау­ла, а также и все недовольные отверженным царем, так что около Давида собралось до четырехсот человек. Поме­стив своих родителей под защиту царя моавского, Давид со своими последователями опять возвратился в пределы родной страны.

Саул, между тем, истощался от бессильной злобы12. Услышав о том, что первосвященник отдал Давиду хлебы предложения, и подозревая его, а вместе с ним и все свя­щенство в заговоре с Давидом, разъяренный царь прика­зал своим слугам подвергнуть их избиению, но когда слу­ги отказались поднять руку на служителей Божиих, то он поручил исполнить это кровожадное дело некоему Доику идумеянину, который именно и сделал ему донос на пер­восвященника. Убито было восемьдесят пять священников и разрушен самый город; спасся только сын первосвящен­ника Авиафар, который, захватив с собою некоторые свя­щенные принадлежности (эфод), прибежал к Давиду и рассказал ему о страшном злодеянии Саула. Давид мог только горевать, что сделался невольной причиной такого бедствия, и, дав у себя убежище Авиафару, сам принуж­ден был спасаться от настигавшего его царя. Однажды в городе Кеиле он едва не окружен был войском Саула, но заблаговременно бежал с своими последователями и скры­вался в неприступных горах и лесах. При этих гонениях бывали случаи, когда Саул оказывался в полной власти Да­вида, который легко мог бы предать его смерти и таким образом не только избавиться от гонителя, но и наследо­вать престол. Но Давид содрогался от одной мысли поло­жить руку на помазанника Божия и скорбел даже после того, как однажды отрезал край одежды Саула, зашедше­го для нужды в пещеру, в глубине которой скрывался цар­ственный беглец со своими последователями. Этот послед­ний случай до слез растрогал Саула; когда он узнал о том, с каким всепрощающим великодушием гонимый Давид отнесся к нему даже в тот момент, когда его жизнь впол­не находилась в руках последнего, то стал раскаиваться в своем безумии и, уже смиренно признавая Давида своим будущим преемником, просил его только о том, чтобы он не искоренил его потомства и не уничтожил имени отца его, в чем и поклялся ему Давид. Но дух злобы скоро опять овладел Саулом, и он вновь устремился в погоню за Давидом, которому скоро представился новый случай до­казать несправедливому царю свое непоколебимое и бла­городное великодушие. Однажды ночью Давид пробрался в стан царя и, упрекнув своего спутника Авессу за наме-рение убить Саула, захватил с собой лишь копье и круж­ку с водой у постели царя, и с вершины соседней горы громко укорял Авенира, начальника царских телохраните­лей, за его невнимательность и плохую бдительность око­ло священной особы царя. Устыженный этим, Саул опять на время прекратил преследование, но чтобы порвать вся­кую связь с Давидом, выдал жену его Мелхолу за другого человека. Тяжко огорченный таким оскорблением, Давид, опасаясь дальнейшей ярости царя, в другой раз искал убе­жища у царя филистимского города Гефа. Но там положе­ние его было крайне двусмысленное и тяжелое, так как царь гефский Анхус, отдав ему во владение целый город Циклаг, требовал от него враждебных набегов на его род­ную землю.

Когда началась открытая война с израильтянами, Да­вид вынужден был даже дать Анхусу прямое обязательст­во в оказании ему военной помощи и, таким образом, по­ставлен был в печальную необходимость поднять оружие на свой собственный народ. Только подозрение военачаль­ников в верности Давида избавило его от этого тяжкого обязательства, так как филистимляне принудили Анхуса возвратить Давида из похода как весьма ненадежного со­юзника в войне с израильтянами. Между тем, на Циклаг за время его отсутствия напали амаликитяне и все в нем истребили. Это бедствие так вооружило против Давида са­мых его последователей, у которых погибло в разрушен­ном городе все достояние, что они хотели даже побить его камнями, и только военный успех его в погоне за амаликитянами восстановил авторитет Давида, который быстро настиг хищников, рассеял их, возвратил пленных и захва­тил богатую добычу.

Но испытания Давида быстро приближались к концу. В родной земле его совершилось важное и, вместе, печаль­ное событие: скончался Самуил на 88 году своей жизни и торжественно погребен был в Раме оплакивавшим его на­родом13. Это событие еще более тяжким бременем легло на душу Саула, так как он в глубине своего сердца не пе­реставал благоговеть пред помазавшим его пророком. Смерть его, несомненно, еще сильнее показала его совес­ти все его неправды и преступления, которые так глубоко огорчали престарелого пророка и наверно ускорили смерть его. В нем он, несмотря на полный разрыв с ним, продолжал видеть некоторую для себя нравственную опо­ру в крайней нужде. Теперь его не было, а между тем об­стоятельства складывались все грознее и мрачнее14. Филис­тимляне, заметив внутренние беспорядки в царстве изра­ильском, порешили воспользоваться удобным случаем для захвата добычи и с огромным войском двигались внутрь страны. Саул, уже ясно сознававший свою отверженность пред Богом и своим народом, предчувствовал надвигавшу­юся беду и был в отчаянии и страхе. С мгновенным про­буждением отголоска прежней веры он вопросил Бога об исходе предстоявшей битвы, но Бог не ответствовал на его слабую веру. Тогда злополучный царь совершил еще одно великое преступление и прибег к суеверию, обратившись к волшебству, при помощи которого он хотел узнать своюсудьбу15. В Аэндоре, близ горы Ермона, жила волшебница, и к ней-то ночью, переодевшись, отправился Саул в со­провождении нескольких своих приближенных. Волшеб­ница сначала отказалась было приступить к волшебству, опасаясь наказания; но когда посетители поклялись, «что не будет ей беды за это дело», а будет дана хорошая на­града, женщина спросила: «кого же вывесть тебе?» - «Самуила выведи мне», отвечал Саул. Волшебница совер­шила свое волхвование и вскрикнула от ужаса, потому что она одновременно увидела призрак Самуила и узнала, что посетитель ее царь. «И сказал ей царь: не бойся (скажи), что ты видишь»? - «Вижу, отвечала женщина, как бы бо­га, выходящего из земли». - «Какой он видом? спросил у нее Саул. Она отвечала ему: «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду». «Тогда узнал Са­ул, что это Самуил, и пал лицем на землю и поклонился». Затем, встав, он в страхе услышал загробный голос проро­ка: «Для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?» - «И отвечал Саул: тяжело мне очень; филистимляне воюют против меня, а Бог отступил от меня и более не отвечает мне ни чрез пророков, ни во сне, (ни в видении); пото­му я вызвал тебя, чтобы ты научил меня, что мне делать». «И сказал Самуил: зачем же спрашиваешь меня, когда Господь отступил от тебя? Господь сделает то, что возвес­тил чрез меня; отнимет Господь царство от рук твоих, и отдаст его ближнему твоему, Давиду. И предаст Господь Израиля вместе с тобою в руки филистимлян; завтра ты и сыны твои будете со мною, и стан израильский предаст Господь в руки филистимлян». Страшный голос смолк, но слова его ужасом гремели в преступной совести Саула; он вдруг всем своим исполинским телом рухнулся на землю и лежал в изнеможении. Только уже подкрепившись пи­щею, он способен был возвратиться в стан, куда и отпра­вился в ту же ночь. Страшный приговор Самуила не за­медлил осуществиться во всей своей точности. Битва с фи­листимлянами произошла в окрестностях Изрееля16. Израильтяне не выдержали напора железных колесниц своего противника и в первый же день битвы вынуждены были отступить к горе Гелвуе, усеяв путь свой убитыми. Филистимляне между тем все более напирали на бегуще­го Израиля. Сыновья Саула и между ними храбрый Ио­нафан уже пали под ударами врагов; но вот неприятель­ские стрелки настигли уже самого Саула, начали осыпать его градом стрел, «и он очень изранен был стрелками». Ги­бель была очевидна и неминуема. Гордый царь, однако,, не хочет умереть от руки необрезанных и повелевает своему оруженосцу обнажить меч и заколоть его. Но оруженосец не смеет поднять руки на помазанника Божия, и тогда злополучный царь совершает последнее преступление сво­ей жизни - самоубийство, которому последовал и его верный оруженосец. Торжествующие филистимляне бро­сились грабить убитых и, найдя тела Саула и Ионафана, варварски надругались над ними и затем повесили их на стенах города Вефсана. Такой позор возбудил мужество в жителях города Иависа Галаадского, которые, помня ока­занное им некогда Саулом благодеяние, сделали отважный набег, сняли царственные тела со стены, сожгли их, кости похоронили в своем городе под дубом и в память погиб­шего царя постились семь дней, выказав таким образом редкую добродетель благодарности к павшему царю.

Весть об исходе битвы гелвуйской скоро дошла до Да­вида. Один молодой амаликитянин, захватив венец и за­пястье Саула, поспешил к Давиду, надеясь обрадовать его вестью о смерти царя и, чтобы увеличить свою предпола­гаемую награду, даже ложно заявил, что он сам приколол его. Но Давид пришел в ужас от этого святотатства и ве­лел предать амаликитянина смерти за то, что он поднял руку свою на помазанного царя, и сам с окружающими своими горько оплакивал не только своего друга Ионафа­на, но и злополучного царя Саула. Скорбь его выразилась в вдохновенной песне: «Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! как пали сильные, погибло оружие бранное! Саул и Ионафан, любезные и согласные в жизни своей, не разлучились в смерти своей... Дочери израиль­ския, плачьте о Сауле, который одевал вас в багряницу с украшениями... Сражен Ионафан на высотах твоих. Скор­блю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви жен­ской. Как пали сильные, погибло оружие бранное!..» Песнь эта сделалась историческим памятником, и петь ее научался весь народ17.

Так закончилось царствование первого царя израиль­ского народа. Жизнь Саула распадается на два периода, из которых первый представляет собою жизнь его с Богом и второй - жизнь без Бога. Первый период, поэтому, слу­жит обнаружением лучших качеств его души - смирения и упования на Бога, послушания воле Божией, за которы­ми следовали успех и победы. И за этот период он нема­ло сделал для политического возвышения своего государст­ва. Иноземное иго было свергнуто, и окружающие хищ­нические народы потерпели тяжкие поражения, заставившие их отказаться от расхищения царства избран­ного народа. Но во втором периоде явно берут перевес его худшие качества - высокомерие, самонадеянность, непо­слушание, за которыми, в свою очередь, неизбежно следо­вали неурядицы во внутреннем управлении, тоска, суеве­рие, поражения, отчаяние и самоубийство. Во всем этом он был зеркалом своего народа и своею судьбою еще раз преподал глубокий урок, что избранный народ должен по­лагать свою силу не в человеке, хотя бы он был и царь, но единственно в Боге, который один их помощник и покро­витель и без Него они неизбежно станут беспомощной и жалкой добычей своих нечестивых соседей. Этот урок глу­боко запечатлелся в душе Давида, который теперь беспре­пятственно мог выступить в качестве царя израильского народа.

 

ХХХIII. Царствование Давида. Завоевание Иерусалима. Перенесение ковчега завета, победоносные войны и мысль о построении храма18.

Во время своей изгнаннической жизни Давид уже считался многими прямым и законным преемником Сау­ла, и потому по смерти последнего колено Иудино не за­медлило провозгласить его царем, лишь только он вступил в пределы этой земли. Но оставались приверженцы и у Саула, и этим воспользовался приближенный его полково­дец Авенир, который при помощи жителей Галаада объя­вил царем Иевосфея, одного из сыновей Саула, и власть его была признана одиннадцатью коленами. При таких обстоятельствах стала неизбежной междоусобная война, которая с переменным счастьем продолжалась около пяти лет. Но перевес, видимо, клонился в сторону Давида, тем более, что между Авениром и Иевосфеем скоро возникли несогласия, которые повели даже к переходу Авенира на сторону Давида, где он, однако же, был убит военачальни­ком последнего Иоавом в отмщение за убийство его бра­та Асаила. Сам Иевосфей скоро был убит своими прибли­женными, которые, в надежде получить награду от Дави­да, принесли ему даже голову вероломно убитого ими царя. Но Давид, с истинно царственным великодушием, голову Иевосфея предал погребению, а убийц его казнил смертью19.

По смерти Иевосфея у Давида не было больше соперников, и глаза всего народа невольно обратились к нему. Представители всех колен собрались в Хеврон и, перечис­лив заслуги Давида для страны, торжественно провозгла­сили его царем над всеми коленами, после чего он окон­чательно был помазан на царство20. В лице его народ из­раильский приобрел себе своего величайшего царя. Ему было тридцать лет от роду. В войне он уже приобрел громкую, всенародную известность своей знаменитой борьбой с Голиафом, которая вместе с другими его подви­гами воспевалась в народных песнях, столь возбуждавших мрачную зависть Саула. При своей страннической жизни в качестве изгнанника он прошел всю страну вдоль и по­перек, близко ознакомился с жизнью не только своего собственного народа, но и ближайших соседей, у которых ему не раз приходилось искать себе убежища. Во время тяжкой школы испытаний он научился ценить жизнь не с высоты отдаленного царского престола, а в ее действи­тельных нуждах и потребностях, быть милостивым и со­страдательным к простому народу, равно как и велико­душным к своим врагам. Но более всего перенесенные им испытания научили его всецелому упованию на Бога и еще более воспламенили в нем тот дух религиозности, ко­торый и выразился в его дивных боговдохновенных пес­нях - псалмах, дышащих безграничным упованием на промысл Божий. Такой царь не мог не пробудить сочув­ствия в народе, и около него быстро образовалось боль­шое войско, начальники которого всецело отдали себя в распоряжение Давида. В Хевроне Давид царствовал семь с половиною лет21. За это время он пришел к убеждению, что для утверждения царской власти в стране ему необходима столица, которая, не принадлежа никакому колену в отдельности, могла бы служить общею столицею для всего народа. Для этой цели Давид наметил одну сильную крепость на рубеже между коленами Иудиным и Вениаминовым, которая, несмотря на все усилия израильтян, отстаивала свою независимость и доселе принадлежала иевусеям22. Это именно Иерусалим, который не только занимал сильное естественное положе­ние на горе, возвышающейся на 2 610 футов над уровнем моря, но и укреплен был кроме того неприступными сте­нами. Давид, полагаясь на мужество и патриотизм своего храброго войска, порешил во что бы то ни стало взять эту гордую твердыню и объявил, что первый, кто водрузит зна­мя Давидово на стенах Иерусалима, будет сделан воена­чальником всего его войска. Честь эта выпала храброму Иоаву. Крепость была взята, и Давид основал в Иерусали­ме свою царскую столицу, назвав ее градом Давидовым. Благодаря своему великолепному положению на Сионской горе, господствующей над всею окрестностью, Иерусалим, с возвышением его на степень столицы, начал быстро стя­гивать к себе иудейское население; новая столица скоро расцвела пышно и богато, и Иерусалим сделался одним из знаменитейших городов в истории не только израильского народа, но и всего человечества.

В своей новой столице Давид «преуспевал и возвы­шался, и Господь Бог Саваоф был с ним»23. Могущество его имени подействовало устрашающим образом на филис­тимлян, этих давних врагов избранного народа. Они по­пытались было подорвать силу крепнущего государства и открыли против Давида военные действия; но, дважды по­раженные Давидом, с большим уроном должны были от­ступить, оставив в его руках даже своих идолов, которых Давид велел сжечь. Вместе с тем Давид приобрел дружбу своего соседа Хирама, царя могущественного и богатого Тира. Хирам был полезен Давиду особенно при благоустроении его новой столицы, так как посылал ему «кедро­вые деревья, плотников и каменщиков» для возведения дворца и необходимых государственных построек. Да и вообще эта дружба была в высшей степени выгодна для обоих народов, из которых один (израильский) был по преимуществу земледельческий, а другой - торгово-промышленный, и потому с взаимною выгодою могли ме­няться произведениями своей земли и своего труда.

Но, благоустраивая свою столицу и свое государство в политическом и экономическом отношении, Давид не за­бывал, что главное назначение избранного народа - быть светом для язычников в религиозно-нравственном отно­шении, и потому обратил свое главное внимание на воз­вышение религиозного духа народа. С этою целию он ре­шил перенести главную святыню народа - ковчег завета в Иерусалим, чтобы сделать свою столицу объединяющим центром страны не только в политическом, но и религи­озном отношении24. Ковчег завета со времени возвраще­ния его от филистимлян находился в Кириафиариме. Да-вид отправился туда во главе 30 000 избранных мужей. Для ковчега была приготовлена новая колесница, на кото­рой он торжественно был двинут в путь. Два сына Авинадава, в доме которого доселе находился ковчег, везли его в торжественном шествии народа, выражавшего свою вос­торженность музыкой и священными песнями. Но смерть Озы, одного из сыновей Авинадава, однако же показала, что для святыни требовался другой способ передвижения, именно на раменах левитов и священников. После трех­месячного пребывания в Гефе, ковчег вновь был двинут в путь и с торжеством несен был первосвященниками от обеих линий Ааронова священства. Чрез каждые шесть шагов царь приносил жертвы; самое шествие сопровожда­лось восторженным пением, музыкою и ликованием. Сам Давид, одетый в простой священнический льняной эфод, увлеченный чувством религиозного восторга, «скакал из всей силы пред Господом», изливая свою восторженность в дивных псалмах, смешивавшихся с песнями левитов, ра­достными кликами народа и торжественными звуками труб, кимвалов и арф. На Сионе для ковчега была приго­товлена новая скиния (старая оставлена была в Гаваоне, так как, наверное, успела значительно обветшать и повре­диться от времени): там Давид принес всесожжения и жертвы мирные и, «благословив народ именем Господа Саваофа, он раздал всему народу - как мужчинам, так и женщинам - по одному хлебу, и по куску жареного мя­са, и по одной лепешке и по кружке вина каждому» в па­мять этого великого события. Но вечною памятью о нем оставались те псалмы, которые составлены были Давидом по случаю великого торжества. При самом поднятии ков­чега для перенесения его в Иерусалим составлен был и пелся псалом 67, начинающийся словами: «Да восстанет Бог и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненави­дящие Его». При вступлении ковчега в крепость Сионскую пелся псалом 23, в котором на самый момент вступления указывает восторженное обращение к вратам крепости: «поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь двери веч­ные, и войдет Царь славы!» В этом псалме Иегова про­славляется как царь славы, который, наконец, завершил победу над языческими врагами Своего народа и водво­рился на Сионе, откуда Он покорит Себе весь мир. «Кто сей царь славы?» спрашивает в этом псалме один хор, и другой торжественно отвечает: «Господь крепкий и силь­ный, Господь сильный в брани». «Кто сей царь славы? - Господь сил, Он царь славы!»

Отпустив народ, ликующий царь возвратился в дом свой, чтобы поделиться своею религиозною восторженно­стью и со всеми своими домашними. Но там он был встречен обидным укором со стороны своей высокомер­ной жены Мелхолы, которой крайне не понравилось по­ведение царя пред ковчегом: «как отличился сегодня царь Израилев», с ядовитой иронией сказала она Давиду, «обна­жившись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой-нибудь пустой человек!» Такое высоко­мерие дочери Сауловой должно было понести должное на­казание. Высказывая ей справедливый укор, Давид ответилей, что ради Господа он готов еще более уничижиться и религиозную восторженность последних служанок пред­почитает гордому высокомерию царицы. «И у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей до дня смерти ее».

После перенесения ковчега завета в Иерусалим Давид занялся делами внутреннего благоустройства, как религи­озного, так и гражданского. Так он, прежде всего, учредил при скинии правильный порядок богослужения, назначил особых для этого лиц, чтобы «они славословили, благода­рили и превозносили Господа Бога Израилева». Двое свя­щенников должны были постоянно трубить пред ковчегом завета Божия, а несколько левитов назначены были с це­лию возвышения торжественности богослужения присут­ствовать при нем с псалтирями, цитрами и кимвалами. Сам Давид составил боговдохновенный псалом, который пелся при богослужении в качестве особого славословия Богу и начинался словами: «Славьте Господа, превозноси­те имя Его; возвещайте в народах дела Его; пойте Ему, бряцайте Ему; поведайте о всех чудесах Его»... Псалом за­канчивался словами: Благословен Господь Бог Израилев от века и до века», и весь народ восторженно ответствовал кликами: «Аминь, аллилуия!»

В делах гражданского управления Давид обратил осо­бенное внимание на восстановление правого суда, поко­лебленного во время смут Саулова царствования. С этою целию он, прежде всего, образовал под своим личным председательством совет, составленный из наиболее при­ближенных лиц. Из них напр. Иоав был начальником войска, Иосафат дееписателем, Садок и Авимелех главными священниками, Суса писцем, и так далее. При помощи этих советников Давид имел возможность всесторонне следить за жизнью народа и государства и удовлетворять всем его насущным нуждам и потребностям. «И царство­вал Давид над всем Израилем, и творил суд и правду все­му народу своему».

При благоустроении внутренних дел Давид для обес­печения своих границ от внешних нападений повсюду расставил охранные войска. Но с окончанием этого благо­устройства он, располагая сильным войском, мог высту­пить и на поприще завоевательной политики25. Вокруг обетованной земли жило много враждебных народов, ко­торые не только часто нападали на израильский народ, но и владели такими землями, которые, по обетованию Бо­жию, должны были принадлежать к владениям избранно­го народа. И вот начинается целый ряд победоносных по­ходов. Давид, полный живого упования на Бога, решил ис­полнить волю Божию, заявленную в обетовании, и завоевать все те земли, которые незаконно и только по слабости и неверию израильского народа находились еще во владении его врагов-язычников. Победоносное оружие свое он, прежде всего, направил против филистимлян, ко­торые теперь должны были окончательно расплатиться за многочисленные беды, причиненные их частыми набегами народу израильскому. Они были поражены, и сильнейший их город Геф с зависящими от него городами перешел под власть Давида. Победа эта была решительная и надолго смирила филистимлян, так что, исключая двух-трех незна­чительных стычек, мы уже долго не слышим о их нападе­ниях. Она обеспечила избранному народу законную ему границу на юго-западе и распространила его владения до «реки Египетской», отделяющей Палестину от владений Египта. Обращаясь к восточной границе, Давид поразил моавитян и, чтобы окончательно сломить их силу, две тре­ти населения предал смерти, а остальную треть сделал ра­бами и данниками. Такая суровость по отношению к это­му народу, с которым Давид был, отчасти, родствен по крови (чрез свою прабабку Руфь моавитянку) и с кото­рым он вообще находился в дружественных отношениях, так что в одно время поручал своих родителей покрови­тельству моавитского царя, объясняется сознанием необ­ходимости окончательного отмщения за все бедствия, причиненные народу израильскому со времени Валака, а также, быть может, вызвана была каким-нибудь веролом­ным поступком с их стороны. Так исполнилось предсказа­ние Валаама: «Происшедший от Иакова овладеет и погу­бит оставшееся от города» (столицы моавской). Обеспе­чив восточную границу, Давид направил свое победоносное оружие к северо-востоку, для расширения своего царства до обетованной границы - реки Евфрата. Два сирийских царя Адраазар Сувский и царь Дамасский были поражены Давидом, оставив в его руках множество колесниц, коней, золотых щитов и медного оружия. Унич­тожив большую часть колесниц, сто из них Давид оставил для своего двора и вместе с щитами и медными доспехами перевез в Иерусалим. Славный Дамаск положил ору­жие пред Давидом и сделался его данником. «И помогал Господь Давиду везде, куда он ни ходил».

Эти победы прославили имя Давида во всей Азии. Не­которые цари спешили предложить ему свою дружбу и союз. Так Фой, царь Имафа, услышав о поражении Адраазара Сувского, его собственного врага, отправил своего сына Иорама с поздравлением Давиду и с богатыми дара­ми из разных золотых, серебряных и медных сосудов. Этот союз вместе с прежним союзом с Хирамом Тирским вполне обеспечивал северную границу царства, и Давид возвратился в Иерусалим, везя в качестве добычи много золота, серебра и меди, что все, впоследствии, пошло на построение храма и дворцов. Чрез несколько времени во­енная слава Давида прогремела и на юге. Он поразил идумеян и, поставив среди них охранные войска, сделал их данниками и рабами. Граница государства вследствие этой победы раздвинулась до восточного залива Чермного моря. И вот, таким образом, благодаря целому ряду блистатель­ных побед, Давид впервые в истории израильского народа владел всем пространством земли, которое обещано было патриархами. Царство израильского народа теперь уже не было незначительным, худо организованным государством, бывшим добычей соседних хищнических народов, кото­рые то и дело нападали на него, грабили города и убива­ли жителей. Это была теперь могущественная монархия, которая на время повелевала всей западной Азией и в ру­ках которой находилась судьба многочисленных народов, трепетно приносивших свою дань грозному для них царю.

Исполненный благодарности Богу, благоволившему исполнить теперь Свои обетования относительно владения землей Ханаанской, Давид решил доказать свою благодар­ность построением величественного храма, который был бы достоин Господа сил и Царя славы. У Давида было много богатств, накопившихся от добычи и дани, и он по­строил себе великолепный кедровый дворец, в котором и жил, наслаждаясь своими победными лаврами. Ковчег за­вета, между тем, все еще находился в скинии. Это несо­ответствие в помещении царя земного и Царя небесного поразило Давида. Призвав своего приближенного пророка Нафана, царь сказал ему: «вот я живу в доме кедровом, а ковчег Божий находится под шатром».

Пророк сначала одобрил мысль царя, но ночью полу­чил божественное внушение, что Давид, занятый благоустроением земного царства, не может приступать к этому великому предприятию и должен предоставить славу со­вершения его своему сыну, преемнику престола. Храм Всевышнего должен быть храмом мира и потому может быть построен только человеком, который не проливал крови человеческой, Давид же во время своих многочис­ленных войн много проливал крови и потому недостоин быть строителем храма Богу любви и мира. Но самая мысль о построении храма вытекала в нем из добрых по­буждений и потому Господь показал ему Свою милость в великом обетовании, что царство его (в духовном смысле) будет утверждено навеки. Давид пламенною молитвою

возблагодарил Бога и смиренно ограничился заготовлени­ем материалов для построения храма в будущем26.

В то же время он еще раз выказал благородное вели­кодушие к дому Саулову. Из уважения к памяти своего друга Ионафана, он отыскал сына его Мемфивосфея, хро­мого на обе ноги, отдал ему родовые земли Саула и от­крыл ему доступ к царскому столу27.

 

XXXIV. Продолжение царствования Давида. Его могущество и падение. Авессалом и его восстание28.

В это время Давид находился на вершине своего могу­щества и своей славы. Дворец его блистал роскошью и бо­гатством и походил на дворцы других великих царей древ­него востока. Враги кругом смиренно покорились ему, пла­тили дань и обогащали его казну. Внутри народ благоденствовал и вполне наслаждался благами мудрого и справедливого управления. Такое справедливое положение, скорее всего, способно ослаблять смиренное упование на Бога и пробуждать чувства самонадеянности и самовлас­тия, с неразлучным от них падением нравственной жизни, столь естественным при расслабляющей роскоши восточ­ной придворной жизни. Такого искушения не избег и Да­вид, и с этого времени начинается новый период его жиз­ни, который представляет историю его нравственного па­дения, с неразлучными бедствиями. Первый случай греховного падения Давида произошел во время аммонитской войны29. Во время прежних войн Давида царь аммонитский Наас был верным его союзником и другом, но вот он умер, и ему наследовал сын его Аннон. Давид, желая поддержать свою дружбу и с сыном своего союзника, по­слал к нему послов с дружественными предложениями и с утешением по случаю смерти отца. Но это посольство при­ближенными молодого царя перетолковано было в худую сторону, послы были приняты за соглядатаев, и неразум­ный Аннон нанес им страшное оскорбление, повелев об­рить каждому из них «половину бороды и обрезать одеж­ды их на половину до чресл», и в таком безобразном виде отпустил их обратно к Давиду. Такого бесчестия не мог снести Давид и отправил войско наказать дерзкого Анно­на, который, между тем, успел уже заключить оборони­тельный союз с сирийцами, воспользовавшимися этим слу­чаем для низвержения власти израильского царя. Сирий­цы, однако же, были вновь разбиты, потеряв 7 000 колесниц и 40 000 пехоты, и покорились Давиду, так что аммонитяне остались одни и собственными силами долж­ны были защищаться против могущественного царя. Иоав двинулся на их главный город Равву и осадил его. Вполне полагаясь на своего военачальника, Давид сам остался в Иерусалиме, и в это-то время он совершил тот тяжелый грех, который страшным бременем лег на его совесть во всю остальную жизнь и омрачил все его царствование. Взойдя однажды на кровлю своего великолепного кедрово­го дворца, он увидел на соседнем дворе открыто купающуюся красавицу, которая мгновенно возбудила в нем пла­менную страсть. По наведенной справке это оказалась Вирсавия, дочь Елиама, сына его советника Ахитофела и жена одного из храбрейших воинов - Урии хеттеянина. Одного этого достаточно было бы для того, чтобы подавить страсть даже языческого деспота; но Давид пал, и когда уже готово было обнаружиться самое следствие его греха и грозило навлечь позор на него, злополучный царь, после тщетной попытки прикрыть свое преступление вызовом мужа Вирсавии, завершил его новым тяжким грехом - вероломным убийством Урии, которого он (в собственно­ручном письме, отнесенном самим Урией) повелел Иоаву поставить в самое опасное место битвы, где бы для него неминуема была смерть. Иоав в точности исполнил пре­ступный приказ своего повелителя и скоро чрез особого посланного известил его, что Урия убит. Так грех прелю­бодеяния был покрыт кровью невинного человека. По окончании обычного плача по муже, Вирсавия, которая, видимо, сознательно участвовала в преступлении, сделалась женой Давида и родила ему сына. Но страшное преступ­ление не укрылось от правосудия Божия, «и было это де­ло, которое сделал Давид, зло в очах Господа». Скоро явил­ся и выразитель этого недремлющего правосудия, в лице пророка Нафана, который пришел к царю с своею извест­ною притчей о богаче, пожалевшем своих многочисленных стад для угощения своего гостя и отнявшем для этого у своего соседа-бедняка единственную овечку, бывшею лю­бимицею его убогой хижины. Давид еще не настолько пал нравственно, чтобы не сознавать вопиющей несправедли­вости такого поступка., и с пылким негодованием восклик­нул: «Жив Господь! достоин смерти человек, сделавший это!» И когда он стал было подробно перечислять, как дол­жен этот бессердечный богач вознаградить бедняка, из уст пророка прогремели страшные для него слова: «ты - тот человек, который сделал это»! затем пророк высказал гроз­ный приговор Царя царей. Упрекнув Давида в неблагодар­ности за все благодеяния Божии, пророк объявил ему о предстоящем ему наказании. За разрушение им счастливо­го семейного очага Урии мечем и позором, меч и позор от­селе будут разрушать и его собственную семейную жизнь и притом еще в худшей степени. «Ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем». Пора­женный таким неожиданным изобличением страшного преступления, царь затрепетал в своей преступной совести и смирился. В полном сокрушении сердца он воскликнул: «согрешил я пред Господом». Пророк изрек ему немедлен­ное наказание, что хотя сам он прощен Богом и не умрет, но за свое преступление должен понести страдание в лице своего новорожденного сына, который, как плод преступ­ления, не должен жить. В страшной скорби ожидал Давид исполнения приговора, и успокоился в своей совести толь­ко тогда, когда ему донесли, что сын его действительно умер. Все это событие глубоко запало в душу Давида и со­крушение своего сердца он излил в пламенном покаянном псалме: «Помилуй мя, Боже», ставшем покаянною молит­вою всякого кающегося грешника.

Покаяние Давида было так чистосердечно, что Бог по­слал ему утешение во втором сыне от Вирсавии, который, названный Соломоном, был возлюблен Богом и сделался не только преемником Давиду, но и родоначальником Мессии. В то же время Давид утешен был взятием Раввы. В последнем приступе он участвовал лично и по взятии го­рода жестоко отомстил коварному народу с его дерзким царем, драгоценную корону которого Давид в качестве трофея возложил себе на голову и привез в Иерусалим бо­гатейшую добычу, восполнившую собиравшийся материал для построения храма.

Преступление Давида, между тем, как бы заразило всю его семейную жизнь, и отселе в его доме начинается целый ряд бедствий. Нужно заметить, что в семейной жизни Давид не отличался умеренностью и вопреки пря­мому постановлению Моисея, запрещавшего царю «умно­жать себе жен» (Второз. 17:17), еще в Хевроне имел семь жен и десять наложниц, а затем умножил это число еще несколькими женами, между которыми была и Вирсавия. Многочисленное поколение сыновей от этих многочислен­ных жен и было естественным источником всевозможных беспорядков, преступлений и бедствий31. Наибольшею из­вестностью выдаются три его сына: старший - Амнон, третий Авессалом и четвертый Адония. Первые двое, ви­димо, соперничали между собой из-за первенства и пре­обладания во дворце, и это соперничество закончилось смертью Амнона, которого убил Авессалом в отмщение за бесчестие, нанесенное его кровной сестре Фамари. Опасаясь, в свою очередь, кровавого мщения и гнева отца, Авес­салом бежал к царю Гессурскому, своему деду по матери, и там пробыл три года, увеличивая скорби Давида. Чтобы покончить с таким прискорбным положением дел, Иоав прибег к хитрости и подослал к Давиду «умную женщи­ну» из Фекои, которая слезным рассказом о мнимом со­бытии в своей семейной жизни склонила царя помиловать Авессалома. Но и, позволив Авессалому возвратиться в Иерусалим, Давид еще долго не мог лично видеть своего преступного сына и только чрез два года отеческая любовь в нем восторжествовала над справедливостью и благоразу­мием, и он, наконец, позволил ему явиться к себе лично и отечески облобызал его.

Но помилованный Авессалом скоро сделался источни­ком нового страшного бедствия, едва не стоившего Дави­ду самого престола32. Это был человек необычайной красо­ты. «Во всем Израиле не было мужчины столь красивого, как Авессалом, и столько хвалимого, как он; от подошвы ног до верха головы не было у него недостатка». У него были такие роскошные волосы на голове, что каждый год он снимал как бы целое руно, весом «в двести сиклей по весу царскому». Своим очаровательным обхождением он невольно располагал к себе всех, так что все хвалили его и восхищались им. Но внешняя красота в нем не находила соответствия во внутренней доброте, и под великолепной внешностью билось злое и коварное сердце. Заметив на­родное к себе расположение, он задумал воспользоваться им для удовлетворения своего необузданного властолюбия и, не надеясь законно сделаться наследником престола, ре­шился овладеть им силою даже при жизни отца. С этою целию он прямо начал при всяком удобном случае воз­буждать в народе недовольство против управления Давида и льстить народным страстям заманчивыми обещаниями всевозможных льгот в случае, если бы ему пришлось овла­деть престолом. В этом преступном замысле он нашел со­чувствие даже в одном из ближайших советников Давида, именно в тонком и честолюбивом Ахитофеле, который, видимо, искал случая отмстить Давиду за Урию, как мужа своей родной внучки Вирсавии. Подготовив таким обра­зом почву, Авессалом вдруг удалился в старую столицу Хе­врон, открыто поднял там знамя восстания против отца и успел склонить на свою сторону такое множество войска и народа, что Давид для своей безопасности вынужден был бежать из Иерусалима. Рано утром, в сопровождении сво­их преданных слуг и воинов, при громком плаче верного народа, Давид с сокрушенным сердцем оставил свою воз­любленную столицу и двинулся чрез поток Кедронский на гору Елеонскую. С вершины ее открывался великолепный вид на столицу, восхищавший всякого зрителя; но этот вид теперь еще большею скорбию поражал сердце царя, подобно тому, как, впоследствии, этот же вид вызвал ры­дание у его божественного потомка - Иисуса Христа. Да­вид не скрывал своей скорби: столицу он оставил босым и с посыпанной пеплом главою. Но и в таком бедственном положении Давид сохранял еще в себе свои царственные качества - великодушие, благочестие и вместе упование на Бога, - те лучшие качества, которыми отличался он в первый период своей жизни и которые теперь под тяж­ким ударом постигшего его бедствия ожили вновь. В из­гнание за ним последовали было преданные ему первосвя­щенники Садок и Авиафар с ковчегом завета; но Давид отослал их назад, выражая надежду, что Господь еще не оставил его совсем. «А если он скажет: нет Моего благо­словения тебе; то вот я; пусть творит со мною, что ему благоугодно», говорил Давид. С царственным же велико­душием он отговаривал преданного Еффея от привержен­ности к павшему парю и с безграничным смирением пе­ренес оскорбления от дерзкого Семея, который злословил, бросал в него камнями и пылью. Авесса хотел наказать дерзкого поносителя, нагло кричавшего вслед царя: «ухо­ди, уходи, убийца и беззаконник», но Давид остановил его, сказав, что уж если собственный сын его восстал на него, то тем более имеет право поносить его какой-нибудь Се­мей, и выразил надежду, что Господь призрит на уничи­жение его и воздаст ему благостию за теперешнее поно­шение. Своего друга и советника Хусия Давид также ото­слал в Иерусалим, чтобы он своею мудростью мог противодействовать злому коварству Ахитофела.

Авессалом, между тем, вступил в Иерусалим33, не встретив никакого сопротивления, и первым делом, по со­вету Ахитофела, обесчестил ложе своего отца, захватив его наложниц. Затем Ахитофел настаивал на немедленном преследовании Давида, чтобы воспользоваться его утомле­нием и унынием. От исполнения этого опасного и гибельного для Давида совета Авессалом был отвращен Хусием, который сумел внушить к себе доверие узурпатора. Хусий не одобрил этого совета и указал на необходимость край­ней осторожности и обдуманности действия в отношении Давида, который известен был храбростью и окружен от­важными воинами. Поэтому он советовал подождать, по­ка соберется весь народ, чтобы тогда с сильным войском можно было нанести Давиду решительный удар. Совет Ху­сия более понравился Авессалому, он отложил преследова­ние, а Давид, между тем, воспользовался этим временем и, удалившись за Иордан, укрепился в городе Маханаиме, где ему оказано было радушное гостеприимство богатым Верзеллием галаадитянином, который вместе с другими жителями города предложил ему и его войску угощение. Хитрый Ахитофел сразу увидел, что с отвержением его плана неминуемо погибнет и все дело восстания, и, чтобы предупредить неизбежное себе наказание от Давида, со­вершил самоубийство. События скоро оправдали его опа­сения. Вокруг Давида собралось сильное войско, с кото­рым можно было выступить для подавления восстания. Враждебные войска встретились около горы Галаада, на вершине которой Авессалом расположился лагерем. Кру­гом расстилался обширный и густой Ефремов лес, в кото­ром и произошла решительная битва. Полный упования на Бога и полагаясь на испытанную отвагу и стойкость своих преданных военачальников Иоава, Авессы и Еффея, Давид легко мог предвидеть исход сражения и перед вы­ступлением своих войск с отеческою любовию наказывалвсем: «сберегите мне отрока Авессалома». Начавшаяся битва оказалась вполне несчастною для Авессалома: его неопытные войска растерялись по лесу и под храбрым на­тиском войска Давидова обратились в беспорядочное бег­ство, потеряв 20 000 человек убитыми и еще более погиб­шими в лесу. Сам Авессалом поскакал в отчаянии на му­ле в лес, но «когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, то Авессалом запутался волосами своими на ветвях дуба и повис между небом и землей, а мул, бывший под ним, убежал». В этом положении несчастный юноша был застрелен Иоавом, который в пылу битвы и мщения за унижение царя не задумался пренебречь даже просьбой самого Давида. Между тем Давид с трепетным сердцем ожидал известия об исходе битвы. Вестники одни за другими быстро приходили к нему с извещением о победе. Но сердце его было больше всего занято судьбой его зло­получного сына и первым его вопросом было: «благополу­чен ли отрок Авессалом?» И когда он узнал о постигшей Авессалома участи, то чувство отеческой любви и горя превозмогло в нем всякую радость о победе. «И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом, сын мой, сын мой, Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авес­салом сын мой, сын мой»... Горе царя распространилось на весь народ, «и обратилась победа того дня в плач для всего народа», и только по настойчивому увещанию Иоа-ва прекратить этот неуместный, хотя и естественный плач, Давид ободрился духом, чтобы должным образом воспользоваться плодами победы и возвратиться в Иерусалим. Но по смерти Авессалома уже ничто не могло препятствовать ему в этом. Все мятежники спешили принести ему повин­ную, и Давид снова вступил в свою столицу, выказав свое обычное великодушие, и объявил всеобщее прощение, от которого не исключен был и дерзкий Семей, теперь уни­женно павший к ногам Давида и умолявший его о проще­нии за злословие и оскорбление. Престарелый Верзеллий отказался от высокого вознаграждения за свое гостепри­имство, но сын его Кимгам был взят ко двору и возведен в высокое звание. Сива, коварный слуга Мемфивосфея, пытался было впутать своего господина в заговор Авесса­лома и успел в этом настолько, что Давид отдал было ему все владения Мемфивосфея; но последний однако же ус­пел, отчасти, оправдать себя в возведенной клевете, и Да­вид возвратил ему половину его владения, предоставив другую половину Сиве - в награду за выказанную им преданность царю.

Бунт Авессалома не прошел без последствий для об­щего политического состояния народа и послужил пово­дом к возбуждению соперничества между коленами34. Се­верные колена, обидевшись за то, что колено Иудино дей­ствовало без всякого сношения с ними в деле подавления политической смуты, и, подозревая какое-либо частное со­глашение его с Давидом в ущерб другим коленам, откры­то заявило свое недовольство, упрекая Иудино колено в том, что оно «похитило царя». Таким недовольством не преминул воспользоваться один «негодный человек» по имени Савей, вениамитянин. Он дерзко поднял знамя восстания и впервые произнес гибельный клич разделения: «Нет нам части в Давиде, и нет нам доли в сыне Иессеевом; все по шатрам своим, израильтяне!» Это именно тот самый клич, который впоследствии повел к окончательно­му разделению и гибели государства; но теперь он встре­тил противовес в обаянии величественной личности Дави­да, военачальники которого быстро успели подавить вос­стание. Савей, преследуемый войсками Давида, укрылся в городе Авеле, который и осажден был Иоавом. Городу грозила неминуемая гибель, но он избавлен был от нее од­ной «умной женщиной», которая посоветовала гражданам схватить Савея и голову его выдать Иоаву, чем удовлетво­рился полководец Давида и снял осаду с города.

XXXV. Последние годы царствования Давида. Исчисление народа и наказание. Последние распоряжения и кончина Давида35.

С подавлением восстания Савея в государстве водво­рился внутренний мир, продолжавшийся почти до конца царствования Давида. Внутренние враги не дерзали боль­ше открыто выступать против царя, который все более за­воевывал сердца своего народа, посвящая себя заботам о его внутреннем благосостоянии. Но и этот последний пе­риод не прошел без некоторых испытаний, которые Про­мысл посылает для нравственного очищения и укрепления царей и народов. Первым из них был голод, продолжав­шийся три года и послуживший поводом к печальной судьбе Саулова дома36. Исследование о причине голода по­казало, что он был наказанием за какой-то кровожадный поступок Саула по отношению к гаваонитянам, - посту­пок, требовавший отмщения. Когда Давид спросил у гаваонитян, какого возмездия они желали бы за этот посту­пок, то эти жестокие язычники, хотя и приобщенные к израильскому народу в виде рабов, но сохранявшие свои языческие нравы, потребовали выдачи себе потомков Сау­ла в числе семи человек, которых они и повесили самым варварским образом, выставив их трупы под палящим солнцем для гниения и на съедение диким животным и птицам. Трупы висели так в течение целого лета, от нача­ла жатвы ячменя в апреле до осенних дождей, представ­ляя поистине страшное зрелище, которому еще более тра­гического ужаса придавала склонявшаяся пред ними фигу­ра злополучной матери пятерых повешенных сыновей. Рицпа, наложница Саулова, убитая горем о потере своих сыновей, взяв вретище, разостлала его пред трупами и провела на нем все лето, не допуская хищных зверей и птиц касаться дорогих для нее тел. Эта безграничная ма­теринская преданность так поразила Давида, что он сам отправился к месту казни и утешил несчастную мать по­гребением повешенных (равно как и костей самого Сау­ла и своего друга Ионафана), достойным их высокого зва­ния. «И умилостивился Бог над страною после того».

В это же время Давиду пришлось еще раз отразитьфилистимлян37. Последние, пользуясь внутренними смута­ми и бедствиями государства, еще раз попытались сломить его силу и выставили нескольких исполинов, потомков древних Рефаимов, из которых один, Иесвий, едва не убил самого Давида. Этот случай сильно поразил израильтян, и они поклялись, что в будущем не позволят ему лично вы­ходить на войну, «чтобы, как добавляли они, не угас све­тильник Израиля». Благодаря отваге войска Давидова, фи­листимляне были разбиты, и на всех границах государства вновь водворился мир. Давид возблагодарил Бога торжест­венною песнию: «Господь твердыня моя, и крепость моя, и избавитель мой. Бог мой слава моя, на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего; ограждение мое и убежи­ще мое; Спаситель мой, от бед ты избавил меня!»38. Эта восторженно хвалебная песнь царя вошла в собрание его других песней и псалмов и составляет 17-й псалом книги Псалтирь.

Давид теперь опять наслаждался полным миром и благоденствием. Он был самодержавным царем великого государства, которое простиралось от Ливанских гор до границы Египетской и от Средиземного моря до реки Ев­фрата. При таком состоянии Давиду оставалось только смиренно благодарить Бога за оказанные ему и его наро­ду благодеяния, так как он сам сознавал, что всем этим ве­личием он исключительно обязан помощи Божией. Но в нем шевельнулось чувство самонадеянной гордости, и он, быть может имея в виду смелый план дальнейших завое­ваний или увеличения своих богатств, велел произвесть исчисление всему населению государства39. Счет был произ­веден, и по нему оказалось, - что «израильтян было 800 000 мужей сильных, а иудеев 500 000». Но только тогда Давид вполне сознал греховность своих побуждений при этом исчислении, «и вздрогнуло сердце Давида, и ска­зал он Господу: тяжко согрешил я, поступив так; и ныне молю Тебя, Господи, прости грех раба Твоего; ибо крайне неразумно поступил я». Своим покаянием он, однако же, не загладил греха и должен был понести наказание. В ка­честве вестника Божия гнева явился к нему пророк Гад и предложил ему на выбор три наказания: семилетний го­лод, трехмесячное преследование от неприятелей, или трехдневную моровую язву. «Тяжело мне очень, восклик­нул царь: но пусть впаду я в руки Господа, ибо велико ми­лосердие Его; только бы в руки человеческие не впасть мне». Давид избрал моровую язву, которая и начала опу­стошать население. В короткое время она похитила 70 000 человек и готова была распространиться и на Иерусалим, чтобы опустошить его. Тогда царь с мольбою о милосер­дии воскликнул: «вот, я согрешил, я (пастырь) поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они? Пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего!» Такая все­целая самоотверженность ради невинного народа утиши­ла гнев Божий. Давид, по указанию пророка, построил жертвенник на том месте, где он увидел Ангела-карателя и купил это место (гумно Орны иевусеянина) за 600 сиклей золота, чтобы построить на нем и самый храм. Место это получило название Мориа (видение), вследствиеименно бывшего Давиду видения Ангела-карателя, губи­тельная рука которого здесь отвращена была от Иерусали­ма молитвенным ходатайством царя.

Остаток своей жизни Давид посвятил главным обра­зом собиранию материалов и подготовительным работам для построения храма. За все свое царствование он успел уже собрать громадные богатства, которые теперь состав­ляли 100 000 талантов золота и миллион талантов сереб­ра. Искусные рабочие и каменотесы были собраны со всей земли; заготовлено было множество железа и меди без ве­су и кедровых деревьев без счету. Но Давид помнил волю Божию и ограничился только подготовительными работа­ми, предоставляя построение самого храма своему преем­нику, которым он назначил Соломона, Призвав его к се­бе, Давид рассказал ему историю всего этого великого предприятия и завещал ему совершить его, прося всех князей израильских помогать ему в этом.

Это публичное назначение Соломона наследником престола послужило поводом к новой внутренней смуте, отравившей последние дни царствования Давида. Оно на­несло смертельный удар честолюбивым замыслам четвер­того по старшинству сына Давидова - Адонии, который, отличаясь красивой внешностью и пользуясь видимым расположением отца, доселе считал себя прямым наслед­ником престола40. Видя такой неблагоприятный для себя оборот дела, он, подобно своему брату Авессалому, ре­шился силою овладеть престолом. Он успел навербовать себе немало приверженцев, и на его сторону стали даже беспокойный Иоав и главный священник Авиафар. Заго­ворщики устроили блистательный пир, на котором от­крыто провозглашали Адонию царем, а между тем пре­старелый Давид еще ничего не знал об этом. Тогда про­рок Нафан открыл ему о заговоре и грозящей Соломону опасности, и встревоженный царь повелел немедленно взять Соломона к реке Гиону и там торжественно пома­зать его на царство. Помазание совершено было главным священником Садоком и пророком Нафаном, в присут­ствии многочисленного народа, который встретил это по­мазание восторженными ликованиями и сопровождал Соломона при возвращении его в город радостными кли­ками: «да живет царь Соломон!» Пораженные такою не­ожиданностью, заговорщики рассеялись. Сам виновник смуты Адония искал спасения у жертвенника, и оставил его только тогда, когда Соломон поклялся пощадить ему жизнь. Чтобы утвердить права Соломона на царский пре­стол, Давид опять созвал главнейших представителей на­рода и выразил пред ними свою волю о том, чтобы Соло­мон был наследником его престола. При этом он еще раз увещевал их не ослабевать в ревности при создании вели­кой святыни, именно храма Божия, который «должен быть весьма величествен, на славу и украшение пред все­ми землями». Тут же Давид передал Соломону все черте­жи будущего храма и его принадлежностей с описью ма­териалов и богатств, которые увеличены были приноше­ниями начальников и князей народа. В подтверждение воли царя принесены были жертвы, Соломон окончательно провозглашен царем, а преданный ему священник Са­док помазан в первосвященника. В этом торжественном собрании народа и священнослужителей Давид, между прочим, сделал подробные распоряжения о порядке слу­жения колена Левиина при будущем храме, а также и последние распоряжения касательно войска и всех других государственных дел.

Но вот приблизилась и кончина, когда должен был угаснуть «светильник Израилев»41. Чувствуя приближение смерти, Давид еще раз призвал своего наследника и с сво­его смертного одра еще раз увещевал его исполнять запо­веди Божии и законы Моисеевы, дав ему в то же время не­сколько мудрых советов касательно приближенных, из ко­торых одних Соломон должен был удалить (и между ними беспокойного Иоава), а других приблизить и наградить. И затем, вознеся последнюю пламенную молитву о благоден­ствии своего сына-преемника, Давид умер «в доброй ста­рости, насыщенный жизнию, богатством и славою». Всего царствования его было сорок лет, из которых семь в Хев­роне и тридцать три в Иерусалиме, «городе Давидовом», где он и погребен был. Гробница его сделалась общей усы­пальницей и для последующих царей иудейских.

В лице Давида религиозно-нравственный дух избран­ного народа нашел всестороннее и высшее свое выраже­ние. В разнообразных событиях своей жизни Давид высту­пает пред нами как пастух, воин, поэт, мудрый правитель, пророк и царь, объединяя в себе лучшие качества своего народа - простоту, великодушие, благоразумие и сильный религиозно-нравственный смысл. Его религиозно-нравственные песни и псалмы, в которых он, смотря по обстоятельствам своей богатой приключениями и всевоз­можными испытаниями жизни, вдохновенно выражал свои чувства веры и упования на Бога, благодарности и славословия, радости и скорби, ликования и покаянного сокрушения, по силе и нежности выражения, равно как и по возвышенности и пламенности религиозного чувства не имеют ничего себе подобного не только в священной по­эзии других народов, но и в книгах ветхого завета. Содер­жащиеся в них истины ближе всего подходят к истинам нового завета, и потому Псалтирь является и у христиан­ских народов самою любимою книгою, в которой милли­оны ищут и находят утешение и мир для своей борющей­ся с искушениями и невзгодами души. Как по своей жиз­ни, так и особенно по своему духу Давид более, чем кто-либо в ветхом завете, был истинным прообразом Хри­ста, который поэтому с особенною выразительностью на­зывается «сыном Давидовым». Самое имя Давида сдела­лось историческим именем, и увековечено в таких назва­ниях, как «город Давидов», «престол Давидов», «семя Давидово»; оно считалось столь высоким, что уже никто не осмеливался носить его потом, вследствие чего мы уже и не встречаем его в библейской истории последующего времени. Высшей похвалой для Давида служит то, что в нем Сам Бог нашел «Себе мужа по сердцу Своему» (1 Цар. 13:14), и что высотою его религиозно-нравствен­ной жизни измерялась жизнь лучших из его преемников, похвалою для которых было выражение: «он ходил первы­ми путями Давида, отца своего». Как и всякий человек, он нередко падал с высоты своего религиозно-нравственного идеала, и падал глубоко; но и в этом падении он преподал нам величайший пример покаянного сокрушения, давав­шего ему возможность и силу вновь сбрасывать с себя бре­мя греховности и восставать для новой духовной жизни. Давид есть величайший образец нравственно доброго и одушевленного возвышенными чувствами человека, кото­рый всеми силами стремится к добру и мужественно бо­рется с одолевающими его искушениями. В этой борьбе он может падать и падать глубоко, но он никогда не ос­тавит этой борьбы, и после всякого падения - со слеза­ми и сокрушением вновь начнет эту нескончаемую, оже­сточенную борьбу, и в конце концов восторжествует в ней над всеми темными силами зла. Поэтому-то Псалтирь, как боговдохновенно поэтическая летопись испытаний ду­ховной жизни великого псалмопевца, и поражает своею изумительною жизненною правдою, и в ней всякий нахо­дит боговдохновенное выражение тех самых чувств, кото­рые может испытывать каждый человек при различных обстоятельствах и превратностях жизни.

 

XXXVI. Царствование Соломона. Мудрость юного царя, его величие и могущество. Построение и освящение храма41.

Соломон вступил на престол не более как 18-летним юношей. От отца своего он наследовал огромное государ­ство, простиравшееся от «реки Египетской до великой ре­ки Евфрата». Для управления таким государством, в кото­ром, притом, было много различных завоеванных племен, готовых при каждом удобном случае восстать против за­воевателей, требовался обширный ум и испытанная муд­рость. Юный царь от природы был одарен светлым умом и проницательностью и, понимая трудность предстоявшей ему задачи, позаботился, прежде всего, водворить необхо­димый мир вокруг самого престола, чтобы всецело отдать­ся потом управлению государством. Это было тем необхо­димее, что, несмотря на окончательное провозглашение Соломона царем, во дворце продолжали существовать сто­ронники Адонии, к которым принадлежали даже такие лица, как великий священник Авиафар и военачальник Иоав. Нужно было сломить и уничтожить эту партию, и когда Адония однажды косвенно заявил свое притязание на престол просьбою о позволении ему жениться на по­следней наложнице Давида (Ависаге), то Соломон вос­пользовался этим случаем, чтобы окончательно устранить опасность посягательств на его престол. Адония был пре­дан смерти, Авиафар «удален от священства Господня», опасный интриган Иоав также лишен был жизни, несмотря на то, что он искал убежища в скинии. Той же учас­ти подвергся и Семей, который хотя и прощен был Дави­дом за свое злобное издевательство и злословие над ним, но при этом обнаружил такую ненависть к Давиду, что его невозможно было терпеть при себе юному царю.

После этого Соломон до позднейших лет своего царст­вования наслаждался глубоким миром, который составляет отличительную черту его царствования. Как могуществен­ный государь, он легко приобретал дружбу соседних госуда­рей и египетский фараон даже выдал за него свою дочь, с рукой которой Соломон получил в приданое важный город Газер, командовавший равниной Филистимской - этой большой дорогой между Египтом и Месопотамией43, Как для израильтян, так и для окружающих их народов этот союз красноречиво свидетельствовал о том высоком поло­жении и политическом значении, которого достиг избран­ный народ. Невольно рисуется поразительная противопо­ложность теперешнего его состояния с тем, в каком он находился, будучи презренным рабом гордых фараонов. Так чудесно исполнил Бог все Свои великие обетования.

Вместе с государственным наследством, Соломон полу­чил от Давида и богатое духовное наследство - его пре­данность религии отцов. «И возлюбил Соломон Господа, ходя по уставу Давида, отца своего». Для изъявления бла­годарности за доброе начало своего царствования юный царь отправился в Гаваон, где находился главный жертвен­ник, и там принес богатую жертву - в тысячу всесожже­нии44. И жертва была благоутодна Богу. «В Гаваоне явился Господь Соломону во сне ночью, и сказал Бог: проси, что дать тебе». Вопрос этот был испытанием для Соломона, и он ответил на него, как должно было ответить юному ца­рю, призванному к управлению великим народом. «Госпо­ди, Боже мой! отвечал Соломон: Ты поставил раба Твоего царем вместо Давида, отца моего; но я отрок малый, не знаю ни моего выхода, ни входа. Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло; ибо кто может управлять этим многочис­ленным народом Твоим?» - «И благоугодно было Госпо­ду, что Соломон просил этого. И сказал ему Бог: за то, что ты просил этого, и не просил себе долгой жизни, не про­сил себе богатства, не просил себе души врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, вот, Я сделаю по слову твоему. Вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе. И то, чего ты не просил, Я даю тебе - и богатство, и славу, так что не будет подоб­ного тебе между царями во все дни твои. И если будешь ходить путем Моим, сохраняя уставы Мои и заповеди Мои, как ходил отец твой Давид, Я продолжу и дни твои». От радостного волнения юный царь проснулся и увидел, что это было лишь сновидение, но сновидение глубоко знамена­тельное, возродившее всю его духовную жизнь. Чудесно да­рованную ему мудрость он скоро доказал знаменитым ре­шением о спорном ребенке между двумя матерями45 и еще более своим мудрым управлением, благодаря которо­му его государство сделалось по своему благоустройству об-разцом для всех окружающих правителей.

Свой двор Соломон устроил с пышным великолепи­ем46. Он окружен был приближенными сановниками, со­ставлявшими как бы его государственный совет, из кото­рых каждый заведовал вверенною ему частью управления. Так, кроме «дееписателя», священников и писпев при дво­ре были: военачальник (Ванея), Друг царя (Завуф), на­чальник над приставниками (Азария), начальник над до- мом царским (Ахисар) и начальник над податями (Адо-нирам). Все государство в административном отношении разделено было на двенадцать округов, которыми управля­ли двенадцать «приставников», из которых каждый дол­жен был доставлять продовольствие царскому двору на один месяц. Но кроме этого ему отовсюду присылались дары и подати - от всех покоренных царств и народов на огромном пространстве «от реки Евфрата до земли Филистимской и до пределов Египта». «Продовольствие Со­ломона на каждый день составляли: тридцать коров муки пшеничной и 60 коров прочей муки, десять волов откорм­ленных и 20 волов с пастбища, и сто овец, кроме оленей и серн, и сайгаков и откормленных птиц». Для охранения внешнего и внутреннего мира Соломон содержал сильное войско, которое он увеличил конницей и колесницами. У него было 1 400 колесниц и 12 000 всадников. Кони и ко­лесницы вывозились из Египта, который славился ими. Каждая колесница стоила 600 сиклей серебра и каждая лошадь 150 сиклей серебра. Благодаря миру с соседними государствами, начала быстро развиваться торговля, которая еще больше содействовала обогащению как двора Со­ломонова, так и всего народа. В Иерусалиме скоплялось так много драгоценных металлов, что серебро и золото сделались как бы равноценными простому камню; свози­лось так много кедров ливанских для построек, что они стали равноценными сикиморам - простому строевому лесу в Палестине. Население вследствие этого быстро уве­личивалось, наслаждаясь довольством и благоденствием. «И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под вино­градником своим и смоковницею своею от Дана до Вир-савии, во все дни Соломона». Сам Соломон отличался не только царственным великолепием, но и царственно кра­сивою внешностью и особенно царственною мудростью, изумлявшею современников. Священный историк изощ­ряется в приискании достаточных слов для изображения этой мудрости. «И дал Бог Соломону, говорит он, муд­рость и весьма великий разум, и обширный ум, как песок на берегу моря. И была мудрость Соломона выше мудро­сти всех сынов востока и всей мудрости египтян. Он был мудрее всех людей, и имя его было в славе у всех окрест­ных народов»47. От своего отца он наследовал дар поэти­ческого вдохновения, который вместе с его личною мудро­стью проявился в том, что он «изрек три тысячи притчей и тысячу пять песней»; вместе с тем его любознательный ум отдался исследованию природы, так что и в области ес­тествознания он поражал современников обширностию и глубиной своих познаний: «и говорил он о деревах, от ке­дра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены; го-ворил о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах», т.е., одним словом, по всем отделам естествозна­ния. Сочетание таких необычайных дарований и обшир­ных познаний в юноше-царе, естественно, делало его чу­дом своего века. «И приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слы­шали о мудрости его»48.

Благоустроив внутренние дела государственного уп­равления, Соломон не замедлил приступить к исполне­нию главного завещания своего отца Давида, именно к построению «дома имени Господа, Бога своего»49. Обсто­ятельства благоприятствовали началу предприятия. Ста­рый друг Давида, Хирам, царь тирский, перенес свою дружбу и на его сына, и, услышав о восшествии его на престол, отправил к нему посольство с поздравлением и заявлением дружбы. Соломон воспользовался этим случа­ем и через ответное посольство к Хираму просил его о со­действии в построении храма. Хирам вновь ответил Соло­мону письмом, в котором охотно предлагал ему всякое содействие. Между ними состоялось соглашение, по кото­рому Хирам обязывался доставлять кедровые брусья с Ли­вана, а Соломон должен был ежегодно поставлять во дво­рец Хирама условленное количество хлеба и оливкового масла, именно 20 000 коров пшеницы и 20 коров масла. Заготовлявшийся на Ливане строевой лес сплавлялся фи­никиянами морем до Яффы, откуда Соломон перевозил его в Иерусалим. Рабочие для этих работ набирались из подвластных иноплеменников, живших в различных частях страны. Их собрано было 153 600 человек: 70 000 из них употреблялись для перевозки брусьев, 80 000 для руб­ки леса на Ливане и 3 600 в качестве надзирателей. Кро­ме того, чтобы сделать храм вполне национальным пред­приятием и созданием, Соломон обложил повинностью и весь израильский народ, который должен был поставить 30 000 рабочих для работы на Ливане, куда он и посылал их по десяти тысяч в месяц попеременно, так что один месяц они работали на Ливане, а два месяца оставались у себя дома. Кроме рубки леса они должны были тесать ог­ромные камни под фундамент храма, для которого искус­ственно обделана была и самая гора Мориа, назначенная Давидом для возведения храма. Кроме рабочих и матери­ала Хирам снабдил Соломона и главным архитектором, своим соименником Хирамом. Он был сын одной вдовы из колена Данова. Отец его был тирский художник, от которого он и наследовал многосторонний художествен­ный талант и мог исполнять все дорогие и изящные ра­боты, необходимые для храма. Как главный архитектор и художник, он стал во главе многих других художников, собранных самим Соломоном.

Наконец, приступлено было к построению50. Это бы­ло в 480 году от исхода израильтян из Египта, в четвертый год царствования Соломона, во 2-й день месяца Зиф, вто­рого месяца церковного года (апрель - май). Все подго­товительные работы были настолько закончены, что самое возведение здания происходило в полнейшей тишине - без звука молота, и закончено было в 7 1/2 лет, в восьмом месяце (Буле), одиннадцатого года царствования Соломо­на. Вся площадь, обнесенная стенами дворов храма, зани­мала около 600 квадратных футов. Самое святилище было небольших размеров, так как назначалось только для свя­щеннодействующих, а для народа предназначались обшир­ные дворы. В общем, план храма был похож на план ски­нии, от которой он отличался только несколькими прист­ройками к святилищу, предназначавшимися для помещения священников и других служителей храма, а также сокровищницы и вообще необходимых служб. По своим размерам самый храм был как раз вдвое больше скинии, имел в длину 80 локтей и в ширину 40 локтей (скиния имела 40x20), и высота его была 30 локтей (ски­ния имела 15 локтей высоты). Храм состоял из трех час­тей: притвора, святилища и Святого святых. Притвор за­нимал 10 локтей всего помещения храма и украшен был двумя великолепными бронзовыми колоннами (Иахин и Воаз) в 18 локтей высоты каждая, кроме особых капите­лей, украшенных дорогой резьбой, представлявшей венцы наподобие лилии с гранатовыми яблоками на цепочках. Святилище, или среднее помещение, имело 40 локтей в длину и 20 в ширину (в скинии 20x10 локтей) и Святое святых представляло кубическое помещение в 20 локтей в длину, ширину и высоту (в скинии 10 локтей во всех трех измерениях). Вся внутренность храма была богато укра­шена дорогой резьбой и золотом. Над ковчегом завета, по­ставленном во Святом святых, были поставлены два херу­вима резной работы, покрытой золотом. Своими внутренними крыльями они соприкасались между собой над ков­чегом, а внешними касались стен храма. В святилище кро­ме кедрового и покрытого золотом жертвенника кадиль­ного поставлено было семь золотых светильников (на ме­сто одного в скинии) и стол хлебов предложения был заменен десятью золотыми столами, на которых кроме хлебов предложения помещались и все золотые сосуды, необходимые при богослужении. Храм был окружен дву­мя обширными дворами, обнесенными стенами. Двор внешний назначен был для народа, а двор внутренний для священников. На последнем находился огромный медный жертвенник, к которому нужно было подниматься по сту­пеням лестницы, перемежавшейся тремя площадками. Тут же пред притвором было «медное море», т.е. огром­ный медный умывальник, названный так по обширности своего объема, имевшего пять локтей высоты, 10 в диаме­тре и 30 в окружности. Он стоял на двенадцати медных волах, которые по три были обращены к четырем странам света, и имел изящный вид шестилиственной лилии. Ря­дом с ним находилось десять меньших умывальников для омовения жертв. В общем, храм представлял собою вели­колепное по богатству материалов и изяществу работы и украшений здание, высившееся на самой вершине горы Мориа. Вход с него был с востока и вел вверх по склону горы сначала во двор внешний, оттуда на несколько сту­пеней выше во двор внутренний, от которого также на несколько ступеней выше стоял уже притвор храма. От­дельные части храма разделялись между собой деревянными перегородками, покрытыми золотом. В святилище ве­ли двойные врата изящной работы, а врата во Святое свя­тых закрывались еще завесой из драгоценнейших тканей с изображением херувимов. Благодаря такому плану пост­роения храма на горе, он, несмотря на свои сравнительно небольшие размеры, был «весьма величествен», а изуми­тельное богатство украшений и самая ценность материа­лов поистине делали его «славой и украшением пред все­ми землями», как и желал Давид в своем предсмертном завещании.

По окончании построения храма было совершено его торжественное освящение51. Временем для него был из­бран самый радостный праздник Кущей, в седьмом меся­це (Тисри = сентябрь - октябрь) священного года. По­кончив все свои полевые работы и собрав виноград, народ собрался в Иерусалим со всех концов обширного государ­ства Соломонова. Явились представители всех колен наро­да и все колено Левиино - в своем полном составе. Во­круг великого жертвенника во внутреннем дворе рядами расставились священники для жертвоприношения и рядом с ними левиты-певцы в висонных52 одеяниях с кимвалами, псалтирями и цитрами и 120 священников с трубами. Сам Соломон занимал возвышенное место, дававшее ему воз­можность видеть весь обряд освящения. Священнодейст­вие началось с торжественного поднятия и перенесения ковчега завета. Когда левиты с ковчегом приблизились к вратам притвора, многочисленный хор певцов грянул по­следние стихи 23 псалма: «Поднимите, врата, верхи ваши,

и поднимитесь двери вечные, и войдет Царь славы». Часть хора спрашивала: «Кто сей Царь славы?», и весь хор опять отвечал: «Господь сил - Он есть Царь славы». Ковчег за­вета был поставлен в Святом святых под сению крыл хе­рувимов. В этот момент все огласилось звуками торжества. «И были, как один, трубящие и поющие, издавая один го­лос к восхвалению и славословию Господа, - и когда за­гремел звук труб и кимвалов и музыкальных орудий, и вос­хваляли Господа: ибо Он благ, ибо во век милость Его, тог­да дом, дом Господень наполнило облако, и не могли священники стоять на служении по причине облака; пото­му что слава Господня наполнила дом Божий». Тогда царь поднялся с своего возвышения и благословил народ; рас­сказав историю построения храма, он опустился на колена и, воздев руки к небу, произнес великую посвятительную молитву53, в которой просил о благоволении и милости Бо­жией в будущих судьбах Израиля. «Господи, Боже Израи­лев! молился Соломон. Если небо и небеса не вмещают Те­бя, тем менее храм сей, который построил я. Но призри на молитву раба Твоего и на прошение его. Да будут очи Твои отверзты и уши Твои внимательны к молитве на ме­сте сем. Священники Твои, Господи, да облекутся во спа­сение и преподобные Твои да насладятся благами. Госпо­ди, Боже мой! не отврати лица Твоего, помяни милость к Давиду, рабу Твоему»! Во время молитвы облако станови­лось все ярче и светлее, и в знак особенного благоволения «сошел огонь с неба и поглотил всесожжение и жертвы, и слава Господня наполнила дом». «И все сыны Израилевы пали лицем на землю, и славословили Господа, ибо Он благ, ибо во век милость Его». Последовавшее затем празд­нество продолжалось две недели (вдвое против обычного праздника Кущей) и за это время было принесено в жерт­ву 22 000 волов и 120 000 овец, причем как царь, так и весь народ соперничали щедростию приношений. По окончании празднества Соломон отпустил народ, и все «благословляли царя, и пошли в шатры свои, радуясь и ве­селясь в сердце о всем добром, что сделал Господь рабу Своему Давиду и народу Своему Израилю»54.

 

XXXVII. Соломон на вершине своей славы. Царица Савская. Падение Соломона и его кончина55.

После счастливого окончания сооружения величест­венного храма Царю царей, Соломон не прекратил стро­ительной деятельности, которая продолжалось почти во все время его царствования. Прежде всего, он приступил к построению себе великолепного дворца в Иерусалиме с роскошными палатами, украшенными рядами кедровых колонн, от многочисленности и богатства которых главная палата получила название «дома леса Ливанского». Из дру­гих палат - «притвор из столбов» - был обычным мес­том торжественных аудиенций, «притвор с престолом» - местом судилища. Дворец стоял на Сионе и соединялся с храмом подземным ходом. В одной из построек дворца

было особое помещение для гордой дочери фараона, не хотевшей жить совместно с другими женами царя. Вмес­те с тем Соломон воздвиг и несколько других дворцов вне Иерусалима, как напр. летний дворец на Ливане. Для уве­личения роскоши этих дворцов Соломон развел повсюду великолепные сады и виноградники, среди которых про­исходят многие события, описываемые в книге «Песнь песней».

По окраинам государства он устроил несколько ук­репленных замков или городов для запасов (Фадмор, верх­ний и нижний Вефорон, Ваалаф и др.). В самом Иеруса­лиме произведены были капитальные перестройки, соору­жены новые стены и устроен дорогой водопровод, дававший возможность продовольствовать огромные мас­сы народа, стекавшегося на годовые праздники, и выдер­живать продолжительные осады. По окончании всех глав­ных работ Соломону во второй раз явился Господь56 и во­зобновил с ним завет, в котором обещаны благодеяния и нескончаемость царствования за преданность Богу, хотя при этом высказана и угроза жестоким наказанием за от­ступления от Него. «Если вы и сыновья ваши отступите от Меня, говорил предостерегающий голос Божий, то Я ис­треблю Израиля с лица земли, которую Я дал ему, и храм, который Я осветил имени Моему, отвергну от лица Мое­го, и будет Израиль притчею и посмешищем у всех наро­дов. И о храме сем высоком всякий прохожий мимо его, ужаснется и свистнет, и скажет: за что Господь поступил так с сею землею и с сим храмом? И скажут: за то, что они оставили Господа Бога своего, который вывел отцов их из земли Египетской, и приняли других богов, и поклоня­лись им, и служили им, - за это навел на них Господь сие бедствие».

На все произведенные Соломоном работы требовались громадные средства, и они доставлялись быстро развивав­шейся торговлей. В это время царство Израильское сосре­доточивало в себе, можно сказать, всю мировую торговлю. Особенно важен был в этом отношении союз с Тиром, главным городом Финикии, тогдашней владычицы Среди­земного моря. К нему стягивалась торговля со всех стран Азии, но так как все главные азиатские торговые рынки находились в подчинении у Соломона, то вся торговля, по необходимости, проходила чрез владения израильтян, и са­мый Тир был лишь как бы богатейшим портом Палести­ны, который, притом, находился в полной зависимости от нее в жизненном отношении, так как она была главной и почти единственной житницей как этого, так и других фи­никийских городов. Кроме того, чтобы стать еще незави­симее от финикиян, Соломон завел собственный флот, ко­рабли которого из портов Средиземного и Чермного морей делали далекие плавания и привозили огромные богатства как золотом, так и редкими произведениями далеких стран. Корабль, ходивший в Офир (в Аравии), привез Со­ломону 420 талантов золота, а корабль фарсисский, прихо­дивший в три года раз, привозил золото и серебро, слоно­вую кость, обезьян и павлинов. Этот корабль, очевидно, плавал в известную финикийскую колонию в Испании, Тартесс, который был складочным местом лучших и бога­тейших произведений Африки, откуда они и развозились на кораблях «фарсисских» (тартесских) во все страны тог­дашнего цивилизованного мира. Эта обширная торговля давала государственной казне Соломона огромный ежегод­ный доход в 666 талантов золота. Вследствие этого неиз­бежно при дворе развивалась необычайная роскошь. Двор Соломона блистал чисто восточною пышностью и изыскан­ным великолепием. Все сосуды и принадлежности во двор­це были из чистого золота, «дом леса Ливанского» был ук­рашен множеством щитов, покрытых чеканным золотом. Престол, царственное одеяние Соломона, убранство двор­ца - все это сделалось притчей богатства и изысканного великолепия. Если к этому прибавить блестящую конницу со множеством дорогих коней и колесниц и общее благо­состояние страны, наслаждавшейся ненарушимым миром и мудрым управлением, то понятно будет, на какой высо­те благосостояния находилось царство израильское во вре­мя царствования Соломона.

В этот-то период величия, богатства и блеска слава Соломона гремела по всем соседним странам. Все окрест­ные властелины спешили изъявить ему свое удивление и почтение. Восседая на своем великолепном престоле, Со­ломон торжественно встречал многочисленные посольства и благосклонно принимал от них всевозможные дары - «сосуды серебряные и сосуды золотые, и одежды, и ору­жие, и благовония, коней и мулов». Но самой замечатель­ной посетительницей его была знаменитая царица Сав-ская57. Это была царица одной из богатейших стран в юж­ной Аравии, царица сабеев, во главе правления которых . всегда стояли женщины (гинеократия), и она впервые могла услышать о славе Соломона благодаря посещению Аравии (Офира) флотом его. Пораженная рассказами о его необычайной мудрости, о его богатстве и славе, она за­хотела лично убедиться в достоверности этих рассказов и отправилась в Иерусалим с блистательной свитой и бога­тейшими подарками. Из беседы с Соломоном, а также из наблюдения за всеми порядками его жизни и управления она убедилась, что в рассказах, дошедших до нее, и на по­ловину не было того, что она увидела в действительности, хотя эти рассказы возбуждали в ней мысль о преувеличе­нии. Тронутая всем виденным, она с благословением муд­рому царю и всему народу израильскому отправилась об­ратно в свою далекую страну, оставив Соломону богатые подарки и сама унеся с собой не только взаимные подар­ки от Соломона, но и искру истинной веры в своем доб­ром сердце, которая немало содействовала впоследствии тихому прозябанию ее в обширных степях Аравийской земли.

Посещение Соломона царицей Савской отмечает со­бою высший поворотный пункт в его царствовании. Большее возвышение было уже невозможно. Соломону оставалось только держаться на Достигнутой высоте вели­чия и славы; но удержать за собой это положение для не­го оказалось труднее, чем достигнуть его. Окружавшая его восточная роскошь не замедлила оказать на него свое расслабляющее действие, и он стал падать нравственно. Первым грехом его, поведшим за собою и дальнейшее падение, был обычный грех восточных царей, именно многоженство58. С летами в нем развилось кроме неуме­ренного сладострастия и особое восточное честолюбие, заставлявшее его превзойти всех соседних царей не толь­ко признанною за ним мудростью и богатством, но и многочисленностью своих жен. Кроме дочери фараоно­вой, Соломон стал брать себе жен из всех соседних на­родов: он «полюбил многих чужестранных женщин - моавитянок, аммонитянок, идумеянок, сидонянок и хет­теянок, из тех народов, о которых Господь сказал сынам Израилевым: не входите к ним, чтобы они не склонили сердца вашего к своим богам; к ним прилепился Соло­мон любовию. И было у него 700 жен и 300 наложниц; и развратили жены его сердце его». Причина этого про­тивозаконного и гибельного увлечения заключалась гораз­до глубже, чем простое сладострастие. Оно было лишь ес­тественным и последним выражением общего направле­ния, к которому, видимо, клонилась вся политика Соломона. Уже раньше он во многом отступил от пря­мых постановлений Моисеева законодательства, как напр. вступлением в союз с Египтом, введением конни­цы и выступлением на поприще обширных торговых предприятий. Вследствие этого весь склад жизни, как ца­ря, так и народа совершенно изменился и потерял свою первобытную патриархальность и простоту, какою долж­на бы отличаться жизнь избранного народа. На место их вторглись иностранные обычаи и порядки обыкновенной жизни азиатских народов - с ее неумеренностью и по­рочностью. И многоженство было завершением такого склада жизни, закончившегося полным нравственным падением некогда «мудрейшего» царя.

«Во время старости Соломона, рассказывает священ­ный историк, жены склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида, отца его. И стал Соломон служить Астарте, божеству сидонскому, и Милхому, мерзости аммонитской. И делал Соломон неугодное пред очами Господа, и не вполне последовал Господу, как Давид, отец его. Тог­да построил Соломон капище Хамосу, мерзости моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, Молоху, мерзо­сти аммонитской. Так сделал он для всех своих чужестран­ных жен, которые кадили и приносили жертвы своим богам»59. В политике Соломона и раньше замечались укло­нения от начал Моисеева законодательства, но так как они касались лишь внешнего склада жизни, то и находили заб­вение во всепрощающей милости Божией; но теперь дело касалось основного начала самого богоправления. Соломон не только нарушил закон, запрещавший входить в брач­ные связи с гнусными идолопоклонниками, но допустил и самое следствие их: допустил в самой святой земле, в са­мом центре ее, перед самым храмом Божиим гнусные мерзости идолопоклонства! Этим в основе разрушался за­вет с Богом и уничтожалась самая цель избрания Израи­ля в качестве «света для народов». Тогда Господь разгневался на Соломона. Ему произнесен был строгий приго­вор, что царство будет «отторгнуто» от него и передано рабу его.

Скоро не замедлили обнаружиться и первые призна­ки гнева Божия. Ослабленный придворною пышностью, Соломон не обращал достаточного внимания на внутрен­нее состояние своего государства. Этим не преминули вос­пользоваться некоторые князьки покоренных народов и подняли восстание60. На юго-востоке восстание поднял идумейский князь Адер, спасшийся во время завоевания Идумея Давидом бегством в Египет и теперь вновь явив­шийся с целию возвратить себе потерянные тогда владе­ния, а на северо-востоке мятеж поднял некий Разон, раб разбитого Давидом царя Адраазара. Став во главе шайки, он овладел Дамаском и водворился там в качестве владе­тельного князя, образовав сильное Сирийское царство с Дамаском, как столицей, во главе.

Но эти смуты на далеких окраинах были ничто в сравнении с тою опасностью, которая подготовлялась для престола Соломонова внутри самого государства. Господь во гневе своем предсказал Соломону, что царство его бу­дет отторгнуто от него и передано «рабу его». И этот «раб» был Иеровоам, сын Наватов, из колена Ефремова61. Это был человек «мужественный» и настолько выделялся своими способностями, что Соломон поставил его смот­рителем над оброчными рабочими из его родного коле­на, наравне с другими, употреблявшимися для царских работ. Здесь он познакомился с обратною стороною государственной жизни, видел тягости, которые должен был нести народ для удовлетворения неумеренных при­хотей царя, слышал ропот рабочих, видел предворные не­урядицы и нравственную распущенность самого царя. При виде всего этого в нем проснулась давняя гордость ефремлянина, и он устыдился за свое родное колено. В благословении Иакова Ефрему предсказана была великая будущность, которая, отчасти, находила осуществление в том, что из его колена вышел такой великий вождь, как Иисус Навин, и вообще оно до воцарения дома Давидо­ва было центром и давало тон всей религиозной и госу­дарственной жизни народа; и вот теперь оно должно бы­ло рабски служить представителям ненавистного ему ко­лена Иудина. Эта мысль была естественным подготовлением к предстоящему ему назначению, и оно окончательно укрепилось в нем, когда оно подтверждено было ему силомским пророком Ахией, который, встре­тив его однажды в поле, разодрал пред ним свой плащ на двенадцать частей и, отдавая из них десять Иеровоаму, сказал, что так Господь раздерет царство Израильское и что при преемнике Соломона к нему отойдут десять ко­лен израильских, а за домом Соломоновым останется только два колена, и то только «ради Давида, дабы оста­вался этот светильник Израилев пред лицем Божиим, и ради города Иерусалима, который Бог избрал Себе для пребывания там имени Его». Когда известие об этом до­шло до Соломона, то он хотел насилием над Иеровоамом отвратить грозящий ему суд Божий; но Иеровоам бежал в Египет, был принят фараоном новой династии Сусакимом и там ожидал смерти Соломона, чтобы возвратить­ся на родину и приступить к осуществлению своего пред­назначения.

Среди таких тревог и испытаний Соломон прибли­жался к своей кончине. История не говорит, как повлия­ли на него все эти испытания и не пробудили ли они в нем искреннего сокрушения и покаяния. Но оставленные им книги и особенно книга «Екклесиаст» дополняют ис­торию его жизни. В этой последней книге делается пол­ный обзор всего опыта его жизни. Тут мы видим челове­ка, который испытал все удовольствия жизни и до дна ис­пил чашу земных радостей, и все-таки остался неудовлетворенным, и, в конце концов, должен был с гру­стью воскликнуть: «суета сует, все суета, и томление духа!» Из своего великого опыта жизни он пришел к убеждению, что истинная жизнь состоит в послушании Богу и испол­нении Его святых заповедей. «Выслушаем сущность всего, заключает он свою книгу: бойся Бога и заповеди Его со­блюдай, потому что в этом все для человека».

Соломон умер в Иерусалиме на 40 году своего царст­вования и погребен был в городе Давидовом. История его царствования описана была пророками Нафаном и Ахией, в «видениях прозорливца Иоиля о Иеровоаме» и в особой книге «дел Соломоновых»62. Первые три сочинения, веро­ятно, послужили основой для повествования о нем в 3 книге Царств, а сущность последней книги передана во 2 книге Паралипоменон. Несмотря на множество своихжен, Соломон оставил по себе только одного сына Ровоа-ма, от Наамы аммонитянки, и он сделался преемником его престола.

 

XXXVIII. Внутреннее состояние израильского народа во бремена царей. Религия и богослужение. Просвещение и боговдохновенные книги. Летосчисление.

Период управления трех великих царей израильского народа был временем его высшего расцвета как в полити­ческом, так и в духовном отношении. После бедствий и безурядицы периода судей, это было время благосостоя­ния, могущества и блеска, когда народ израильский достиг полного осуществления великих обетований Божиих и под покровом твердой власти мог беспрепятственно обнару­жить все лучшие качества своего национального гения, своим государственным благоустройством показать истин­ный образец «богоправления», а высотою своей религиоз­но-нравственной жизни во всем блеске оправдать свое ве­ликое призвание - быть светом для язычников. Если на­род израильский не оправдал своего назначения и при таких благоприятных обстоятельствах и представил много печальных фактов религиозно-нравственного падения да­же в лучших своих представителях, в лице самих своих ца­рей, то это показывает только, как исконное зло внедри­лось в нравственную природу человека и подобно жернову на шее неудержимо тянуло его в бездну зла, несмотря на все усилия в стремлении к добру. Такова была общая судьба ветхозаветного человечества, томившегося в рабст­ве греху, и единственным утешением для него служила на­дежда на будущее избавление - в лице того божествен­ного Избавителя, быть хранителем обетований о котором и был предназначен избранный народ.

Обетование о Спасителе в этот период нашло ясное подтверждение в славном обетовании Давиду, что Бог вос­ставит ему семя его, престол которого устоит вовеки, и этому семени Он будет Отцом, а оно Ему Сыном (2 Цар. 7:12-16). Давид не мог относить этого обетова­ния к своему преемнику и потому понял его в том имен­но смысле, как истолковал его впоследствии ап. Павел, именно в смысле обетования о духовном преемнике и «Сыне Давидовом», Сыне Божием, Спасителе мира и Ца­ре вселенной, престол которого «устоит во веки». Кроме этого обетования, подтвержденного и в завете с Соломо­ном (3 Цар. 9:5), мысль о будущем Избавителе в это вре­мя проникает всю жизнь народа: самое политическое мо­гущество его было прообразом духовного могущества Мес­сии и самые цари его, особенно Давид и Соломон в лучшие периоды их жизни, были явными прообразами Спасителя - первый прообразом Его как Царя победы, второй - как Царя мира. Затем все псалмы Давида пе­реполнены выражениями пламенного ожидания Мессии и самыми ясными пророчествами о всех событиях Его зем­ной жизни, от рождения до страдания и смерти, от воскресения до прославления одесную Отца. Пророческие псалмы Давида представляют ясное доказательство того, как живо было в лучшем народном сознании великое обе­тование Божие о Спасителе мира и как религиозно-нрав­ственный дух человечества жаждал исполнения этого обе­тования.

Внутреннее оживление религиозно-нравственного чувства нашло полное свое выражение в развитии бого­служения и связанных с ним обрядов и учреждений. В этом отношении неизмеримые услуги делу истинной ре­лигии и ветхозаветной церкви оказал Давид своими церковно-религиозными учреждениями. Будучи сам бого­вдохновенным псалмопевцем и пророком, он употреблял все свои усилия к упорядочению и возвышению богослу­жения. Перенеся ковчег завета в Иерусалим, он произвел полное преобразование в порядке левитского служения, установив правильное и постоянное богослужение в ски­нии. С этою целию избраны были три семейства братьев-певцов, чтобы «они провещали на цитрах, псалтирях и кимвалах». Под руководством этих искусных певцов (Асафа, Емана и Идифуна, имена которых значатся в надписании многих псалмов) образовался многочисленный хор в 288 человек, который вместе с служащими левита­ми и священниками «славословил, благодарил и превозно­сил Господа Бога Израилева» пред ковчегом Господним. Всех левитов отделено было на служение 4 000 человек, а остальные левиты в количестве 34 000 человек были рас­пределены на различные службы при скинии в качестве привратников, носильщиков священных сосудов и других принадлежностей скинии, помощников и послушников священникам в принесении жертв и совершении других обязанностей своего служения. Для исполнения высших обязанностей священнослужения были назначены потом­ки двух сыновей Аароновых - Елеазара и Ифамара. Хо­тя Аарону, собственно, наследовал старший сын его Елеазар, но честь первосвященства некоторым образом делил с ним и Ифамар, к дому которого иногда всецело пере­ходило первосвященство (напр. в лице Илия первосвя­щенника). Во время Давида мы видим представителей обеих этих линий в лице великих священников Садока и Авиафара, из которых один первосвященствовал в старой скинии в Гаваоне, а другой в новой скинии - в Иеруса­лиме. Но дом Елеазара числом священнических семейств вдвое превосходил дом Ифамара, так как по переписи, произведенной Давидом, в первом было шестнадцать и во втором только восемь семейств. Двадцать четыре главы этих семейств были сделаны при Давиде начальниками двадцати четырех «чред», т.е. очередных служений в хра­ме, на которые последовательно являлись члены этих свя­щеннических семейств. На такие же «чреды» разделены были и левиты, и певцы, которые и отправляли богослу­жение совместно с соответствующими чредами священ­ников. «Чреда», по всей вероятности, начиналась в суббо­ту и продолжалась в течение недели, когда на смену ее яв­лялась следующая чреда. Разделение это в точности соблюдалось до позднейшего времени, как это видно из истории Захарии, отца св. Иоанна Крестителя, который удостоился бывшего ему видения ангела, «когда он в по­рядке своей чреды служил пред Богом» (Лук. 1:8). Уч­режденный в скинии порядок служения перенесен был и в храм Соломонов, где, однако же, для возвышения тор­жественности богослужения участились случаи, когда при богослужении участвовали одновременно все двадцать че­тыре чреды, как это и было особенно при освящении хра­ма. С освящением храма все богослужение сосредоточи­валось в нем, и старая скиния в Гаваоне потеряла всякое значение; вместе с тем с извержением Авиафара из свя­щенного сана (за принятое им участие в политическом заговоре Адонии) первосвященство окончательно прекра­тилось в ветви Ифамара и сосредоточилось в ветви Елеазара, в лице Садока, помазанного на первосвященство при Соломоне. Церковная обрядность при богослужении в это время получила широкое развитие, но только с внешней стороны, в смысле пышности и величия. В суще­ственном она оставалась такою же, какою установлена была Моисеем при скинии, хотя в то же время, соответ­ственно новым потребностям, явились и новые обряды. Таков особенно обряд помазания на царство. Оно было частное и торжественное. Первое, обыкновенно, совер­шал пророк, как исполнитель воли Божией, а второе со­вершал при общенародном собрании главный священник или первосвященник, как посредник между волей Бога и волей народа. При помазании употреблялся елей, как ви­димое орудие сообщения благодати Божией. Посвящаемому вручалась книга закона, с которой он должен был сообразоваться во всей своей жизни и управлении.

В государственном управлении за это время соверши­лась важная перемена, состоявшая в учреждении царской власти. Учреждение ее было вызвано насущною потребностию народной жизни, так как отсутствие твердой вла­сти во времена судей привело к полному безначалию и связанным с ним бедствиям. Но учреждение ее в то же время было, отчасти, и выражением недостаточного упо­вания со стороны народа на непосредственное правление Самого Бога и желанием иметь правление на подобие ок­ружающих народов. Поэтому на вопрошение Самуила Господь ответствовал ему: «не тебя они отвергли, но от­вергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними» (1 Цар. 8:7). Самое учреждение царской власти в теократическом государстве ослабляло существеннейшее начало его жиз­ни, так как народ мог получить склонность более возла­гать свои надежды на видимого царя, забывая Верховно­го и Невидимого. Тем не менее, твердая власть была на­сущною потребностью и внутренней, и внешней политической жизни народа, и потому она была учрежде­на с теми ограничениями, которые поставлены были в за­конодательстве Моисея, уже заранее предвидевшего этот неизбежный момент в жизни избранного народа. Огра­ничения эти состояли, прежде всего, в том, что народ не должен был поставлять себе царем иноземца, а непремен­но природного израильтянина, и притом такого, «которо­го изберет Господь Бог» (Второз. 17:15). За этим ограничением избрания следуют законы, ограничивающие са­мую власть царя. И замечательно, что эти ограничения главным образом направлены против того, чем особенно отличались восточные пари, именно против накопления личных богатств и развития роскоши, всегда влекущих за собою нравственную порчу и забвение законов и народа. «Поставь себе царя, говорит законодатель, только чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет для умножения себе коней» (Второз. 17:16). Смысл это­го закона тот, что им запрещается входить в сношения и в союз с Египтом, отличавшимся в древности коннозавод­ством. Желание иметь лучших коней - один из главных предметов тщеславия восточных монархов - заставило бы войти в сношения с фараонами, а потом и в полити­ческий союз с Египтом, между тем как такой союз, по ге­ографическому положению Палестины, мог быть гибель­ным для еврейского народа, что, впоследствии, и оправ­далось историей. Кроме того, умножение коней, совершенно ненужных в гористой стране, служило бы не к охранению народных интересов (напр. во время вой­ны), а только к удовлетворению тщеславной гордости ца­ря. - «Чтобы не умножал себе жен, дабы не разврати­лось сердце его» (ст. 17). Гаремы до сих пор на востоке составляют одно из гнуснейших придворных учреждений, в которых монархи-деспоты теряют последние нравствен­ные и физические силы, погружаясь в грубейший разврат. Поэтому постановление, запрещающее иметь гаремы, по­нятно само собою. «И чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно». Чрезмерное накопление богатств могло давать повод, как это видно из истории Соломона, к обширным торговым предприятиям, которые были бы несообразны с истинно народными интересами, содейст­вовало бы развитию неравенства по состоянию и тем на­рушило бы основной закон Моисея, установивший обще­ственно-экономическое равенство, ввело бы несообраз-ную с теократическим строем государства роскошь при дворе и тем отдалило бы царя от народа. «Но когда он сядет на престол царства своего, должен списать для себя список закона сего в книге, находящейся у священников и левитов, и пусть он будет у него, и пусть он читает его во все дни жизни своей, дабы научился бояться Господа, Бога своего, и старался исполнять все слова закона сего и постановления сии». Царь не был законодателем и дол­жен был управлять государством не по своему личному произволу, а по данному закону, с которого он должен был иметь правильный список, чтобы, постоянно имея его пред собою, не уклонялся ни направо, ни налево (ст. 20), следовательно, вообще должен был править по при­знанному народом закону. Таким постановлением поло­жен был предел деспотизму, в который так легко впада­ют восточные правители. Наконец, законодатель дает об­щее определение отношения царской власти к народу. В древних восточных монархиях отношение между прави­телями и народом обыкновенно отличалось высокомер­ным презрением со стороны правителя и рабским подо­бострастием со стороны народа. В государстве избранного народа такого отношения не должно было быть; поэто­му законодатель требует от царя, «чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его» (ст. 20), или, в примене­нии этих слов к правлению, чтобы правил своими поддан­ными с кротостию и любовию», не как рабами, а как братьями. Лучшие цари были верны этому правилу. Да­вид напр., в обращении к народу называл своих поддан­ных братьями: «И стал Давид царь на ноги свои, и ска­зал: послушайте меня, братья мои и народ мой!» (1 Па-рал. 28:2). Таким образом, власть царей израильского народа была ограничена строгой регламентацией - в ду­хе древних начал богоправления и самоуправления народ­ного. Такою она и является в истории. Для сообщения ей большей обязательности для царя, был даже установлен такой порядок, что при вступлении на престол царь за­ключал договор с народом, в котором, по всей вероятно­сти, обязывался исполнять законы, определяющие грани­цы его власти (1 Цар. 10:25; 2 Цар. 5:3; 4 Цар. 11:17). Из истории видно, что цари не всегда точно исполня­ли эти законы касательно царской власти, и в лице Соло­мона мы видим царя, который даже прямо нарушил не­которые из основных положений законодательства, так как вступил в союз с Египтом и завел конницу, предался многоженству и неумеренной роскоши. Но в этом они были лишь выразителями общего духа непослушания сво­его народа и несли наказание в самых следствиях своих нарушений закона, как это и было особенно с Соломоном. Но, в общем, царская власть была весьма полезна для развития гражданских доблестей и государственной жизни народа. Благодаря именно ей народ израильский достиг необычайного политического могущества и блеска, так что под его политическим влиянием находился весь современ­ный цивилизованный мир. В случае более строгого послу­шания как царей, так и самого народа святым законам Божиим народ израильский мог бы соединить со своим политическим влиянием и религиозно-нравственное влия­ние и, таким образом, в полном смысле мог бы стать ве­ликим светочем для человечества. Но преступления против закона быстро подточили его могущество и его нравствен­ную силу, и он неудержимо стал стремиться к падению.

С ограничением непосредственного богоправления, вследствие учреждения царской власти, воля Божия нашла себе непосредственных выразителей в лице пророков, дея­тельность которых во времена царей получает весьма важ­ное значение в государстве. Это были живые носители во­ли Божией, которую они мужественно высказывали царям и тем призывали их к послушанию закону и к покаянию. Некоторые из пророков, как напр. Нафан и Гад, были приближенными советниками царя, направлявшими его деятельность сообразно требованиям воли Божией и зако­на. При всяком согрешении или преступлении царя про­тив закона они являлись бесстрашными мстителями за по­пранный закон, равно как и выразителями воли Божией, которую они лично высказывали согрешившим царям. Мужественным и суровым укорам Нафана Давид обязан был высшими моментами своего сокрушения и покаяния во грехах. Пророки же были и главными «дееписателями», т.е. историографами, описывавшими деяния царей.

Пророки, вместе с тем, были главными распространи­телями просвещения в израильском народе в это время. К этому времени особенно умножились пророческие братст­ва или школы, в которых изучался закон и священная по­эзия и музыка. «Сонмы пророков» были в нескольких главных городах, откуда они переходили и в другие сосед­ние города, сопровождая свое пророчество, т.е. проповедь о законе, торжественной музыкой на различных музы­кальных инструментах (псалтири, тимпане, свирели и гус­лях - 1 Цар. 10:5), и они оказывали такое сильное вли­яние, что вдохновению их поддавались и окружающие, как это было напр. с Саулом, который после своего пома­зания вступил в сонм пророков, где и получил необходи­мое подготовление к предстоявшему ему высокому назна­чению. В школах пророческих, несомненно, получил свое образование и, особенно, свое высокое искусство в поэзии и музыке и великий псалмопевец Давид, при котором свя­щенная поэзия и музыка сделалась необходимою принад­лежностью богослужения. И вообще, к этому времени «сонмы пророков» сделались вполне школами всестороннего образования и просвещения. О высоте и обширнос­ти этого образования свидетельствует пример Соломона, который, несомненно, в этих же школах или от придвор­ных учителей-пророков почерпнул свое всестороннее об­разование во всех отделах научного и художественного знания.

Вместе с распространением просвещения распростра­нялась и письменность, которая в это время получила та­кое широкое развитие, что сделалась средством обычных сношений, и мы встречаем упоминание о письмах, по­средством которых велась корреспонденция между нахо­дящимися в отдалении лицами63. При дворе для государ­ственного производства имелись особые писцы и даже придворный «дееписатель» или историограф. Придворные пророки вели свои записки о деятельности и жизни ца­рей, как это известно, особенно о Самуиле, Нафане и Га­де. Результатом этих записок явились относящиеся к это­му времени священные книги; первая и вторая книга Царств, из которых в первой содержится история изра­ильского народа от рождения Самуила до смерти Саула, и во второй продолжение этой истории до помазания Соло­мона на царство. К этому же периоду относится составле­ние книги «Руфь», появление которой могло быть вызвано потребностью исторически выяснить родословную вели­чайшего царя избранного народа - Давида.

Но кроме этих исторических книг, лучшим показате­лем высоты просвещения этого времени служат книги са­мих царей - именно Давида и Соломона. Давиду принад­лежит большая часть тех боговдохновенных песней или псалмов, которые вместе с псалмами других певцов как его, так и последующего времени, составили книгу Псал­тирь. По своему содержанию и изложению эти псалмы суть истинно великое излияние боговдохновенного гения-поэта, который в дивных песнях воплотил лучшее содержание религиозно-нравственного миросозерцания своего времени, - настолько высокого миросозерцания, что оно не потеряет своего вдохновляющего интереса до сконча­ния мира, пока будет сердце человеческое биться чувства­ми веры, надежды и любви. - Соломону приписываются четыре священные книги: Пень песней, книга Притчей Соломоновых, книга Екклесиаст или Проповедник и кни­га Премудрости Соломона. Эти книги, несомненно, со­ставляют часть тех 3 000 притчей и 1 005 песней, о кото­рых говорится в третьей книге Царств (9:32). По иудей­скому преданию, из этих книг первая написана Соломоном в юности, вторая в зрелом возрасте и третья в старости. Четвертой книги совсем не имеется в еврейском каноне книг, и она сохраняется только в греческом пере­воде 70 толковников, откуда переведена и на русский язык. В книге Песнь песней, т.е. высокой, прекрасной песни, под видом жениха и невесты изображается таинст­венный союз Христа с Церковию, под каковым символом он неоднократно изображается и в других книгах св. Пи­сания как ветхого, так и нового завета (см. Исх. 44; Ие­зек. 16; Ос. 2:19; Матф. 25). В книге Притчей, как видно из самого ее названия, содержатся притчи и мудрые нра­воучительные наставления мудрого царя, изрекавшего глу­бокие житейские истины на основании своего собственно­го опыта. Собрание притчей сделано отчасти самим Соло­моном, а отчасти последующими собирателями изречений мудрого царя в позднейшее время. В книге Екклесиаст или Проповедник мы имеем как бы последнее завещание мудрого царя, который, испытав все доступное человеку счастие на земле, пришел, наконец, к печальному убежде­нию, что все земное «суета сует, и все суета и томление духи», Единственно, в чем человек может найти себе удов­летворение, это в исполнении правила: «бойся Бога и за­поведи Его соблюдай, потому что в этом все для человека» (Еккл. 12:13),

В рассматриваемый период народ израильский во всех отношениях стоял выше окружающих его народов. В политическом отношении он был самым могуществен­ным народом западной Азии и не имел себе на востоке соперников по оружию. Египет в это время был крайне ослаблен внутренними и внешними невзгодами; царство­вавшая в нем XXI династия должна была все свои усилия направлять к ограждению своей страны от нападения на нее ливийцев и других кочевников африканских пустынь, которые, воспользовавшись ослаблением Египта, постоян­но делали на него разбойнические набеги. Другая сильная держава Ассиро-вавилонская также всецело поглощена была внутренним раздором между составлявшими ее дву­мя половинами (Ассириею и Вавилонией, постоянно со­перничавшими между собою) и, таким образом, потеря­ла свое значение в международной политике. Оставались лишь мелкие царства, которые или силою были подчине­ны царям израильским и платили им дань, или сами ис­кали союза и дружбы с ними (как напр. царь тирский Хирам) и тем усиливали их могущество. Вместе с поли­тическим могуществом Израиль высоко стоял над окружающими народами и в духовном отношении. Все эти народы в сравнении с ним не обладали никакими выдаю­щимися литературными произведениями. Если бы поли­тическое преобладание Израиля было более прочным и продолжительным, то окружающие народы не избегли бы благотворного влияния его и в литературном и в религи­озно-нравственном отношении, как это и оказалось на примере царицы Савской, которая возвратилась в свою страну с чувством глубокого благоговения ко всему виден­ному ею. К сожалению, известная слабость Соломона вос­препятствовала этому, и он допустил даже в Иерусалиме свободное отправление тех омерзительных языческих культов, которые составляли непримиримую противопо­ложность с возвышенной религией Иеговы. История па­дения Соломона показывает, что в религиозном отноше­нии соседние народы стояли на той же низкой ступени, как и во время вступления израильтян в землю обетован­ную, и дикая безнравственность их культов еще сильнее выступала пред лицем такого возвышенного выражения истинной религии, каким были напр., псалмы Давида и другие современные ему книги, вошедшие в канон св. Писания.

В хронологическом отношении период царей-монар­хов обнимает круглую цифру в 120 лет, так как каждый из них царствовал по 40 лет. Важное хронологическое ука­зание заключается в замечании 3 Цар. 6, 1 ст., именно, что построение храма началось в 480 году «по исшествии сынов израилевых из земли Египетской», что в то же время совпадало с 4 годом царствования Соломона. Таким образом, учреждение монархии было в 396 и смерть Со­ломона в 516 году от исхода из Египта. По общепринято­му летосчислению смерть Соломона падает на 980 год до Р. Христова.

Глава: ПЕРИОД СЕДЬМОЙ (От разделения царства до разрушения храма Соломонова вавилонянами.)

 

XXXIX. Разделение царства, его причины и значение. Иеровоам и произведенный им религиозный раскол1.

Скоро после смерти Соломона исполнилось предска­зание пророка Ахии; царство его разделилось, и более зна­чительная часть его отошла к Иеровоаму. Этот великий государственный переворот ускорен был неблагоразумием его наследника, сына Ровоама. При вступлении на престол он по установившемуся обычаю должен был заключить особый договор с народом, но дело затруднялось уже тем, что при его восшествии на престол с особенною силою проявилось соперничество между коленами Иудиным и Ефремовым, выражавшими притязания на главенство в народе. Чтобы уладить соперничество, Ровоам не удоволь­ствовался провозглашением себя царем в Иерусалиме, а отправился в Сихем (главный город Ефремова колена), чтобы найти подтверждение своих прав на престол и со стороны другого сильного колена. Этим и воспользовались представители северных колен, чтобы предъявить ему из­вестные условия для облегчения народных повинностей, которые в последние годы царствования Соломона, по причине его непрестанных построек и неумеренной рос­коши, возросли до такой степени, что сделались «тяжким игом» для народа. Дело было серьезное и требовало тем более благоразумного отношения к себе, что предъявлено было представителями народного собрания во главе с Иеровоамом, возвратившимся в это время из Египта. Царь дал себе три дня для обсуждения этого вопроса. В государ­ственном совете голоса разделились. Старые советники, служившие при Соломоне, понимая действительное состо­яние государства и народа, советовали ему уступить наро­ду, говоря: «если ты на сей день будешь слугою народу своему, и услужишь ему, и удовлетворишь им, и будешь говорить с ними ласкою, то они будут рабами твоими на все дни». Но молодой неопытный царь пренебрег этим благоразумным советом и последовал совету своих моло­дых сверстников, которые, воспитавшись под развращаю­щим влиянием последних лет царствования Соломона, смотрели на все легкомысленно. Они посоветовали реши­тельно отказать народу в его просьбе, заявив при этом, что потребности нового царя еще больше потребностей Соло­мона, так как «мизинец его толще чресл его отца». Чтобы раз навсегда отучить народ от подобных требований, царь должен был, по совету этих сановников, пригрозить ему еще большим увеличением ига. Когда Иеровоам во главе представителей народного собрания вновь явился к царю, то Ровоам ответил им «по совету молодых людей и сказал: отец мой наложил на вас тяжкое иго, а я увеличу иго ва­ше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами», т.е. теми унизанными шпильками пле­тьми, которыми наказывались тяжкие преступники. Тогда раздраженный народ дал волю накопившемуся в нем чув­ству недовольства, и повсюду раздался уже слышавшийся раньше клич: «какая нам часть в Давиде? Нет нам доли в сыне Иессеевом, по шатрам своим, Израиль! Теперь знай свой дом, Давид! И разошелся Израиль по шатрам сво­им». Ровоам, не сознавая еще неблагоразумия своего ша­га, послал было Адонирама, начальника над податями, для сбора податей, но «израильтяне забросали его каменьями, и он умер». Сам царь должен был спасаться бегством в Иерусалим, а народное собрание в Сихеме провозгласило царем Иеровоама, которого признали десять колен, так что за Ровоамом осталось только колено Иудино, к кото­рому присоединилось еще Вениаминово. Свою государст­венную ошибку Ровоам хотел поправить военной силой и собрал 180-тысячное войско для подчинения отложивших­ся колен, но кровопролитие было предотвращено Самеем «человеком Божиим», который убедил Ровоама, что все это совершилось по воле Божией, и потому братоубийст­венная война будет прямым преступлением против Бога, и Ровоам должен был примириться с совершившимся пе­реворотом, хотя вражда у него с Иеровоамом, часто пере­ходившая в опустошительную войну, не прекращалась «во все дни их жизни».

Так совершилось разделение еврейского народа на два царства, получившие названия царства Иудейского и цар­ства Израильского. На первый взгляд можно подумать, что царство Израильское, как составившееся из десяти ко­лен, составлявших две трети всего населения страны и за­нимавших лучшую и плодороднейшую часть ее, имело на своей стороне все преимущества и явный залог большого политического могущества. Но, с другой стороны, нужно иметь в виду, что за царством Иудейским осталась столи­ца, как центр установившегося правления и материальных интересов народа, вместе с огромными государственными сокровищами, накопленными там Соломоном. Притом, не говоря уже о закаленной энергии и предприимчивости самого колена Иудина, на его стороне были все преиму­щества в религиозном и нравственном отношении, так как в его столице находился храм, главная святыня всего народа, построенная общими народными усилиями, освя­щенная при общем народном участии и потому невольно притягивавшая к себе всеобщее народное сочувствие.

Таким значением храма объясняется и вся дальней­шая история отношений между обоими царствами. Видя это тяготение народа к храму иерусалимскому, цари израильские стали смотреть на него с подозрением, опасаясь, чтобы религиозное тяготение к храму не перешло в поли­тическое тяготение к самому Иерусалиму, как политичес­кой столице. И вот, вопреки обетованию Божию, ставив­шему верность и преданность истинной религии условием долговечности дома Иеровоамова, цари израильские с первых же шагов своего царствования начинают стре­миться к отчуждению своего народа от храма иерусалим­ского, стараются основать собственный центр религиозной жизни и даже ввести такую религию, которая не имела бы ничего общего с религией иерусалимскою храма. Такая политика прямо вела к религиозному расколу, который и совершен был открыто первым царем израильским Иеровоамом.

Будучи провозглашен царем2, Иеровоам, прежде всего, приступил к упрочению своего положения с внешней сто­роны. С этою целию он укрепил несколько городов, и именно Сихем по сю сторону и Пенуэл по ту сторону Иордана, которые и сделались двумя главными твердыня­ми его обширного царства, хотя свою собственную рези­денцию он основал в прекрасном городе Фирце, в живо­писных горах к северу от Сихема. Но и при обладании та­ким прекрасным царством Иеровоама не оставляла роковая мысль. Чувствуя недостаточность своих прав на престол, он невольно думал: «царство может опять перей­ти к дому Давидову. Если народ сей будет ходить в Иеру­салим для жертвоприношения в доме Господнем, то серд­це народа сего обратится к государю своему, к Ровоаму, царю иудейскому; и убьют они меня, и возвратятся к Ро­воаму, царю иудейскому». Посоветовавшись с своими при­ближенными, царь решил основать новую религию3; умы­шленно опираясь на пример Аарона, он сделал двух золо­тых тельцов и, повторяя слова тогдашних идолопоклонников, сказал народу: «не нужно вам ходить в Иерусалим; вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской» (3 Цар. 12:28; ср. Исх. 32:4, 8). Од­ного из этих тельцов он поставил в Дане, а другого в Вефиле, сделав последний главным святилищем нового куль­та. Тут он построил капище на высоте, как это делалось у ханаанских народов. Для служения в этом капище он хо­тел было воспользоваться теми священниками и левитами, которые жили в отошедших к нему левитских городах; но ошибся в своем расчете. Все истинные священники и ле­виты, видя нечестивые затеи царя, оставили свои города и владения и переселились в Иудею и в Иерусалим. Тогда царь сделал новый шаг к нарушению закона и «поставил из народа священников, которые не были из сынов Леви-иных»; установил праздники на подобие праздников иу­дейских и на воздвигнутом жертвеннике в Вефиле сам лич­но хотел принести жертвы, чтобы торжественно открыть служение по обряду новоучрежденной им религии. Но вот из Иудеи явился «человек Божии»4 и, став лицем к лицу с Иеровоамом, произнес предсказание, что один из потом­ков Давида, именно Иосия, на этом самом жертвеннике принесет в жертву идолослужащих священников, и под­твердил свое предсказание знамением, что самый жертвенник распадется и пепел с него рассыплется. Разъяренный царь приказал схватить дерзкого прорицателя и сам про­стер на него руку свою, - но рука его вдруг оцепенела, а вместе с тем жертвенник распался и пепел с него рассы­пался. Тогда Иеровоам смирился, и по молитве «человека Божия» рука его выздоровела от поражения. Он предло­жил «человеку Божию» зайти к нему во дворец и подкре­пить себя пищею, обещая предложить ему и особый пода­рок. «Но человек Божий сказал царю: хотя бы ты давал мне полдома твоего, я не пойду с тобой и не буду есть хле­ба и не буду пить воды в этом месте. Ибо так заповедано мне словом Господним: не ешь там хлеба и не пей воды, и не возвращайся тою дорогою, которою ты шел». Однако же он сам нарушил эту заповедь и, послушавшись одного ложного пророка, зашел к нему и принял угощение, за что и умерщвлен был в пути напавшим на него львом - в пре­достережение всем тем, кто не твердо стоят в заповеди Бо­жией. Так как Иеровоам не вразумился от бывшего ему предостережения, то его постигло семейное несчастие: умер его сын Авия, единственный в его доме, «в ком на­шлось нечто доброе пред Господом, Богом Израилевым». Когда он сделался болен, Иеровоам хотел тайно воспользо­ваться милостью того Бога, которого он отвергал открыто5. Он велел своей жене переодевшись отправиться в Силом к престарелому пророку Ахни, тому самому, который пред­сказал ему, что он будет царем, и спросить его о предстоя­щей участи сына. Но когда она вошла в дом Ахии, то пре­старелый пророк, несмотря на свою слепоту, сразу узнал, кто его посетительница, и не только не принял принесен­ных ему подарков («десять хлебов и лепешек и кувшин ме­ду»), но произнес строгое осуждение на весь дом Иеровоамов, заявив, что за введенное им идолопоклонство Господь наведет всевозможные бедствия на его дом и «выметет дом Иеровоамов, как выметают сор до чиста», а сам Израиль бу­дет извергнут из земли обетованной и отведен будет за ре­ку (Евфрат - в плен) «за то, что они сделали у себя идо­лов, раздражая Господа». Больной сын царя должен был умереть, что и случилось, лишь только царица по возвра­щении переступила порог своего дворца.

Но вот умер и сам Иеровоам, процарствовав двадцать два года6. Ему наследовал сын его Нават, который во всем последовал примеру своего отца: «делал он неугодное пред очами Господа, ходил путем отца своего и во грехах его, которыми тот ввел Израиля во грех». Поэтому его скоро постигло наказание Божие, и он пал жертвою военного за­говора, составленного военачальником Ваасой, который убил царя и истребил дом Иеровоамов, как и предсказал пророк Ахия, и сам сделался самозванным царем Израи­ля7. Но династия Ваасы, следовавшего в своей политике си­стеме Иеровоама и даже более последнего предававшегося нечестию и идолопоклонству, прекратилась с его сыном Илой, который был убит военачальником его конницы Замврием, умертвившим его, когда он «напился допьяна» в гостях у начальника своего двора Арсы. Замврий провоз­гласил себя царем и истребил весь дом Ваасы, но сам про­царствовал лишь семь дней. Узнав, что народ, не призна-вая его, провозгласил себе царем другого военачальника Амврия, который во главе сильного войска подступил к Фирце и уже взял укрепления столицы, Замврий, подобно ассирийскому царю, «вошел во внутреннюю комнату цар­ского дома и зажег за собою царский дом огнем, и погиб за свои грехи, в чем он согрешил, делая неугодное пред очами Господними, ходя путем Иеровоама и во грехах его, которые тот сделал, чтобы ввести Израиля во грех». Но и этим не кончились политические смуты царства Израиль­ского. Рядом с Амврием, претендентом на престол высту­пил некто Фамний, который увлек за собою половину на­рода, так что царство Израильское разделилось между со­бой, и началась четырехлетняя междоусобная война, и только по смерти Фамния престол утвердился за Амврием, который и царствовал еще восемь лет. Для упрочения пре­стола за своей династией, он оставил Фирцу с ее сгорев­шим дворцом и полуразрушенными стенами, и построил новую для себя столицу, знаменитую Самарию, которая оставалась резиденцией царей израильских до самого паде­ния царства. Но и в эту новую столицу он перенес старое нечестие и идолопоклонство своих предшественников, и в этом отношении «поступал даже хуже всех, бывших пред ним», подтачивая таким образом нравственную силу госу­дарства, в котором он хотел укрепить свой престол. Так, основанное Иеровоамом царство Израильское, став, вслед­ствие произведенного последним религиозного раскола, на ложную дорогу, с каждым царствованием все более удаля­лось от истинного пути, подготовляя свою погибель.

 

XL Слабость и нечестие Ровоама и Авии, царей иудейских, и благочестивое царствование Асы и Иосафата.

После неудавшейся попытки силой подчинить себе отложившиеся колена, Ровоам стал заботиться об укрепле­нии за собой оставшегося ему владения8. Он укрепил не­сколько городов и между ними Вифлеем, Фекою и Хеврон, превратив их в сильные крепости и снабдив оружием и провиантом. Когда определились границы Иудейского царства, то оно обняло собою не только владения двух главных колен Иудина и Вениаминова, но и прежние зем­ли колена Данова, переселившегося на север, и земли ко­лена Симеонова, настолько ослабевшего политически, что оно как бы перестало даже считаться самостоятельным коленом. Кроме того, под властию Ровоама оставались еще покоренные раньше земли Эдома и Аммона, продолжав­шие платить дань, установленную Давидом. В нравствен­ном отношении царство Иудейское было усилено еще тем, что в него переселилось все колено Левиино - все священники и левиты, выселившиеся из царства Израиль­ского вследствие введения там идолопоклоннического культа золотых тельцов. Вследствие всего этого первые го­ды царствования Ровоама отличались значительным для тогдашнего политического состояния страны благоденст­вием. К несчастию, Ровоам наследовал от своего отца его худшие качества и содержал многочисленный гарем - из 18 жен и 60 наложниц, давших ему двадцать восемь сыновей и шестьдесят дочерей. С этим неразлучны были обычные соперничества и интриги, тем более, что Ровоам показывал явное свое предпочтение своей любимой жене Маахе, дочери (или, вернее, внучке) Авессаломовой, за сыном которой Авией упрочил наследство престола и за­ранее сделал его «главою и князем над братьями его». Что­бы ослабить их соперничество, он благоразумно «разослал всех своих сыновей по всем землям Иуды и Вениамина, во все укрепленные города, и дал им содержание большое, и прислал много жен». Но при временном благоденствии ускорилось лишь забвение недавних грозных испытаний, и Ровоам, а вместе с ним и весь народ иудейский «оставили закон Господень» и «делали неугодное пред очами Госпо­да». «И устроили они у себя высоты, и статуи, и капища на всяком высоком холме, и под всяким тенистым дере­вом. И блудники были также в этой земле и делали все мерзости тех народов, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых». Такое религиозно-нравственное паде­ние требовало наказания и оно явилось в лице египетско­го фараона Сусакима9.

Сусаким или Шешонк I был родоначальником новой XXII династии фараонов, сменившей прежнюю династию, в родстве с которой находился Соломон. Эта перемена ди­настии совершилась еще при жизни Соломона, и новый фараон тогда же обнаружил враждебность по отношению к дому Соломонову тем, что дал у себя приют Адеру, кня­зю эдомскому, и Иеровоаму. Теперь, воспользовавшись ослаблением политического могущества этого дома, он в пятом году царствования Ровоама предпринял поход про­тив Иерусалима. Быстро взял он несколько укрепленных городов иудейских и подступил к самому Иерусалиму. При виде страшной опасности царь и народ смирились и возопили о помощи к Богу, который и спас их от плена. Сусаким, однако же, ограбил храм и царский дворец, за­хватив с собою все их сокровища и вместе знаменитые зо­лотые щиты, сделанные Соломоном, так что Ровоам при­нужден был заменить их медными, чтобы сохранить неко­торую пышность при обычных торжественных выходах царя. Царство иудейское на время сделалось данником Сусакима, чтобы неверный народ опытом познал, «каково служить Богу и служить царствам земным».

Поход Сусакима вновь приводит Библейскую исто­рию в соприкосновение с египетской, и библейское сказа­ние о нем вполне подтверждается свидетельствами египет­ских памятников. На стенах знаменитого египетского хра­ма Карнакского (в Фивах) изображено все это событие, и среди пленных, захваченных фараоном, ясно видны плен­ники с иудейскими чертами в физиономии и одежде, и в присоединенном к этим изображениям списке покорен­ных народов и царств значится и имя «Иуда Мелхи», т.е. царство Иудейское.

Этот тяжкий урок, по-видимому, не прошел даром для царя и народа иудейского. «В Иудее было нечто доб­рое», но в общем Ровоам «делал зло, потому что не рас­положил сердца своего к тому, чтобы взыскать Господа». Он царствовал семнадцать лет, умер 58 лет от роду и былпогребен в городе Давидовом. Его царствование описано было в записях пророка Самея и Адды прозорливца - в книге царских родословий.

Ровоаму наследовал сын его Авия, на восемнадцатом году царствования Иеровоама10. Он попытался еще раз си­лою возвратить себе отпавшие колена, и в начатой войне ему удалось поразить Иеровоама и отнять несколько горо­дов, в числе которых был и Вефиль. Победа эта была ре­зультатом сильного религиозного одушевления как самого царя, который укорял израильтян за введенное у них идолопоклонство, так и вообще иудеев, «которые уповали на Господа, Бога отцов своих». Но сам Авия не удержался на высоте этого доброго начала и скоро последовал дурному примеру своих предшественников: завел большой гарем из 14 жен, от которых у него родилось 22 сына и 16 доче­рей, и вообще начал «ходить во всех грехах отца своего, которые тот делал прежде него», вследствие чего и царст­вование его было непродолжительным. Он царствовал около трех лет и погребен был в городе Давидовом, пере­дав царство своему сыну Асе.

Аса, третий царь иудейский, взошел на престол на 20-м году царствования Иеровоама и царствовал в Иеру­салиме сорок один год11. Воспитавшись среди испытаний прежних царствований, он воцарился с добрым намерени­ем следовать во всем примеру великого своего прапрадеда Давида и с сердечною преданностью истинной религии приступил к очищению своего царства от накопившегося в нем религиозно-нравственного зла. «Он изгнал блудников из земли, и отверг всех идолов, которых сделали отцы его, И даже мать свою Ану лишил звания царицы за то, что она сделала истукан Астарты», который он, вместе с тем, изрубил и сжег у потока Кедронского, как некогда Моисей поступил с золотым тельцом. Впрочем, и он не до­вел своего преобразования до конца, так что не уничтожил всех «высот» с их идолопоклонническими принадлежнос­тями, предоставляя совершение этого дела своим преем­никам. Но вообще Аса показал столько благочестивой рев­ности, что его царствование на время опять сосредоточи­ло на себе благословение Божие и отличалось полным благоденствием. Победа отца его над Иеровоамом обеспе­чила ему десятилетний мир, и он воспользовался им для того, чтобы поддержать выгодную торговлю с Аравией, востоком и богатыми серебром странами западной Евро­пы, что дало ему возможность вновь скопить значительные сокровища, как в храме, так и во дворце. Вместе с тем, он вновь укрепил важнейшие города;

Благоустроив внутренние дела государства, он собрал сильное войско в 580 000 человек - с целью низвергнуть данническое иго египтян. Узнав об этом, египетский фа­раон Зарай Эфиоплянин выступил против него с огром­ным «войском в тысячу тысяч и тремястами колесниц» и дошел до Мареши (близ позднейшего Елевферополя), в юго-западной части колена Иудина. Здесь встретил его Аса и, сильный упованием на Бога, помощь которого он при­звал в пламенной молитве пред битвой, разбил его наголо­ву, захватив громадную добычу. При победоносном возвращении его в Иерусалим его встретил пророк Азария, который своею боговдохновенною речью о благодеяниях Господа в случае упования на Него и о страшном гневе Его при отпадении от Него возбудил в царе и народе новый порыв ревности и истинной религии. «Мерзости язычес­кие» были удалены из всех иудейских городов, и царь об­новил осквернявшийся, вероятно, идолослужением «жерт­венник Господень, который пред притвором Господним». Вместе с тем, в третий месяц 14-го года своего царствова­ния Аса созвал в Иерусалиме великое народное собрание, на котором участвовали не только жители его царства, но и народ из остальных колен, и на нем был заключен тор­жественный завет, «чтобы взыскать Господа, Бога отцов своих, от всего сердца своего и от всей души своей», при­чем за идолопоклонство назначена была смертная казнь.

Это стечение в Иерусалим истинных поклонников Иеговы из всех колен, естественно, увеличивало нравст­венную силу царства Иудейского, но, вместе с тем, оно пробудило с новою силою подозрительность царей изра­ильских, вследствие чего Вааса возобновил войну против Иудейского царства и укрепил пограничную Раму, чтобы преградить своим подданным доступ в пределы Асы. К не­счастию, на этот раз Аса поколебался в своем уповании на Бога и не только призвал к себе в союзники Венадада, ца­ря сирийского, но и купил его союз дорогою ценою со­кровищ храма Господня и своего дворца. Хотя, благодаря этому союзу, нашествие Ваасы было с успехом отражено, но сам Аса должен был выслушать строгий укор за свой грех от пророка Анании, который смело укорил его за из­мену заключенному им завету, - за то, что «он понаде­ялся на царя сирийского и не уповал на Господа», чем преградил себе возможность покорения самого царства Сирийского. Но раз свернув с правого пути, человек лег­ко переходит от одного греха к другому. Аса не только не раскаялся в своем грехе, но «разгневался на прозорливца и заключил его в темницу, так как за этот укор был в раз­дражении на него». Вместе с тем, он начал притеснять и некоторых других лиц из народа в то время. В этом укло­нении от долга справедливости его постигла на 39 году царствования тяжкая болезнь ног, которая, развиваясь по­степенно, «поднялась до верхних частей тела, но он и в болезни своей взыскал не Господа, а врачей».

На 41-м году своего царствования он умер и с цар­скою торжественностью погребен был в городе Давидовом, в заранее приготовленной им себе гробнице. Несмотря на прегрешения последних лет своего царствования, он оста­вил по себе добрую память в народе, который и выразил ему свое почтение сожжением в честь его праха великого множества благовоний и умащением его дорогими искус­ственными мастями. Благословение Божие на нем сказа­лось в самой продолжительности его царствования, во вре­мя которого он был современником восьми быстро сме­нявшихся нечестивых царей царства Израильского.

Преемником его был сын его Иосафат, который вступил на престол 35 лет от роду и царствовал 25 лет12. Вместе с престолом он наследовал от отца своего лучшие начала первой половины его царствования и обладал все­ми качествами, которые делали его подобным Давиду, бывшему для него высшим образом. При нем царство Иу­дейское достигло высокой степени процветания и могуще­ства. Он начал свое царствование укреплением важней­ших городов царства, в которых разместил охранные вой­ска. Обеспечив себя от внешнего нападения, он приступил к внутреннему благоустройству и, сам «поступая по запо­ведям Божиим», энергически принялся за искоренение идолопоклонства в народе, отменял «высоты» и истреблял «дубравы», посвященные идолам. Не довольствуясь этим, он в третий год своего царствования принял более дейст­вительные меры к поднятию религиозно-нравственной жизни народа и послал некоторых своих приближенных князей, чтобы они вместе с левитами и священниками учили народ закону Божию по всем городам Иудеи. На­градой ему за такие благочестивые дела было необычайное благоденствие. Он находился в мире со всеми окружавши­ми его народами. Филистимляне платили ему дань сереб­ром, аравитяне пригоняли множество всякого скота, и мо­гущество его поддерживалось сильным войском, под на­чальством храбрых полководцев.

Такое состояние Иудейского царства, естественно, было опасным для царства Израильского, хотя, в то же время, оно было слишком могущественно, чтобы можно было начинать против него новую войну. Так как в то же время на границе царства Израильского быстро развива­лось и крепло опасное для него царство Сирийское, то царь израильский Ахав счел за лучшее войти в тесный со­юз с Иосафатом. Последний принял это предложение и таким образом вступил в союз и даже породнился с нечестивейшим царем царства Израильского, навлекая тем са­мым целый ряд бедствий на свое собственное царство.

 

XLI. Цари израильские Ахав и Охозия. Полное водворение при них идолопоклонства в царстве Израильском. Пророк Илия. Вредные последствия союза Иосафата с царями израильскими.

В то время, как в царстве Иудейском после нечестия первых царей начались усилия к восстановлению истин­ной религии и закона Моисеева в народе и достигли до­вольно благоприятных результатов, в царстве Израильском с каждым царствованием усиливалось нечестие и идолопо­клонство. Но высшей своей степени это зло достигло при восьмом царе израильском Ахаве, который наследовал от­цу своему Амврию в 38 году царствования Асы, и царст­вовал 22 года. Уже отец его приобрел худую славу, но Ахав превзошел и его, и оставил по себе в истории самую печальную память13.

От природы он наделен был задатками добра и они выражались в нем в любви к искусствам и способности воспринимать добрые советы. К несчастию, он имел сла­бую волю и всецело подчинился своей властолюбивой и высокомерной жене Иезавели, с именем которой связыва­ется даже еще более худая слава, чем с его собственным. Она была дочь сидонского царя Ефваала, бывшего жреца, который достиг престола чрез убийство своего брата. Дочь его вполне унаследовала от него его худшие качества - деспотическое высокомерие, отчаянную настойчивость, кровожадную жестокость и, более всего, фанатическую преданность постыдному и возмутительному идолопоклон­ству Астарте, жрецом которой некогда был ее отец. Не­удивительно, что, сделавшись царицей израильского наро­да, она стала презирать религию Иеговы и решилась во­дворить в израильском народе свое нечестивое идолопоклонство. Ахав вполне подпал ее влиянию и по ее настоянию построил в Самарии храм и жертвенник Ваа­лу, а вместе с ним устроил особую дубраву для гнусных оргий в честь Астарты. Затем приняты были меры к пол­ному искоренению религии Иеговы и водворению фини­кийского культа. Учреждена была особая школа жрецов или пророков нового культа, и о численности их можно судить по тому, что при дворе Иезавели состояло 450 про­роков вааловых и 400 дубравных, и все они питались от стола Иезавели. Все истинные пророки по ее повелению были избиты, кроме ста человек, которые спаслись бегст­вом и укрылись в пещере, где их тайно питал хлебом и во­дой благочестивый Авдий, начальник дворца Ахавова. На­ступил самый мрачный период в истории израильского народа. Истинная религия гибла в нем, а вместе с ней ру­шились и все великие для него обетования. Тогда стало необходимым особое орудие Промысла Божия для поддер­жания гибнущего корабля веры. И оно явилось в лице пророков, самоотверженность которых в деле охранения истинной веры возрастала по мере увеличения нечестия и идолопоклонства. Так как идолопоклонническое нечестие достигло своей высшей степени при Ахаве, то в царство­вание его явился и величайший пророк ветхозаветной церкви, грозный мститель за попрание завета, Илия, про­образ того великого проповедника покаяния, который был предтечей Христа14. И он не был лишь проповедником слова. Нечестие при нем представляло собою высшую зем­ную силу в лице царя и проявлялось в осязательных делах гнусной порочности и неправды; поэтому и пророк Илия явился представителем силы Божией, которую он ставил в противовес силе зла, и отсюда целый ряд великих чудес, которые должны были служить новою, более осязатель­ною, чем словесная проповедь, формою назидания и обли­чения огрубевшей совести нечестивого царя с его заблуд­шим народом.

Св. пророк Илия является в истории с поражающею внезапностью, - как молниеносная стрела, мгновенно озарившая полуночное небо. О его месторождении суще­ствуют только неясные догадки. Судя по его названию «фесвитянин», можно думать, что родом он был из Фис-вы, городка в северной части Палестины, откуда он, одна­ко же, переселился за Иордан, где и жил в пустынях Га-лаада, со всею простотою и суровостью образа жизни пу­стынника. Оттуда он и явился внезапно на блестящих улицах Самарии. Необычайный вид этого чужестранца - босого, с длинными волосами на голове, в грубом плаще из верблюжьего волоса, с кожаным поясом на чреслах и посохом в руках - сразу должен был произвесть немалое движение в преступной столице преступного царя; но пророк прямо направился ко дворцу и там пред лицем са­мого Ахава в кратких словах произнес страшный приго­вор Божий: «Жив Господь Бог Израилев», сказал Илия, тем самым обличая гнусное нечестие и неразумие идоло­поклонства, - «в сии годы не будет ни росы, ни дождя; разве только по моему слову»15. Произнеся этот приговор, Илия удалился, избегая мщения нечестивой царственной четы. На время он укрылся у потока Хорафа, впадающего в р. Иордан, где «вороны приносили ему хлеб и мясо» каждое утро и вечер. Но вот поток высох, потому что приговор Божий вступил в свою силу, и Илия должен был удалиться в Сарепту, город во владениях царя сидонского. Там он нашел приют у одной бедной вдовы, гостеприим­ство которой награждено было чудесным восполнением ее скудного запаса муки и масла и восстановлением к жизни ее сына, который был так сильно болен, «что не остава­лось в нем дыхания»16. А засуха все еще продолжалась. Плодородные равнины колена Ефремова превратились в знойную, бесплодную пустыню, и в Самарии настал голод. Ахав со своим царедворцем Авдием отправился обозревать страну, чтобы убедиться в размерах постигшего бедствия. Он отправил гонцов во все концы царства и в соседние страны в поисках за Илией, но его нигде не находили.

Тогда пророк явился сам и, прежде всего, Авдию, повеле­вая ему известить царя о его явлении. Но лишь только трепещущий Авдий донес об этом Ахаву, как пред ним лично явился и сам Илия. «Ты ли это, смущающий Изра­иля?» гневно спросил царь пророка. - «Не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего, отвечал Илия, - тем, что вы презрели повеления Господни и идете в след ваалам». Чтобы доказать истину религии Иеговы и ложность Ваала, Илия предложил сделать всенародный опыт чрез жертвоприношение, с условием, какой Бог скорее услы­шит молитву и низведет небесный огонь для сожжения жертвы17. Ахав принял предложение и созвал жрецов Ва­ала в числе 450 человек. Опыт должен был происходить на горе Кармиле, с величавой вершины которой с одной сто­роны открывается вид на безбрежное море, а с другой на богатейшие равнины земли обетованной. Собралось мно­жество народа, и Илия одиноко стоял против сотен жре­цов и тысяч идолопоклонников. Жрецы Ваала устроили жертвенник и положили на него тельца.

Когда их бог Ваал (бог солнца) начал подниматься с восточного небосклона, они приветствовали его появление дикими плясками, с причитанием и воплями: «Ваале, ус­лышь нас!» Но не было ни голоса, ни ответа. «В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался или занят чем-либо, или в дороге, а может быть и спит, так он про­снется». Жрецы еще более забесновались, крича до неис­товства и нанося себе удары ножами и копьями, так что истекали кровью. «Но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха». Дневное светило, которое безумно боготворилось ими, скатилось с небосклона и скрылось в волнах Среди­земного моря. Тогда очередь была за пророком Бога жи­вого. Подозвав к себе народ, Илия воздвиг жертвенник из двенадцати камней, по числу колен Израилевых, окопал его рвом, который наполнил водой, и, положив жертву, произнес пламенную молитву к Богу, прося Его показать идолопоклонникам, что Он есть единый истинный Бог, Бог отцов заблудшего народа. Тогда внезапно сверкнул огонь и истребил не только жертву, но и воду во рве. «Увидев это, весь народ пал на лице свое и сказал: Господь есть Бог! Господь есть Бог!» По отношению к идолослужи-телям приведено было в исполнение постановление Мои­сеева закона: все жрецы были схвачены и избиты на бере­гах потока Киссона18. Бедствие тотчас же прекратилось. На западе с моря поднялось облачко, как предвестник дождя, и вся страна ожила от обильной влаги. Ахав с ра­достью поскакал в свою летнюю резиденцию Изреель, и торжествующий Илия, «опоясав чресла свои, бежал пред Ахавом до самого Изрееля», на расстоянии 28 верст. Но оттуда он должен был скоро удалиться: Ахав признал си­лу Бога Израилева, но все происшедшее только еще более распалило злобную ярость Иезавели. Она решилась скорее умереть, чем оставить Илию без отмщения за избиение ее жрецов и пророков. Безумствуя от злобы, она послала пе­редать Илие грозную весть: «Если ты Илия, то я Иезавель; пусть то и то сделают мне боги, и еще больше сделают, если я завтра к этому времени не сделаю с твоею душею то­го, что сделано с душею каждого из них», т.е. ее жрецов. Но пророк Илия, как ветер пустыни, явился и исчез. Сначала он отправился в Вирсавию, где ослабевшая было в нем бодрость была поддержана явлением ангела, принес­шего ему пищу для подкрепления, а затем он удалился в Синайскую пустыню «к горе Божией Хориву», той священ­ной горе, где Моисей впервые получил свое призвание и в соседстве с которой дано было законодательство. Там он вновь ободрился, как бы восприяв в себя дух самого вели­кого законодателя Моисея, с которым он, как два величай­ших представителя ветхозаветной церкви, явился впослед­ствии на Фаворе пред лицем божественного Начальника нового завета. Там же он, подобно Моисею, сподобился видения Бога, Который явился ему не в грозных знамени­ях бури, огня и землетрясения, как он мог ожидать, а в «веянии тихого ветра», как в знамении благодати, незримо и тихо снисходящей на душу человеческую. Ободрив вели­кого пророка заявлением, что среди израильтян было еще «семь тысяч мужей, колена которых не преклонялись пред Ваалом и уста которых не лобызали его», Господь повелел ему возвратиться своею дорогою и в Дамаске помазать Азаила царем над Сириею, Ииуя царем над Израилем и Елисея пророком вместо себя. Все эти трое помазанников его должны были выступить на истребление идолопоклон­ников Ваала. Обстоятельства позволили Илие исполнить только последнее из этих поручений, именно помазание Елисея, которому он предоставил исполнить остальные.Елисей, сын Сафатов, был родом из Авел-Мехолы, в долине реки Иордана, близ соединения ее с равниной Ез-дрилонской19. Он был зажиточный земледелец и имел две­надцать пар волов. Илия нашел его на поле, когда он па­хал при двенадцатой паре волов. Проходя мимо него, Илия набросил на него свою «милоть» - в знак пророче­ского призвания, и Елисей тотчас же оставил полевые ра­боты, простился с родителями и, принеся в жертву ту са­мую пару волов, на которых пахал, последовал за Илиею «и стал служить ему».

Между тем Ахав, долго не встречая грозного проро­ка, наверно подумал, что окончательно освободился от не­го, и воспользовался этим временем для совершения весь­ма гнусного преступления. Хотя обыкновенной столицей его была Самария, но он любил жить также в веселом го­роде Изрееле, отличавшемся очаровательными красотами окружающей природы. При расширении и украшении своего дворца там, ему захотелось овладеть великолепным виноградником, принадлежавшим одному жителю Изрееля Навуфею20. Он предложил Навуфею поменяться вино­градниками или продать его; но Навуфей, как истинный израильтянин, ни за что не хотел расстаться со своим на­следственным имением, с которым связана была память о всем роде его отцов. Тогда капризный и своенравный, но слабохарактерный деспот от досады и злобы слег в по­стель и перестал есть. Из этого затруднения вывела его на все готовая Иезавель. Узнав, в чем дело, она сказала ему: «что за царство было бы в Израиле, если бы ты так по-

ступал?» Встань, ешь хлеб и будь спокоен: я доставлю те­бе виноградник Навуфея изреелитянина». И она выпол­нила свое обещание. Написав от имени Ахава тайные письма старейшинам и судьям города, она приказала им во что бы то ни стало обвинить несчастного Навуфея в бо­гохульстве и измене. Судьи с гнусною готовностью испол­нили преступный приказ. Против Навуфея выставлены были ложные свидетели, на основании показаний кото­рых, будто он «хулил Бога и царя», он был осужден и по­бит камнями, а виноградник его отдан во владение царя. Но преступное дело Иезавели возмутило даже черствую совесть Ахава. Когда царица явилась к нему с ликующим известием, чтобы он взял даром тот виноградник, которо­го Навуфей не хотел отдать ему и за серебро, то Ахав, уз­нав о гнусном убиении честного израильтянина, «разо­драл одежды свои, надел на себя вретище», и только ког­да уже подавил в себе голос совести, «встал, чтобы пойти в виноградник Навуфея и взять его во владение». Но там, на пороге в виноградник его встретил грозный Илия с приведшими его в трепет словами: «Ты убил, и еще всту­паешь в наследство?» - так говорит Господь: на том ме­сте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь». Озадаченный и пораженный появлением этого грозного мстителя за правду на самом месте крова­вого злодейства, Ахав нашелся только сказать: «Нашел ты меня, враг мой?» - «Нашел», отвечал пророк; «ибо ты предался тому, чтобы делать неугодное пред очами Госпо­да и раздражать Его», и затем изрек страшный приговор над всем домом Ахава, который должен погибнуть, а не­честивую Иезавель съедят псы за стенами Изрееля. Тогда еще раз проснулась совесть в Ахаве. Выслушав этот при­говор, «он умилился пред Господом, ходил и плакал, ра­зодрал одежды свои, и возложил на тело свое вретище, и постился, и спал на вретище, и ходил печально». Вследст­вие такого смирения приговор был смягчен: он должен был пасть не на него лично, а на дом его, так что царст­во перейдет от него к его наследнику-сыну.

В последние годы своего царствования Ахав был за­нят, главным образом, двумя большими войнами с Сири­ей21. Важные победы его в первой из этих войн были как бы знаком принятия его покаяния в деле убийства Навуфея. Против него выступил сирийский царь Венадад II с 32 союзными князьями и осадил Самарию, требуя от Аха­ва вассального подчинения ему. Но когда высокомерный Венадад потребовал от него выдачи жены и детей, то Ахав ответил ему отказом, употребляя пословицу: «пусть не хвалится подпоясывающийся, как распоясывающийся». Один пророк обещал ему победу, и действительно, когда Венадад, приказавший громить Самарию, беззаботно пи­ровал с своими князьями-союзниками и напился допьяна, Ахав сделал удачную вылазку, разбил неприятеля и обра­тил его в беспорядочное бегство с пьяным царем во главе. Через год, однако же, война возобновилась, так как Вена­дад приписал свое поражение тому, что Бог израильский есть Бог гор, а не долин, и потому, если он потерпел по­ражение в гористой местности, то, наверно, одержит победу в долинах, куда он и направил свое войско. Но в до­линах Венадад потерпел еще большее поражение. В битве около города Афека он потерял 100 000 пехоты. Осталь­ные хотели укрыться за укрепленными стенами этого го­рода, но обвалившейся стеной его задавило их еще 27 000 человек. Для Венадада остался один исход - сдаться на милость Ахава, что он и сделал с своими военачальниками. Ахав принял смирившегося царя с почетом, пощадил ему жизнь под условием возвращения всех отвоеванных им го­родов и предоставления царю израильскому права иметь особый квартал в городе Дамаске для пребывания изра­ильтян. Это необычайное содружество с врагом обетован­ной земли, которого он должен бы подвергнуть пример­ному наказанию для устрашения и других врагов ее, вы­звало негодование пророков, из которых один явился к Ахаву весь избитый и с пеплом на голове и наглядной притчей укорил царя за его неразумную мягкость. Ахав в неудовольствии возвратился в Самарию.

Мир с Сирией продолжался в течение трех лет; но Ве­надад, по-видимому, не возвратил отвоеванных городов, вследствие чего стала неизбежною новая война с ним. Ахав порешил силою отнять у сириян важный город Рамоф Галаадский, но для обеспечения успеха призвал на по­мощь своего союзника Иосафата, царя иудейского, кото­рый еще раньше этого «породнился» с ним и теперь при­ехал навестить его. Благочестивый Иосафат не решался предпринять такого опасного дела без испрошения воли Божией чрез пророков. Ахав представил ему 400 пророков, которые в один голос предсказывали союзникам бле­стящую победу, а один из них, Седекия, даже сделал себе железные рога, чтобы наглядно показать, как Ахав «избодет сириян до истребления их». Но устами всех этих про­роков говорил «дух лживый». Один только честный Михей откровенно предсказал предстоявшее поражение и гибель, но за это правдивое предсказание рогатый Седекия ударил его по щеке, а Ахав велел посадить его в темницу с стро­гим приказом «кормить его скудно хлебом и скудно во­дою», пока царь не возвратится с похода в мире и с по­бедным торжеством. Однако же, слова Михея заставили Ахава принять некоторые предосторожности. Он снял с себя царское одеяние, чтобы не быть особенно заметным неприятелю, коварно предоставив одному Иосафату честь носить царские одежды во время сражения. Венадад при­казал своей коннице направить всю свою силу против не­приятельского царя, и сирийская конница с такою неот­разимою силою ринулась на Иосафата, что он спасся толь­ко отчаянным криком: «я не Ахав»! Между тем, несмотря на все предосторожности, Ахав был смертельно ранен стрелою из вражеского лука. Из пыла битвы он вывезен был на колеснице и умер. При его падении войско изра­ильское дрогнуло и обратилось в бегство. Тело царя было привезено в Самарию и погребено там, а когда окровав­ленную колесницу мыли в пруде Самарийском, то кровь Ахава лизали псы, как и предсказал ему Илия.

Иосафат, между тем, невредимо возвратился в Иеру­салим, раскаиваясь в своем неразумном союзе с нечестивым царем. Он смиренно выслушал укор от пророка Ии-уя за этот союз и делами благочестия хотел загладить свой проступок. Но вредные последствия его не замедлили ска­заться и после этого. Весть о поражении его разнеслась по всем окрестным народам, и этим несчастием не премину­ли воспользоваться аммонитяне и моавитяне, которые ре­шили отомстить израильтянам за свое прежнее подчине­ние им. Соединившись с другими соседними племенами, они составили сильный союз против царя иудейского и сделали нашествие на богатую садами местность около Енгеди, к западу от Мертвого моря. Благочестивый Иосафат прибег к высшей помощи: объявил пост по всей стране и с пламенной молитвой обратился к Богу. Молитва его бы­ла услышана. Между союзниками-неприятелями произо­шли раздоры, они напали друг на друга, а иудеи восполь­зовались богатой добычей в оставленном ими лагере.

Союз между двумя еврейскими царствами продол­жался, однако же, и в течение короткого царствования сына и преемника Ахавова Охозии22. Он во всем следовал своему отцу и своей матери, «делая неугодное пред очами Господа». Упав однажды с балкона своей горницы, он от­правил в филистимский город Аккарон послов спросить у славившегося своими целебными силами бога Веелзевула, выздоровеет ли он от ушиба. Тогда опять явился Илия, ко­торый, встретив послов, сказал им: «разве нет Бога в Из­раиле, что вы идете вопрошать Веелзевула, божество Ак-каронское? За это так говорит Господь: с постели, на ко­торую ты (Охозия) лег, не сойдешь с нее, но умрешь».Сказал и удалился. Устрашенные послы возвратились в столицу и донесли царю. Разъяренный царь приказал схва­тить Илию и привесть к себе. Два отряда войск по 50 че­ловек подступали к нему на горе, но оба были уничтоже­ны небесным огнем. Только на мольбу благочестивого сот­ника третьего отряда Маня согласился оставить свое неприступное убежище, явился к царю и бесстрашно по­вторил пред ним свое грозное предсказание. И вскоре Охозия умер, не оставив по себе прямого наследника, а на место его воцарился брат его Порам.

Вместе с тем, окончилось и земное поприще великого пророка23. Предчувствуя конец своей земной жизни, про­рок Маня хотел закончить ее наедине с Богом, и с этою це­лию несколько раз пытался разлучиться с своим неразлуч­ным спутником и служителем Елисеем. Но Елисей и сам сознавал, что с его великим учителем готовится произойти нечто необычайное, и не отлучался от него. Перейдя око­ло Иерихона чрез Иордан, который от мановения мантии Илии расступился пред пророками, последний, наконец, открыл своему спутнику и ученику, что он «взят будет от него», и сказал ему: «проси, что сделать тебе, прежде не­жели я буду взят от тебя». Елисей отвечал: «дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне». Елисей просил слиш­ком много, но ему было дано просимое отчасти. Когда они шли далее, «вдруг явилась колесница огненная и кони ог­ненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой! колесница Израиля и конница его! - и не видел его более». В печали о разлуке со своим возлюбленным учите­лем он разодрал свою одежду и вместо нее поднял упав­шую милоть Илии. Ею на обратном пути он разделил во­ды Иордана; встретившие его пророки признали в нем ду­ховного преемника Илии и поклонились ему до земли. На пути в Вефиль его встретили насмешками дети из этого го­рода, которые, очевидно, следуя примеру своих нечестивых родителей, издевались над пророком, крича ему: «иди, пле­шивый, иди, плешивый!» За это, в наказание и предосте­режение нечестивым родителям, сорок два из этих детей были растерзаны вышедшими из соседнего леса медведи­цами, а Елисей отправился на гору Кармил, чтобы там, в этом любимом убежище его великого учителя, в уединен­ном общении с Богом укрепить свой пророческий дух. За­тем, уже оттуда он направился в Самарию, где царствовал младший сын Ахава Иорам.

 

XLII. Преемники Ахава. Пророк Елисей, Нееман Сириянин. Гибель дома Ахавова.

Иорам, десятый царь израильский24, хотя и сын нече­стивых Ахава и Иезавели, воспитался под влиянием по­следних испытаний своего отца, заставивших его не раз смиряться пред Богом, в знак чего, быть может, он дал и самое имя своему сыну Иорам или полнее - Иегорам, что значит: «велик Иегова». Он вступил на престол в 18-й год царствования Иосафата иудейского, с которым поддерживал полезный для него союз. Вероятно, под влиянием бла­гочестивого Иосафата он уничтожил в своем царстве наи­более гнусные учреждения идолопоклонства, как напр., сделанную его отцом статую Ваала, хотя, в общем, также «делал неугодное в очах Господа, держась грехов Иеровоама, сына Наватова». Ему на первых порах пришлось вес­ти войну с моавитским царем Месой. Этот царь сильного и богатого народа, обладавшего многочисленными стадами всякого скота, был данником царей израильских и платил им дань «во сто тысяч овец и во сто тысяч не острижен­ных баранов». Заметив слабость Израильского царства, он отложился от него и прекратил уплату дани, вследствие чего сделалась необходимой война против него. Война эта, которую Иорам предпринял в союзе с Иосафатом и ца­рем, эдомским, окончилась в его пользу, и именно благо­даря мудрому совету Елисея, который с этого времени вы­ступает видным деятелем в царстве Израильском. Сделан­ные по его совету канавы ввели моавитян в гибельное для них заблуждение, вследствие чего они неожиданно были застигнуты и разбиты израильтянами. Спасаясь бегством, Меса с остатками своего войска заперся в неприступном по своему возвышенному положению городе Кир-Харешете. Но когда и там стрелки израильские с окружающих высот начали производить опустошение в городе и самый город стал терпеть крайнюю нужду в продовольствии, то Меса в отчаянии, с целью умилостивить богов, хотел принесть в жертву своего собственного наследника-сына. Это произвело такое негодование в израильтянах, что они отступили от города и прекратили войну25.

Между тем, по смерти Иосафата в царстве Иудейском воцарился его сын Морам26, так что в обоих еврейских царствах были соименные цари, которые продолжали под­держивать союз между собою. В лице этого царя с особен­ною силой сказались вредные последствия такого союза. Женившись на дочери Ахава и Иезавели - Гофолии, он поддался влиянию своей кровожадной жены, при вступле­нии на престол избил всех своих братьев и своим неблаго­разумием и гнусною жизнью навлек на свое царство це­лый ряд бедствий. Против него восстали эдомитяне, кото­рые отняли главный торговый порт на Чермном море - Елаф; филистимляне и аравитяне сделали нашествие на его страну, напали даже на его дворец, захватили его жен и избили его сыновей. Сам он умер от безобразной и мучи­тельной болезни - в таком презрении, что не удостоен был даже погребения в усыпальнице царей. Ему наследо­вал сын его Охозия27, продолжавший дружбу с Иорамом израильским, история которого с этого времени тесно свя­зывается с историей пророка Елисея, как достойного но­сителя великого духа своего учителя Илии.

Уже в войне с моавитянами Елисей оказал союзным царям незаменимую услугу, которая прославила его имя в обоих царствах. Но затем начинается целый ряд изуми­тельных чудес, которые наполняют все царствование Иорама. Еще будучи в Иерихоне, он чудесно очистил злока­чественную воду одного источника, причинявшего бес­плодие; затем умножил масло в сосуде бедной вдовы, давей возможность уплатить долг покойного мужа, за кото­рый заимодавец угрожал взять ее двух сыновей в рабы к себе; в Сонаме избавил от неплодия одну богатую жен­щину, у которой он пользовался гостеприимством, и вос­кресил ее умершего сына; уничтожил гибельные свойства ядовитых трав, случайно попавших в пищу пророческих учеников в Галгале; чудесно напитал двенадцатью ячмен­ными хлебами и несколькими зелеными колосьями сто человек и заставил всплыть на поверхность воды упавший в Иордан топор. Слава об этих чудесах разнеслась не только по всей Палестине, но и за пределы ее, и это по­служило поводом к одному из самых замечательных собы­тий в жизни Елисея.

Когда, после разделения еврейского народа на два враждебных царства, политическая сила его ослабела, то различные завоеванные единодержавными царями народы отложились от них и составили независимые государства. Одним из самых сильных было царство Сирийское, со сво­ей столицей - древним Дамаском. Цари этого новообра­зовавшегося государства скоро сделались столь могущест­венными, что вступали в борьбу даже с грозными царями Ассирии, и смотря по обстоятельствам - то дружили, то враждовали с соседними царствами Израильским и Иудей­ским, которые иногда призывали их на помощь в своих взаимных войнах. Эти постоянные сношения, естественно, сближали их между собою и в других отношениях - в торговом и даже религиозном, так что влияние израиль­ских пророков чувствовалось и в Дамаске. И вот случилось, что главный военачальник сирийского царя Нееман, на военном гении которого держалась вся сила государст­ва в те бурные времена, поражен был проказой, страш­ною и отвратительною болезнью, повергшею в горе не только самого Неемана, но и царя - Венадада28. Болезнь считалась неизлечимою, и злополучному полководцу оста­валось в горе и отчаянии сложить свои славные доспехи. В это время среди рабынь, прислуживавших жене Неемана, была одна израильская девочка, захваченная сирийцами в плен при одном из тех неожиданных набегов, которые были обычным явлением при враждебных отношениях со­седних государств. Пораженная бедствием своего велико­го господина, она с детскою сообразительностью вспомни­ла о пророке Елисее, слава о чудесах которого гремела по всему царству Израильскому, и сказала своей госпоже, что этот пророк, несомненно, исцелит Неемана, - стоит только обратиться к нему. Так как народная молва об из­раильском пророке, несомненно, доносилась и до Дамас­ка, то убитая горем жена Неемана с проблеснувшим лу­чом надежды в душе доложила об этом своему мужу, а чрез него и самому царю. Обрадовавшись случаю хоть чем-нибудь утешить своего знаменитого полководца, Венадад написал официальное письмо Иораму, с которым он в это время находился в мирных отношениях, и просил его оказать зависящее от него содействие в предприятии, при­чем приложил большие дары в десять талантов серебра и 6 000 сиклей золота, кроме десяти перемен одежд. С этим письмом Нееман, в сопровождении блестящей свиты ивооруженного конвоя, отправился в Самарию. Венадад, как язычник, написал письмо в чисто языческом духе, не упомянув даже о пророке, а прямо выразив желание, что­бы сам царь израильский позаботился об этом. Но Иорам, пораженный столь странною просьбою, увидел в этом лишь повод со стороны Венадада начать против него воен­ные действия, и от раздражения и страха даже разодрал на себе одежды. Тогда сам пророк Елисей выручил его из этого затруднения, и послал царю сказать, чтобы он к не­му направил знатного иноземца, и последний узнает, «что есть пророк в Израиле». Нееман действительно направил­ся в дом пророка, но незнанием обрядовых законов иу­дейской религии едва не испортил всего дела. Елисей, как строгий иудей, не мог приблизиться к прокаженному, и поэтому выслал к Нееману лишь своего слугу с наставле­ниями. Привыкший к восточному низкопоклонству себе, Нееман не мог понять и стерпеть такого пренебрежитель­ного отношения к своей высоко-сановной личности. При­том и самое средство, предлагавшееся пророком, казалось ему почти насмешкой. Пророк чрез своего слугу велел ему пойти к реке Иордану и выкупаться в ней семь раз. Оза­даченный таким, на его взгляд странным предложением, высокомерный Нееман открыто выразил свое негодование и сказал своим приближенным: «вот я думал, что он вый­дет, станет и призовет имя Господа, Бога своего, и возло­жит руку свою на то место, и снимет проказу». А он вы­слал лишь какого-то слугу и велит просто выкупаться в этом мутном Иордане! «Разве Авана и Фарфар, реки Дамасские (с своими прозрачными водами), не лучше всех вод израильских?»

Разгневанный всем этим, Нееман повернулся от дома пророка и поехал в обратный путь. Но, к счастью, в чис­ле его свиты нашлись люди, которые умели утишить гнев своего господина. Они сказали ему, что ведь пророк тре­бует лишь весьма немногого, и что если он, наверно, сде­лал бы гораздо больше для своего исцеления, то отчего же ему не исполнить этого простого предложения пророка, которое кажется оскорбительным лишь вследствие своей необычайной простоты. Убежденный этими доводами, Нееман согласился, и направился к Иордану, который на­ходился верстах в сорока от Самарии. И вот, когда он дей­ствительно семь раз выкупался в священной реке израиль­ского народа, «обновилось тело его как тело малого ребен­ка, и очистился». Обрадованный таким чудесным исцелением, Нееман тотчас же направился опять в Сама­рию, к дому пророка, чтобы выразить ему свою живей­шую признательность и предложил богатые дары. Теперь и пророк лично вышел к нему навстречу, хотя честь Ие­говы и запрещала ему принять подарки, чтобы Нееману не показалось, будто исцеление произведено продажным волшебством языческих жрецов, как это бывало в Дамас­ке. Это бескорыстие еще больше поразило Неемана, и в душе его совершился полный религиозный переворот. «Вот я узнал, что на всей земле нет Бога, как только у Из­раиля. Не будет впредь раб твой, воскликнул Нееман, приносить всесожжения и жертвы другим богам, кроме Господа». Чтобы достойно поклоняться истинному Богу, Нееман даже просил позволения у Елисея взять с собою священной израильской земли, на которой бы и можно было ему в своем Дамаске совершать всесожжения Иего­ве. При этом, однако же, Нееман попросил снисхождения к себе как лицу официальному, так как ему по обязанно­сти своего положения придется присутствовать при идо­лопоклонстве своего царя и наружно также преклоняться пред сирийским идолом Риммоном. «Да простит Господь раба твоего в случае сем!» говорил он пророку. Сердце его предано Господу, но обстоятельства требовали от него хоть внешнего, формального идолопоклонства. Елисей видел ис­кренность его сердца и ответил только ему: «иди с ми­ром». И Нееман действительно отправился обратно в свою страну с миром и искрою истинной веры в своей до­брой, возрожденной душе, а проказа его перешла на ко­рыстолюбивого слугу пророка, Гиезия, захотевшего обма­ном воспользоваться хоть частью тех богатых даров, от ко­торых отказался сам пророк.

При обычной враждебности древних государств даже чудесного исцеления Неемана недостаточно было для того, чтобы упрочить мирные отношения между царями си­рийским и израильским, и скоро между ними возгорелась война. В этой войне пророк Елисей опять оказал важные услуги Иораму, давая ему такие мудрые советы, что ими расстраивались все военные планы неприятеля. Раздра­женный этим, Венадад сирийский послал отряд своего войска, чтобы окружить находившийся неподалеку от Самарии город Дофаин и схватить находившегося там Ели­сея29. Но войско было поражено слепотою и заведено бы­ло в Самарию, хотя пророк не допустил до его истребле­ния и велел царю отпустить воинов с угощением. Тем не менее, Самария была крепко обложена неприятелем со всех сторон. Жизненные припасы необычайно вздорожа­ли, так что «ослиная голова продавалась по 80 сиклей се­ребра, а четвертая часть каба голубиного помета - по пя­ти сиклей серебра». Две женщины в отчаянных муках го­лода согласились по очереди заколоть своих детей в пищу, и одна из них явилась с жалобою к царю, чтобы прину­дить свою товарку к исполнению страшного условия. Ус­лышав об этом, царь в отчаянии разодрал на себе одежды и надел вретище, в котором и ходил по стенам столицы. Иорам хотел уже отомстить это ужасное бедствие на Ели­сее, как пророк предсказал скорое избавление столицы от осады и неожиданное изобилие и дешевизну жизненных припасов. Предсказание вполне оправдалось. Четверо не­счастных прокаженных, не вынося больше мук голода, с отчаяния решились идти в стан сирийцев, говоря: «что нам сидеть здесь, ожидая смерти? Пойдем лучше в стан сирийский. Если оставят нас в живых, будем жить, а если умертвят, умрем». Но с приближением к вражьему стану они, к своему необычайному изумлению, нашли его остав­ленным, со всем богатым запасом жизненных припасов. В отдалении лишь слышались отзвуки беспорядочного бегст­ва сирийцев, которые, как оказалось, услышав шум при­ближающегося войска и думая, что это грозная армия египетского царя, пришедшего на выручку Самарии, были поражены внезапной паникой и бросились в бегство. Бо­гатая добыча вознаградила жителей Самарии за вынесен­ные ими страдания. Один сановник, не поверивший пред­сказанию пророка, видел исполнение этого предсказания, но сам не воспользовался добычей, как и предсказал ему пророк, потому что был задавлен в городских воротах на­родом, бросившимся за собиранием добычи. После этого события пророческая слава Елисея распространилась дале­ко за пределы царства Израильского, так что сам Венадад сирийский во время своей болезни послал к нему воена­чальника Азаила спросить об исходе этой болезни. Про­рок, открыв Азаилу близкую смерть царя, в то же время с слезами предсказал ему, что к несчастью израильтян он будет царем Сирии. И действительно, на другой день Азаил задушил Венадада намоченным одеялом и провозгласил себя царем Сирии.

Этим переворотом хотели воспользоваться цари изра­ильский и иудейский для того, чтобы возвратить себе Рамоф Галаадский, остававшийся все еще под властию сириян. Иудейский царь Охозия до того подчинился влия­нию своей нечестивой матери Гофолии (дочери Ахава и Иезавели) и дяди своего Иорама израильского, что идо­лослужение Ваалу и Астарте водворилось и в царстве Иу­дейском. Но восседание внука Ахавова на престоле Дави­довом переполнило меру долготерпения Божия, и потому это военное предприятие еврейских царей должно было послужить поводом к наказанию их обоих, как представителей дома Ахавова. Иорам был ранен при самом на­чале войны и возвратился в Изреель, куда отправился и Охозия - навестить больного, Елисей, между тем, во ис­полнение воли Божией, послал одного из учеников проро­ческих помазать на царство Ииуя, военачальника царя из­раильского. Узнав об этом, войско также провозгласило его царем. Не медля больше, Ииуй, отличавшийся изуми­тельным наездничеством и неукротимостью духа, лихо помчался в Изреель, чтобы упрочить за собой царство. Обоих царей он встретил в винограднике Навуфея, этом ужасном доказательстве гнусной кровожадности дома Ахавова. Во время грозного предсказания Илии Ахаву Ииуй был с ним в этом самом винограднике и теперь по­спешил исполнить это предсказание. Натянув лук, он прострелил Иорама, сидевшего в колеснице, и велел вы­бросить его тело на участке Навуфея на съедение собакам. Охозия бросился было в бегство, чтобы спастись в Сама­рии; но был настигнут и также убит. Престарелая Иеза­вель, услышав о смятении, хотела отвратить от себя бед­ствие чарами своей поблекшей, нарумяненной красоты", но Ииуй велел евнухам выбросить ее в окно из ее высо­кого терема. «И они выбросили ее. И брызнула кровь ее на стену и на коней, и растоптали ее»30. Ииуй, впрочем, велел «похоронить ее проклятую, так как царская дочь она», но от нее уже не нашли ничего, кроме черепа, ног и кистей рук. Тело ее было съедено собаками, как пред­сказано было Илией. Не зная меры в своей ревности, Ии­уй потребовал от старейшин Самарии голов 70 сыновейАхава. По пути в Самарию, встретив 42 человека родст­венников Охозии, которые, не зная ничего о случившем­ся, шли посетить сыновей Ахава, умертвил также и всех их, оправдывая свою кровожадную лютость определением Божиим.

В Иудее владычество дома Ахавова было продолжено еще на шесть лет захватом престола со стороны Гофолии; но она ускорила свою гибель поголовным истреблением царского рода, от которого спасся лишь один новорож­денный сын Охозии Иоас, скрытый от неистовства своей нечестивой бабки своею теткою Иосавефою. Муж ее, пер­восвященник Иодай, тайно воспитал его при храме и на седьмом году провозгласил его царем. Узнав об этом, Гофолия завопила: «заговор, заговор!» но тотчас же была убита. С ее смертию погибла последняя отрасль дома Аха­вова, «и веселился весь народ земли, и город успокоился». Первосвященник Иодай воспользовался этим для пробуж­дения религиозно-нравственной совести народа, торжест­венно «заключил завет между Господом и царем и наро­дом», и обрадованный народ «пошел в дом Ваала, и раз­рушил жертвенники его, и изображения его совершенно разбили, и Матфана, жреца Ваалова, убили пред жертвен­никами», после чего восстановлен был порядок истинного богослужения в храме.

Так с уничтожением нечестивого дома Ахавова были истреблены, отчасти, и нечестивые дела его.

XLIII. Царь израильский Ииуй и его преемники. Пророк Иона. Падение царства Израильского и рассеяние десяти колен. Праведный Товит.

С истреблением дома Ахавова в обоих царствах яви­лась надежда на восстановление в них истинной религии, ревность к которой на первых порах показана была пра­вителями обоих царств. Но надежде этой не суждено бы­ло вполне осуществиться. Ииуй израильский был слиш­ком кровожаден для этого святого дела31, а Иоас иудей­ский еще был малолетен. Правда, Ииуй показал себя ревностным исполнителем воли Божией при вступлении на престол, и с своею обычною лютостью, собрав проро­ков Ваала под видом торжественного богослужения, умертвил их при самой жертве, идола разбил и капище его осквернил и разрушил; но сам он, все-таки, не мог вполне освободиться от нечестивой политики Иеровоама и потому не хотел вполне оставить идолослужения. По­этому, хотя за выказанную им ревность, основанной им династии обещана была устойчивость до четвертого рода (династия его царствовала 111 лет), но в его именно цар­ствование началось и общее падение царства Израильско­го, которое, как не оправдавшее высших намерений Бо­жиих, с этого времени «Господь начал урезывать по час­тям», предоставляя их иноплеменникам, и особенно Азаилу сирийскому, который при Ииуе завладел всей заиорданской страной.

После 28-летнего царствования Ииуя, ему наследовал сын его Иоахаз32, который за свою преданность идолопо­клонству также подвергался нападениям сириян и изба­вился от них только своей пламенной молитвой. Милость Божия, однако же, не исцелила всех язв его совести и го­сударства, и он передал престол не более благочестивому своему преемнику - сыну Иоасу33. При этом царе скон­чался пророк Елисей34. Когда он приближался к смерти и лежал на одре болезни, его посетил царь Иоас и, вполне оценивая значение великого пророка в государстве, плакал над его постелью, приговаривая те самые слова, которыми сам Елисей прощался с возносившимся на небо Илией: «Отец мой, отец мой, колесница Израилева и кони его!» В утешение царю Елисей велел ему стрелять из лука в зем­лю, в знак того, что он победил сириян. Иоас выпустил только три стрелы и остановился, не веря в возможность одержать над сириянами более трех побед. Если бы он имел больше веры и упования на всемогущество Божие, то совершенно бы низложил их, - заметил ему умирающий пророк. Но и тремя одержанными победами над Венададом, сыном Азаила, Иоас возвратил отнятые у отца его владения, и смирил надменность иудейского царя Амасии. В его царствование совершилось последнее чудо Елисея. Чрез год после смерти пророка моавитяне сделали набег на землю Израильскую. В это самое время несли погре­бать покойника. Устрашенные набегом, носильщики бро­сили тело в первую попавшуюся гробницу, которая оказа­лась гробницей Елисея, и от соприкосновения с костями чудотворца мертвец ожил и встал.

Преемником Иоаса был сын его Иеровоам II, один из замечательнейших царей царства Израильского35. Он цар­ствовал 41 год и за этот продолжительный период сумел на время восстановить могущество и блеск своего государ­ства. Это был царь воинственный, и, прежде всего, он на­правил свое оружие против хищных врагов своего царст­ва моавитян и аммонитян, которые, пользуясь безуряди-цами царства Израильского, стали опять расхищать его. Для наказания их, полки израильские переправились за Иордан, взяли Равву, столицу аммонскую, сожгли ее и за­хватили в плен самого царя с его главнейшими сановни­ками. Подобная же участь постигла и моавитян. После от­ступления израильтян от Кир-Харешета, столицы моавской, Меса конечно опять продолжал отказывать в дани израильтянам, а затем стал делать даже хищнические на­беги на израильскую землю. Теперь моавитяне должны были понести должное наказание. Иеровоам II в союзе с эдомитянами сделал грозное нашествие на них. Города их подверглись истреблению, и вопль населения пронесся по всей пустыне. Счастлив был тот, кто хоть нагим бежал в пустыню и спасся от гибели. Все, кто успели, бежали в го­ры, но множество было убито или продано в рабство. Са­мые виноградники, нивы и пастбища были выжжены и истреблены. Смирив эти мелкие хищные народы, Иерово­ам II выступил и против более могущественных врагов своего царства, именно сириян, и достиг в этом отноше­нии блестящих успехов. Пред его могуществом склонился даже самый Дамаск, столица Сирии, которую он принудил к сдаче. В этом отношении неожиданную помощь оказал ему Салманассар II ассирийский, который стеснил сирийского царя с востока, взяв с него огромную контри­буцию, подорвавшую силы государства. После этих побед у Иеровоама II не было сильных соперников на востоке. Оставалась только Финикия на северо-западе; но и эта страна истощалась от внутренних раздоров. Междоусоб­ные войны, заставившие, наконец, бежать знаменитую ца­ревну Элиссу, которая под именем Дидоны прославилась как основательница знаменитой финикийской колонии в северной Африке, именно Карфагена, подорвали могуще­ство Тира, который также подпал под власть Салманассара II. Что касается царства Иудейского, то царь его Охозия поддерживал с Иеровоамом II мир, вследствие чего между обоими царствами установились дружественные отношения, и Иерусалим и Самария соперничали лишь на поприще мирной промышленности и торговли. Матери­альное благосостояние государства вследствие этого до­стигло высокой степени. Самария разбогатела от военных добыч и торговли. Повсюду возвышались великолепные дома, внутренние стены которых, в подражание дворцу Ахава, обшивались плитками слоновой кости, привозив­шейся из Африки финикиянами. Комнаты наполнялись роскошною мебелью, отделанною тем же дорогим мате­риалом. Были особые прохладные дома для жаркого вре­мени года, и теплые дома для зимы. Превосходными ви­ноградниками покрывались прилегавшие к ним склоны гор. Все богатые равнины к востоку и западу от Иордана засевались разнородными хлебами и повсюду видны были сеятели и жнецы - каждые в свое время. Богатые люди обоего пола блистали изысканною роскошью; но вместе с тем, большинство населения находилось в нужде и бедно­сти. В то время как богатство немногих все возрастало, масса населения все более беднела. Огромное большинст­во населения уже не имело собственной земли, которая, вследствие всеобщего попрания законов Моисеевых, пере­ходила в руки богатых, и народ принужден был жить лишь наемною платою за обработку чужой земли, что низ­водило его на степень рабов.

Уже из последнего обстоятельства видно, что все внешние успехи Иеровоама II не имели для себя прочно­го обеспечения в религиозно-нравственном отношении, так как в общем он держался того же направления, ко­торое намечено было первым царем израильского народа, Иеровоамом I. Государственной религией по-прежнему оставалось поклонение Иегове, но под языческим симво­лом в виде священного тельца. В Вефиле, религиозной столице государства, был особенный храм со множеством священников и пышною обрядностью. Сделанная попыт­ка очистить религию от наиболее грубых наростов языче­ства не имела успеха, и идолопоклонство вторгалось со всех сторон. Даже идолослужение Ваалу, столь ревностно искорененное Ииуем, опять водворилось в различных го­родах страны. В самой Самарии было несколько капищ. Вновь открыто было в столице и капище Ашере. Женщи­ны по примеру идолопоклоннических народов приносиликурения пред постыдными символами богини и соверша­ли разгульные празднества. Изображения Ваала, сделан­ные из золота и серебра, воздвигались даже частными ли­цами. Дым идольских жертв курился на горных высотах, и идолослужение совершалось в священных дубравах. Бес­стыдством языческого культа вновь осквернялась земля обетованная. Девицы и женщины забывали женскую честь и делались блудницами при капищах. Все это пока­зывало, что сила зла окончательно водворилась в царстве Израильском, и блестящее царствование Иеровоама II было лишь последним и, притом, призрачным расцветом пред полным увяданием. Так именно и оказалось по смерти этого царя.

После его сравнительно благоустроенного царствова­ния, царство Израильское вновь поверглось в страшную неурядицу, во время которой престол сменялся рядом ца­реубийц-узурпаторов, в свою очередь делавшихся жертвою следующих узурпаторов. Могущество государства чрез это быстро падало, и оно само собою стремилось к разруше­нию, а между тем на востоке, за великой рекой Евфратом быстро росла и развивалась великая Ассирийская монар­хия, скоплявшая силы для завоевания мира.

Ассирийская монархия после временного ослабления, благодаря которому Давид мог распространить владычест­во израильтян до самой реки Евфрата, опять начала быст­ро развивать свое политическое могущество. На ассирий­ском престоле в столице монархии - Ниневии появляет­ся ряд знаменитых царей-завоевателей, которые начали предпринимать далекие походы. Первый удар они нанес­ли Сирийскому царству, которое и должно было положить оружие пред грозными завоевателями. Та же участь затем ожидала и царство Израильское. Но Бог хотел еще про­длить свое долготерпение по отношению к нему, а так как у народа израильского уже не было достаточных военных сил для противодействия завоевателям, то спасение его ос­тавалось только еще в силе нравственной, и вот предста­вителем этой именно силы явился пророк Иона, который послан был проповедовать ниневитянам смирение и пока­яние. Влияние пророков израильского народа и раньше простиралось за пределы его владений и признавалось да­же во враждебной Сирии, но теперь силу боговдохновен­ного слова посланников Иеговы должны были признать и жители далекой, гордой столицы могущественной Асси­рии. Посланничества этого устрашился даже сам пророк и хотел тайно бежать в Фарсис, далекую финикийскую ко­лонию в Испании; но во время бури, изобличенный море­ходами в своем грехе и выброшенный по жребию в море, он был пожран большою морскою рыбою, и только уже выброшенный ею на берег отправился к месту своего на­значения. Ниневия в это время находилась на вершине своего могущества и богатства. Это был один из величай­ших городов древности. Стены его грозно возвышались почти на пятнадцать сажен и были настолько широки, что по ним могли рядом скакать три колесницы, и они защи­щались 1 555 башнями, каждая до тридцати сажен высо­тою. Занимаемое ею пространство было не менее ставерст в окружности. Что касается населения, то о нем можно судить по тому, что в нем числилось 120 000 таких младенцев, которые не умели еще различать правой руки от левой. Как город языческий, Ниневия отличалась чрез­мерной гордостью и нечестием, и вот израильский пророк и должен был преподать ей урок смирения и благочестия. И проповедь его имела полный успех. Ниневитяне смири­лись и покаялись, признавая в Ионе вестника какого-ни­будь «неведомого Бога», которого, однако же, чтили языч­ники. Подробности этого знаменитого путешествия про­рока Ионы описаны в его книге, именно в «книге пророка Ионы».

Таким образом, на время была отвращена от царства Израильского опасность чужеземного завоевания и предо­ставлена возможность для покаяния и исправления. Но зло в нем восторжествовало окончательно. После Иерово-ама II идет ряд царей (Захария, Селлум, Менаим, Факия, Факей), которые быстро сменяются один за другим на престоле в Самарии, ознаменовывая свое кратковремен­ное правление нечестием и кровожадностью, все более ос­лабляя свое царство и подготовляя ему неминуемую ги­бель. Но Господь и тогда все еще не оставлял Своего на­рода без нравственного ободрения и посылал пророков, которые своею проповедью напоминали о попранном за­коне и своими пророчествами предостерегали о наступа­ющем гневе Божием. Таковы были относящиеся к этому времени пророки Амос (пастух фекойский) и Осия. Они уже ясно предсказывали о предстоящем пленении, и хотя смягчали это страшное предсказание пророчеством об из­бавлении, но в пророчествах их слышался неутешный плач о предстоящей участи. Обращаясь к народу израильскому, пророк Осия так говорил от лица Бога: «народ Мой закос­нел в отпадении от Меня, и хотя призывают его к горне­му, он не возвышается единодушно. Как поступлю с то­бою, Ефрем? Как предам тебя, Израиль? поступлю ли с тобою, как с Адмою, сделаю ли тебе, что Севоиму36. По­вернулось во Мне сердце Мое; возгорелась вся жалость Моя». Грозными предостережениями народу служили и страшные естественные бедствия, как напр., землетрясе­ние, о котором предсказывал пророк Амос. Но все было напрасно. Нечестие и неправда переполнили чашу долго­терпения Божия, и тогда Господь попустил грозному заво­евателю положить конец царству Израильскому.

При Менаиме, 17-м царе израильском, совершилось первое нашествие ассириян, которые обложили израиль­тян тяжкою данью; при Факее, 19-м царе, ассирийский царь Феглаф-Фелассар, покорив царство Сирийское, вме­сте с тем завоевал и всю восточную сторону Иордана, и увел в плен жителей заиорданских колен. Но затем, чрез несколько лет, подобная же участь постигла и все осталь­ные колена царства Израильского. Это было при Осии, последнем, 20-м царе израильском, который, подобно своим предшественникам, достиг престола чрез царе­убийство37. Когда он отказался платить ассириянам дань, то этим вызвал нашествие Салманассара, который поре­шил наказать его за восстание. Тогда в отчаянии Осия, вопреки прямому запрещению закона Моисеева, прибег к помощи Египта. В это время с особенною силою обнару­жилось соперничество между этими великими восточны­ми монархиями, и при дворе в Самарии была партия, ко­торая видела единственное спасение от ассириян в союзе с Египтом. Но этот союз лишь еще более раздражил Салманассара и даже испугал самого Осию, который, чтобы умилостивить грозного завоевателя, выехал ему навстречу и тем ускорил участь своего царства. Салманассар «взял царя под стражу и заключил его в дом темничный», а за­тем осадил и Самарию38. Под стенами этого города после­довала отчаянная борьба, какою отличается вообще борь­ба погибающих народов. Крепкое положение давало воз­можность Самарии держаться против неприятеля в течение трех лет, так что сам Салманассар скончался, не дождавшись сдачи упорной столицы, и осаду закончил, как показывают ассирийские памятники, сын его Саргон. Он взял Самарию в девятый год царствования несчастно­го Осии и на памятниках ассирийских высокомерно го­ворит об этом: «Взглянул я на Самарию, и взял ее»39. Что­бы совершенно обессилить страну и лишить ее возмож­ности восстания, Саргон значительную часть израильтян увел в плен и поселил в пределах Ассирийской монархии, где они и рассеялись среди различных племен этой гро­мадной монархии, а на место их в Палестину он пересе­лил язычников, из смеси с которыми образовалась сме­шанная народность, получившая впоследствии название самарян.

Так покончило свое существование царство Израиль­ское. Оно просуществовало 257 лет и имело 20 царей, но ни один из них не был достойным своего высокого при­звания в качестве представителя избранного народа: все были идолопоклонниками и нечестивыми изменниками религии Иеговы. «И прогневался Господь сильно на Изра­ильтян, и отверг их от лица Своего. Не осталось никого, кроме колена Иудина».

Но, несмотря на всеобщее распространение нечестия, среди израильского народа находились отдельные правед­ники, которые продолжали строго соблюдать законы Мо­исея и содержать истинную религию. Таков был правед­ный Товит из колена Неффалимова, который не только отличался праведностью и благочестием в своей родной стране, но не оставил своего благочестивого образа жизни и в плену, в Ниневии. За свои благодеяния бедствующим единоплеменникам он подвергся преследованию от асси­рийского правительства и затем пережил целый ряд испы­таний, которые закончились для него и его потомства пол­ным благословением Божиим. Поучительная история жиз­ни этого праведника подробно изложена в «книге Товита», которая принадлежит к числу неканонических книг ветхого завета.

 

XLIV. Цари иудейские Иоас, Ахаз, Езекия и Манассия. Пророк Исаия. Преобразовательная деятельность царя Иосии.

В то время, как царство Израильское, окончательно отвергнувшее закон Божий, неудержимо стремилось к не­избежной гибели, ускорявшейся возраставшим нечестием и идолопоклонством быстро сменявшихся в нем царей, в царстве Иудейском еще по временам просвечивала надеж­да на лучшее будущее. Там с возведением на престол ма­лолетнего Иоаса, единственного оставшегося в живых по­томка рода Давидова, под благотворным влиянием перво­священника Иодая началось религиозно-нравственное возрождение народа40. Молодой царь вполне следовал му­дрым советам первосвященника, восстановил храм в его прежнем благолепии и для упорядочения его доходов сде­лал денежный ящик у ворот храма для приношений. Бо­гослужение правильно совершалось в нем до самой смер­ти первосвященника Иодая, последовавшей в 23 год цар­ствования Иоаса. Но со смертью первосвященника рушились и все добрые начинания. Владетельные князья иудейские, которые, видимо, с недовольством сносили влияние первосвященника на царя, теперь постарались уничтожить это благотворное влияние и открыто стали подавать народу пример пренебрежения к храму Иеговы и идолопоклонства, к чему склонили и самого царя. Про­тив такого нечестия мужественно восстал пророк Захария, сын Иодая; но голос его был заглушен страшным преступлением, убийством, которое по приказанию царя совер­шено было над ним на самом дворе храма, между жерт­венником и храмом (2 Парал. 24:21; Матф. 23:35), - на том самом месте, где некогда отец пророка помазал на царство забывшегося теперь Иоаса. Умирая под градом камней, пророк вопил: «да видит Господь и да взыщет!» И Господь скоро взыскал за праведную кровь. Царство было наказано нашествием сириян, которые, истребив множе­ство народа и князей иудейских, принудили выдать себе сокровища храма, а Иоас, пораженный болезнию, убит был в постели своими приближенными и не удостоен да­же погребения в общей царской усыпальнице, где вместо него погребен был первосвященник Иодай.

Следующие иудейские цари Амасия, Озия и Иоафам представляют странную раздвоенность в своем характере. Стараясь быть благочестивыми, они, в то же время, про­являют крайнее своеволие и непочтение к святыне, так что Озия дерзнул даже присвоить себе священническое право каждения пред жертвенником фимиама, за что и был поражен проказой. Тем не менее, они сумели возвес­ти государство на довольно высокую степень политическо­го могущества, и привели в данничество себе многие со­седние филистимские города и аммонитян. Но это могущество быстро разрушено было опять с восшествием на престол двенадцатого царя иудейского - Ахаза, сына бла­гочестивого Иоафама41. Он не только не последовал при­меру своего благочестивого отца, который боролся против возраставшего в народе нечестия и идолопоклонства, носам всецело отдался господствовавшему злу: воздвигал идо­лов Ваалу и приносил в жертву Молоху своих собственных детей в долине Еммоновой, «подражая мерзостям наро­дов, которых изгнал Господь пред лицем сынов Израилевых». Наказанием для него было опустошительное наше­ствие соединенных сил царя сирийского и израильского (Факея), которые, нанеся страшное поражение войску иудейскому, потерявшему 120 000 человек, вместе с бога­той добычей захватили в плен 200 000 жен, сыновей и до­черей, хотя, по увещанию пророка Одеда, пленные и от­пущены были на свободу. Кроме того, царство Иудейское подверглось также нападению идумеян и филистимлян, которые, пользуясь несчастным положением царства, мстили ему за свое прежнее унижение от него и захвати­ли несколько укрепленных городов. Но и этот тяжкий урок не образумил Ахаза. Видя себя в безысходном поло­жении, он не думал искать помощи единственного По­мощника избранного народа, а решился опереться на мо­гущественную Ассирию, сблизившись, таким образом, с монархией, которая пользовалась всяким случаем для за­воевания и поглощения всех соседних и враждебных, и дружественных ей государств. Ахаз не отступил от этого безумного шага и тогда, когда выступивший в это время пророк Исаия, прозревая в будущее, предсказывал, каким бедствием этот союз угрожал народу иудейскому, и пла­менно убеждал держаться единственного знамени спасе­ния - веры в имеющего приити Еммануила, что значить с нами Бог. В это именно время Исаия изрек свое знаменитое пророчество: «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил»42. Союз с ассирияна­ми содействовал ускорению падения царства Израильско­го, но не принес никакой пользы для Ахаза, хотя он уни­женно пресмыкался пред могущественным Феглаф-Фелассаром II и отдал ему все свои сокровища, ограбив даже храм иерусалимский, который он после этого запер и та­ким образом прекратил богослужение, водворяя вместо него идолопоклонство с омерзительными жертвенниками идолам по всем углам Иерусалима.

Но еще не совсем погас свет благочестия на престоле Давидовом, и он опять воспламенился в лице сына и пре­емника Ахазова - Езекии43. Тяжкие испытания и бедст­вия предыдущего царствования, а также и проповедь ве­ликого пророка Исаии заставили Езекию вспомнить слав­ный пример своего великого предка Давида, этого истинного «светильника Израилева». С восшествием на престол он порешил восстановить богослужение в храме и благочестие в народе. Открыв запустевший храм и восста­новив в нем весь богослужебный порядок, Езекия для оживления религиозно-нравственного сознания в народе постановил торжественно отпраздновать Пасху, на кото­рую пригласил не только своих подданных, но и жителей царства Израильского. Одушевленный религиозною ревно­стью, Езекия приступил к разрушению всех жертвенников и притонов идолопоклонства, и разрушил даже медного змия, который в глазах невежественного народа стал слу­жить предметом суеверного поклонения. Затем, сильный верою и упованием на Бога, он низверг ассирийское иго, принятое на себя его отцом Ахазом, изгнал из пределов своего царства хищных филистимлян и с мужеством и упованием встретил страшную весть о нашествии асси­рийского царя Сеннахирима, который выступил с огром­ным войском, чтобы наказать его за непокорность. Чтобы избавить страну от опустошения, Езекия попытался отвра­тить гнев Сеннахирима уплатой ему военной контрибуции в 30 талантов золота и 300 талантов серебра. Но это лишь на время удовлетворило разгневанного завоевателя, и он, услышав о сношениях Езекии с египетским фараоном Тиргаком, решил окончательно разгромить непокорного царя иудейского, тем более, что данный им пример непо­корности нашел отголоски и в соседних странах, которые также отложились от Ассирии. И вот грозная армия Сен­нахирима уже осадила Иерусалим. Но город Давидов со своими твердынями был неприступен. Тогда царь асси­рийский приступил к правильной осаде его. Вокруг горо­да были построены высокие башни, с которых стрелки могли причинять вред жителям. Для самого Сеннарихима был выстроен великолепный павильон, с которого гордый монарх, сидя на своем блистательном троне, лично наблю­дал за осадой и ожидал окончательной победы. Положе­ние Езекии становилось безвыходным и падение города неизбежным. В этой крайности он опять с пламенной мольбой обратился к Господу и утешен был уверением пророка, что молитва его услышана и государство его в бе­зопасности. И действительно, в следующую же ночь между ассириянами произошло какое-то таинственное пора­жение, постигшее не только всех храбрейших воинов, но и самого главнокомандующего. Сам гордый царь должен был поспешно снять осаду и отступить, и со стыдом воз­вратился в свое государство.

На воздвигнутых им в Ниневии памятниках (ныне открытых и прочитанных) он подробно описывает этот свой поход, упоминает даже о взятой с Езекии контрибу­ции, но из понятной гордости совершенно умалчивает о своем позорном отступлении от стен Иерусалима. По воз­вращении в Ниневию он был убит своими собственными сыновьями. От чудесного поражения под стенами Иеруса­лима у ассириян пало 195 000 человек, чем сильно ослаб­лено было могущество царей Ассирии.

Благоволение Божие к Езекии было подтверждено еще одним чудесным знамением, когда во время его тяж­кой болезни тень солнечных часов передвинулась назад на десять ступеней - в подтверждение предсказания Исаии, что он выздоровеет от своей болезни. Он действительно выздоровел и получил от Меродоха Баладана, независимо­го царя Вавилонского, поздравление чрез посредство пыш­ного посольства, в числе которого, вероятно, находились и халдейские мудрецы, желавшие исследовать чудесное и за­гадочное для них явление передвижения тени. Посольство это вместе с тем, вероятно, имело ввиду и политическую цель - войти с Езекией в соглашение для совместного низвержения ассирийского ига. Езекия принял посольство с необычайным радушием и открыл ему все свои сокровища, вероятно увеличенные вследствие оставленной бе­жавшим Сеннахиримом богатой добычи. За это неосто­рожное тщеславие, которой могло возбудить алчность чу­жеземцев, царь получил от пророка Исаии укор, сопро­вождаемый предостережением о наказании. Внутренние смуты в Ассирии дали Езекии возможность спокойно про­вести остальные годы своего царствования. Казна его бы­ла богата, народ также благоденствовал. Царь укреплял го­рода и снабдил Иерусалим новым водопроводом, и, нако­нец, после 29-летнего царствования «почил Езекия с отцами своими, и похоронили его под гробницами сыно­вей Давидовых, и почесть ему воздали по смерти его все иудеи и жители Иерусалима». С его смертию кончилась и историческая слава и политическая независимость царства Иудейского. Ему наследовал Манассия, неверие и преступ­ления которого, главным образом, навлекли на иудеев ожидавшие их странные бедствия.

В лице Манассии на престоле Давидовом воцарилось дикое нечестие и безверие44. Вступив на престол 12-лет­ним мальчиком, он всецело подпал влиянию своих негод­ных приближенных, которые успели привить ему все свои худые качества. Придя в совершеннолетие, Манассия на­чал с ревностью восстановлять идолопоклонство и сам первый показывал пример идолослужения и связанных с ним пороков и суеверий. «Подражая мерзостям» ханаан­ских народов, он «провел сына своего чрез огонь, и гадал, и ворожил, и завел вызывателей мертвецов и волшебни­ков; много сделал неугодного в очах Господа, чтобы прогневить Его». Нечестие свое он завершил тем, что истукан Астарты, богини распутства и всякой нечистоты, поставил в самом храме Бога Всевышнего! Всем этим царь развра­тил свой народ до того, «что они поступали хуже всех на­родов, которых истребил Господь от лица сынов Израилевых». Вместе с нечестием Манассия отличался кровожад­ною жестокостью, и когда пророки стали обличать его, он пролил «весьма много невинной крови, так что наполнил ею Иерусалим от края до края». Среди других пророков от его кровожадной руки погиб мученическою смертию и маститый пророк Исаия, который, по преданию, был рас­пилен пополам, запечатлев таким образом своею кровию истину своего пророчества, не умолкавшего в течение цар­ствования пяти царей иудейских (на протяжении по меньшей мере 60 лет). С ним смолкло слово пророков, и остались только «немые псы», как язвительно называл Исаия мнимых пророков, потворствовавших порокам не­честивого царя. Но долготерпение Божие истощилось. Для наказания царственного нечестивца явился Есаргаддон, объединивший под своею властию Ассирию и Вавилонию. На 22 году царствования Манассии он осадил Иерусалим, взял Манассию в плен и в оковах увел его в Вавилон. Су­ровость постигшего его тюремного заключения пробудила в нем покаяние; по восстановлении на престоле он старал­ся хоть отчасти загладить свое прежнее нечестие и восста­новил богослужение в храме. Его прежние дела, однако же, лишили его чести погребения в царской усыпальнице, и имя его сделалось ненавистным в потомстве. Мрачное время царствования Манассии ознаменова­лось одним доблестным делом, которое показало, что еще не совсем погасла вера в Промысл Божий в израильском народе и что среди него еще были люди, сильные верою и как ее плодом - геройскою самоотверженностью в за­щиту народа. Это именно знаменитый подвиг Иудифи, рассказываемый в книге ее имени. По этому рассказу, в 18-й год царствования Навуходоносора, царствовавшего над ассириянами в великом городе Ниневии, на Палести­ну сделал нашествие ассирийский полководец Олоферн и, подозревая остатки израильтян в измене, начал истреб­лять все огнем и мечем. Такая же участь угрожала и го­роду Ветилуе, запиравшему путь из равнины Ездрилон-ской в Иудею. Стесненные крепкой осадой, жители на­меревались уже сдаться; но вот явилась Иудифь, которая, устыдившись за малодушие своих сограждан, порешила показать им пример древней доблести. Безоружная, она отправилась в лагерь неприятелей, и, упоив вином Олоферна, увлекшегося ее красотой, собственноручно отсек­ла ему голову, которую и принесла в виде трофея своим согражданам; неприятели между тем, пораженные нео­жиданною смертию своего полководца, пришли в ужас и в беспорядке бежали из Палестины. - Это событие, по всей вероятности, относится ко времени пребывания Ма­нассии в плену вавилонском, когда Иудея и примкнувшие к ней остатки израильского народа находились под управ­лением первосвященника Иоакима. Если так, то под име­нем Навуходоносора разумеется Ассурбанипал, который, будучи в это время властелином Вавилона, мог носить в качестве титула и имя Навуходоносора, в честь вавилон­ского бога Набу45.

Наследовавший ему сын его Амон46, во всем подра­жавший примеру своего нечестивого отца, царствовал только два года и пал жертвою заговора своих приближен­ных, очистив место для своего малолетнего, но достойно­го сына Иосии.

Иосия взошел на престол в восьмилетнем возрасте и царствовал 31 год47. С его именем связана одна из самых славных страниц в Библейской истории. В его лице как бы вспыхнул последний отблеск угасавшего «светильника Израилева». Время его малолетства ознаменовалось самым мрачным господством развращения и безбожия; но уже в восьмой год своего царствования, в 16-летнем возрасте, Иосия «начал прибегать к Богу Давида, отца своего», а в двенадцатый год своего царствования прямо приступил к истреблению идолопоклонства, и не только в пределах своего царства, но и других колен. По его повелению и в его личном присутствии повсюду были разрушены «жерт­венники Ваалов и статуи, возвышавшиеся над ними; и по­священные дерева он срубил; и резные и литые кумиры изломал, и разбил в прах, и рассыпал на гробах тех, кото­рые приносили им жертвы. И кости жрецов сжег на жертвенниках их, и очистил» не только Иудею и Иеруса­лим, но и землю Израильскую48. Затем, по возвращении в Иерусалим, он приступил к восстановлению и очищению храма. Это благочестивое дело увенчалось необычайно важным событием. Первосвященник Хелкия, под руко­водством которого производилось восстановление и очи­щение храма, нашел там «книгу закона Господня, данную рукою Моисея». Когда благочестивый царь приступил к чтению этого давно забытого закона, он ужаснулся при виде того, как далеко жизнь избранного народа уклони­лась от заповедей Божиих и какой страшный гнев Божий ожидает за это. В отчаянии он разодрал одежды свои и об­ратился к пророчице Олдане (второй пророчице после Деворы) с просьбою изъяснить ему смысл многих непонят­ных, но поразивших его мест закона. Уверившись из ее объяснения в неизбежности праведного гнева Божия за нечестие и милости к себе за благочестивую ревность, Иосия созвал всенародное собрание и велел священникам чи­тать ему открытую книгу закона, и затем, торжественно возобновив завет народа с Богом, он еще с большею рев­ностью принялся за искоренение остатков идолопоклонст­ва. Он сам отправился в Вефиль, где впервые Иеровоам ввел идолослужение, заразившее потом всю обетованную землю, и истреблением там не только всех принадлежно­стей языческого культа, но и самих жрецов, в точности ис­полнил сделанное о нем некогда предсказание Иеровоаму. По возвращении в Иерусалим Иосия совершил Пасху, со­гласно постановлению новооткрытого закона, и с такою торжественностью, с какою она уже не совершалась до са­мого падения царства. Ввиду всего этого царство Иудей­ское как бы вновь возрождалось к жизни и славе, тем бо­лее, что этому временно благоприятствовали и внешние политические обстоятельства. Ассирийская монархия окончательно падала, и на место ее выступала и усилива­лась монархия Вавилонская. Последний ассирийский царь Сарак49, осажденный в своей столице Ниневии (около 625 г. до Р.Х.) соединенными силами Мидии, Вавилонии и Египта, не видя другого исхода, сжег себя во дворце со всеми своими женами и сокровищами. С Египтом все еще поддерживалась заведенная прежними царями дружба, и Иосия мог замышлять о восстановлении царства Давида и Соломона. Но час падения царства Иудейского уже про­бил, и все начинания Иосии окончились его несчастною смертию во время стычки при Меггидоне с войском еги­петского фараона Нехао, которому он вздумал воспрепят­ствовать на его пути к Евфрату. «И умер он, и похоронен в гробницах отцов своих. И вся Иудея и Иерусалим опла­кали Иосию», который был почти последним и после Да­вида лучшим и благочестивейшим из иудейских царей. Плачевные песни, которыми сопровождалось погребение Иосии, сделались историческим достоянием народа и, со­бранные в особую книгу, долго употреблялись в народе.

«Оплакал Иосию и Иеремия (пророк) в песне пла­чевной». Время царствования благочестивого Иосии озна­меновалось возрождением пророчества, которое совсем смолкло при двух его нечестивых предшественниках. К этому времени относится деятельность пророков Наума, Софонии, Аввакума и величайшего из них - Иеремии. Пророческая деятельность его началась в 13-й год царст­вования Иосии. Хотя имя его только однажды упомянуто в истории царствования Иосии, но все содержание его пророческой книги доказывает, что он своею проповедию ободрял царя и народ в деле религиозно-нравственного преобразования. Б своих пламенных пророчествах он ясно предсказывал приближающееся разрушение и грозно изобличал ту партию в Иерусалиме, которая при надвигав­шейся политической грозе хотела искать спасения в про­тивозаконном союзе с Египтом.

 

XLV. Падение царства Иудейского. Пророк Иеремия. Гибелъ Иерусалима. Пленение Вавилонское.

По смерти Иосии царство Иудейское в действитель­ности подпало под владычество Египта, фараон которого Нехао сумел настолько поднять могущество своего госу­дарства, что пред ним трепетали даже воители месопотамские. Он овладел всею северною Сирией, составлявшей провинцию Ассирии, и, чтобы удержать ее за собою, уст­роил военный стан на берегу Оронта, близ Имафа. Имея в виду главного противника - Ассиро-Вавилонию, фара­он на время оставил царство Иудейское без всякого вни­мания. Иудеи воспользовались этим обстоятельством и, воображая себя еще самостоятельным государством, при­ступили к избранию нового царя, которым и избран был четвертый сын покойного Иосии - Селлум50, предпо­чтенный другим вероятно потому, что он был от наибо­лее любимой жены покойного царя. Помазанный на царство, Селлум, по обычаю, получил новое священное имя Иоахаз - «поддерживаемый Иеговою». Но его царство­вание продолжалось лишь до тех пор, пока от фараона Нехао не прибыли послы, возвестившие народу неблагос­клонность фараона к этому произвольному выбору и на­поминавшие ему о его вассальном положении по отноше­нию к фараону. Противодействие могущественному вои­телю было бы бесполезно, и Иоахаз был уведен в плен - в военный стан фараона. Оттуда, по-видимому, он был от­правлен в Египет, где и оставался в качестве пленника до самой смерти. Лучше бы умереть ему на поле битвы, по­добно своему отцу. Это был юноша энергичный и много-обещавший, «молодой лев, ставший ходить между львами и научившийся ловить добычу». Но иноземный властелин «посадил его в клетку на цепи и отвел его в крепость, что­бы не слышен уже был голос его на горах Израилевых» (Иерем. 19:6, 9). Говоря о его судьбе, пророк Иеремия восклицал: «не плачьте об умершем и не жалейте о нем; но горько плачьте об отходящем в плен, ибо он уже не возвратится, и не увидит родной страны своей» (22:10). На место низвергнутого царя фараон поставил Елиа-кима51, второго сына Иосии, на тяжелых условиях - ежегодной уплаты огромной дани. Этот ставленник фара­она (переименованный в Иоакима) обязался уплачивать своему властелину сто талантов серебра и один талант зо­лота, - сумму, которая была невыносима для маленького царства Иудейского, и, тем более тяжелую, что она взима­лась с беспощадною строгостью. Но и этою данью не ограничивались тягости народа. Сам царь, стараясь жить с царскою пышностью, делал и со своей стороны новые на­логи на народ, которые взимал при помощи военной си­лы. Он построил себе новый дворец в Иерусалиме и на построение употреблял даровой труд народа, вынуждав­шегося к тому силой. Понятно, что такой царь мог толь­ко ускорить гибель своего государства. Все эти бедствия должны были действовать на народ вразумительно и обра­щать его взоры к единому истинному Царю Израиля; но увы - зло прежнего идолопоклонства уже настолько от­равило совесть народа, что он в самых этих бедствиях стал видеть себе мщение со стороны отвергнутых при Иосии богов. Ему казалось, что он был счастливее, когда покло­нялся Ваалам и Астартам. Нашлись люди, которые стали проповедовать восстановление язычества. «Будем, говори­ли они, кадить богине неба и возливать ей возлияния, как мы делали, мы и отцы наши, цари наши и князья наши, в городах Иудеи и на улицах Иерусалима; потому что, прибавляли они, тогда мы были сыты и счастливы, и беды не видели» (Иерем. 44:17). Иоаким, конечно, охотно присоединился к этому движению, и идолопоклонство вновь стало быстро водворяться в земле. Кроме ханаан­ских идолов введены были и идолы египетские. В самых подвалах храма Иерусалимского поставлены были священ­ные животные, боги покровителя Иоакимова, фараона, и им возносились курения. У северных врат храма женщи­ны вопили об исчезновении финикийского бога Адониса, чтобы при отыскании его предаваться самому бесстыдному распутству. Еще хуже того - во внутреннем дворе, между портиком и святилищем, собирались языческие жрецы, которые, обратившись лицами к востоку, боготво­рили восходящее солнце как своего бога Ваала. Боги в Иу­дее сделались столь же многочисленными, как и города. Идолы из золота и серебра, дерева и камня боготворились и в частных домах. Высоты холмов курились от идолопо­клоннических жертвоприношений. Рощи осквернялись позорными капищами Астарты. В долине Гинномовой, под самыми стенами Иерусалима, опять раздавалось дикое торжество безумцев, приносивших своих детей в жертву Молоху. Сообразно с таким религиозным состоянием бы­ло столь же ужасно и состояние нравственное. Страницы книг современных пророков поражают изображением бездны нравственного падения общества. Вокруг пророков Иеремии, Варуха и Аввакума еще группировался малень­кий кружок людей, преданных Иегове, но они бессильны были остановить все более распространявшийся поток зла. За свою верность религии они подверглись притеснениям и гонениям. Самая жизнь становилась для них бременем, и они хотели бы найти себе убежище даже где-нибудь в дебрях пустынь, чтобы только избавиться от зла. Но долг служения удерживал их на месте. Некоторые из пророков и их последователей должны были вынести тяжкие гоне­ния и страдания. Иеремия заключен был в колоду и бро­шен в подземную водосточную яму, обращенную в тюрь­му, и принужден был для спасения своей жизни бежать из Иудеи; пророк Урия за свое обличение царя и народа подвергся также преследованию от Иоакима, который хо­тел предать его смерти. Спасаясь от мщения царя, Урия бежал в Египет, но по просьбе Иоакима он выдан был еги­петским правительством и гнусно умерщвлен в Иерусали­ме. Самая природа как бы возмущалась совершавшимся на земле беззакониям, и небо не давало дождя, так что страну постигла страшная засуха, которая, по объяснению пророков, была именно наказанием за беззакония. Суббо­та совершенно не соблюдалась и этот священный день проводился на рынке, в торговле и разгуле. За все это, по предсказанию пророков, царство Иудейское должно было подвергнуться величайшим бедствиям от внешних завое­вателей, и к этому именно приведет союз с Египтом. Но подобная проповедь делала только самих проповедников-пророков еще более ненавистными народу, который пре­зирал их и гнал как нарушителей общественного порядка. Между тем, быстро надвигалась гроза. Ниневия уже пала, и все могущество Месопотамии сосредоточилось в Вавилоне. Навуходоносор, сын основателя Вавилонской монархии Набополассара, предводительствуя войсками от­ца, не только дал отпор египетскому фараону, который продолжал заявлять свои притязания на Месопотамию, но и нанес ему решительное поражение в битве при Каркемише на Евфрате. Тогда пред этим новым завоевателем открылся свободный путь к Средиземному морю, и он двинулся для подчинения себе всех народов и стран, кото­рые, составляя некогда данников Ассирии, затем подпали под власть Египта и теперь, по наследству, должны были перейти во власть Вавилонии. На этом пути грозного за­воевателя лежала и Палестина, которая неминуемо долж­на была сделаться его добычей. Эту опасность яснее всех предвидел пророк Иеремия, который и предсказал, что Вавилон сокрушит царство Иудейское и народ будет отве­ден в плен, в котором и останется в течение семидесяти лет (Иерем. 25). Такое бедствие должно было служить сильным побуждением к религиозно-нравственному подъ­ему, чтобы умилостивить разгневанного Иегову; но жестоковыйный народ оставался в своем нечестии и беззаконии. Наконец, чтобы как-нибудь пробудить дремлющую со­весть народа, пророк написал свои пророчества на особом свитке и велел громко читать их при входе в храм, где по­стоянно толпились богомольцы. И он достиг, отчасти, сво­ей цели. Страшные пророчества заставили трепетать всех. Но только когда уже Навуходоносор приближался к Ие­русалиму, все убедились в истинности пророчества Иере­мии. Устрашенный народ огласил воздух молитвами и во­плями. Тревога распространилась по всему городу. Варух, читавший пророческий свиток при входе в храм, потребо­ван был во дворец, где его заставили прочитать пророче­ство пред самим царем, который в это зимнее время жил в теплых палатах своего великолепного дворца. Можно было надеяться, что царь, услышав грозные слова пророче­ства, преклонится пред велением Промысла и раскается. Но надежда не оправдалась. Услышав предсказание о ги­бели царства, царь в раздражении вырвал свиток из рук чтеца, сам изрезал его в куски и бросил в топившуюся печь, желая этим показать свое презрение к тому, что ему казалось пустыми бреднями полоумных людей. Сами про­роки должны были бежать от царя, который грозил им примерным наказанием за нарушение спокойствия царя и города. Тогда изречено было ему новое пророчество Иере­мией, который предсказал, что за такую самонадеянность и неверие царь не передаст лично престола Давидова сво­ему сыну, что его тело будет выброшено непогребенным на улицах, и только после разложения будет погребено «ослиным погребением», и никто не произнесет о нем обычных причитаний: «увы, государь!» - «увы, его вели­чие!»... Предсказание это скоро оправдалось во всей своей ужасной точности.

Вторгшись в Палестину, Навуходоносор потребовал от Иоакима подчинения, и устрашенный царь поспешил от­казаться от египетского фараона и передаться Вавилону. Таким быстрым подчинением он на время отвратил ги­бель своего государства и, если бы оставался верным свое­му новому властелину, мог бы удержать за собою престол до конца жизни. Но он поддался внушениям египетской партии в Иерусалиме, и по ее совету чрез три года отло­жился от вавилонян и опять передался фараону Нехао. Лишь только донеслась об этом весть до Навуходоносора, как он быстро явился пред воротами Иерусалима, кото­рые устрашенный царь без сопротивления отворил пред грозным воителем, надеясь этим хоть отчасти смягчить гнев его. Но он все-таки должен был заплатить тяжелый штраф и с печалию видел, как вавилонский воитель захватил с собою все дорогие сосуды и отправил их в Вавилон. Вместе с тем, завоеватель захватил в плен несколько тысяч народа и нескольких знатных юношей в качестве залож­ников, предполагая в то же время дать им халдейское об­разование и сделать из них, впоследствии, верных слуг престола. Между этими юношами был Даниил с его тре­мя товарищами - Ананией, Азарией и Мисаилом, после­дующая судьба которых сделала их знаменитыми в исто­рии52. Это было так называемое первое пленение, которое и считается началом семидесятилетнего плена Вавилонско­го. Сам Иоаким чрез несколько лет погиб бесславною смертию. Своими новыми интригами в пользу фараона он опять вызвал гнев вавилонян, которые взяли Иерусалим, заковали в цепи непокорного царя для отправления его в Вавилон; но он скоро был убит в самом Иерусалиме, и те­ло его, по иудейскому преданию, было выброшено на ули­цу и только после уже предано «ослиному» погребению.

Между тем, смерть Набуполассара заставила Навухо­доносора поспешить с возвращением в Вавилон для обес­печения за собой престола, чем на время было отсрочено окончательное падение царства Иудейского. Изменничес­кие сношения нового царя Иехонии55 с Египтом, однако же, снова вызвали нашествие Навуходоносора, который лично явился под стенами Иерусалима, и город спасен был от разрушения только сдачей царя со всеми его же­нами и приближенными. Все они вместе со множеством лучших воинов и ремесленников, в числе 10 000 человек, отведены были в Вавилон. Среди пленных были пророк Иезекииль и Семей, дед прославившегося впоследствии Мардохея. В Иудее осталось лишь бедное и низшее насе­ление. Это событие называется великом пленом. Но с ним еще не вполне закончилось существование царства Иудей­ского. Для управления жалкими останками его поставлен был Навуходоносором третий сын благочестивого Иосии Матфания, переименованного в Седекию54. Во время свое­го одиннадцатилетнего царствования он злоупотреблял властию даже больше своих жалких предшественников. В девятый год царствования он, несмотря на мудрые предо­стережения пророка Иеремии, вздумал свергнуть вавилон­ское иго и опять завел сношения с Египтом. Навуходоно­сор в последний раз явился под стенами Иерусалима и на­чал его осаду55. Иерусалим отчаянно защищался в течение полутора лет, и являлась даже надежда на избавление, осо­бенно когда дошло известие, что на выручку его выступил египетский фараон. Но Навуходоносор быстрым движе­нием настиг и разбил египтян и затем еще крепче обло­жил Иерусалим. В городе начался страшный голод. Не вы­держали, наконец, и стены. В одном месте сделан был пролом, чрез который и вторглись вавилоняне. Седекия думал спастись бегством, но был схвачен и приведен к На­вуходоносору, Его дети были убиты пред его глазами и сам он был ослеплен. Бездетный и слепой, последний царь иу­дейский был отведен в плен и заключен в тюрьму. Иеру­салим затем подвергся беспощадному мщению победите­ля. Он вместе с храмом и дворцами разрушен был до ос­нования, и все сокровища, не исключая знаменитых бронзовых колонн, достались в добычу неприятелю и уве­зены в Вавилон. Первосвященники были убиты, а большая часть остального населения уведена в плен. Это было в 10 день пятого месяца, в 19 год царствования Навуходоносо­ра, и этот страшный день падения города Давидова досе­ле у иудеев воспоминается строгим постом.

Жалкие останки населения, оставленные Навуходоно­сором для обработки земли и виноградников под управле­нием Годолии, были потом, после произведенного ими возмущения и убиения правителя, уведены в Египет, и та­ким образом окончательно опустела земля иудейская.

Все постигшие царство Иудейское бедствия были за­ранее предсказаны пророком Иеремией, и он был очевид­цем страшного исполнения своего предсказания. Падение Иерусалима пророк оплакал в глубоко трогательных пес­нях, которые составляют книгу «Плач Иеремии». Сам пророк скончался в Египте, куда он насильственно уведен был вместе с остатками иудейского населения.

 

XLVI Внутреннее состояние избранного народа в VII периоде. Состояние окружающих народов. Летосчисление.

Период разделения избранного народа на два враж­дебных между собою царства повлек за собою не только ослабление политического могущества народа, но и паде­ние его в религиозно-нравственном отношении. Та склонность к нечестию и идолопоклонству, которая проявлялась в народе и во время монархии, не находила противовес в благочестии царей, наблюдавших (в лучшие годы своего правления) за исполнением религиозно-нравственных за­конов Моисея, с разделением царства получила государст­венное одобрение и поощрялась всем направлением поли­тики в царстве Израильском. Цари последнего, начиная с Иеровоама, выставили идолопоклонство как знамя своей политической независимости, и в видах упрочения своего престола всеми средствами отчуждали народ от храма ие­русалимского. При таком направлении царство Израиль­ское было навсегда потеряно для домостроительства Бо­жия, и хоть Бог, по Своей великой милости, воздвигал в нем великих пророков, будивших своею проповедью и чу­десами преступно-дремлющую совесть царей и народа, но их проповедь уже не могла отвратить этого царства от то­го пути религиозно-нравственного заблуждения, на кото­рый оно вступило и который неминуемо вел его к поги­бели. Все лучшие надежды сосредоточились тогда в царст­ве Иудейском, в столице его Иерусалиме, «который Бог избрал Себе для пребывания там имени Его». Но «и Иу­да также не соблюдал заповедей Господа Бога своего, и по­ступал по обычаям израильтян, как поступали они» (4 Цар. 17:19). Тогда стало очевидно, что и царство Иу­дейское не может быть верным носителем вверенного из­бранному народу обетования, и оно также должно было погибнуть, но не навсегда. В нем оставалось все-таки боль­ше здоровых религиозно-нравственных задатков, и потому, хотя оно также, как и царство Израильское, подверг­лось разрушению, и народ был отведен в плен, но плен был для него лишь временным испытанием, и народ иу­дейский должен был опять возвратиться в свою землю, чтобы вновь засветился «светильник Давида, раба Божия», пока не придет исполнение времен.

Но чем немощнее становился избранный народ, тем все сильнее раздавался голос Божий, будивший преступно спящую совесть народа. По мере религиозно-нравственно­го падения народа, все явственнее и громче повторились ему обетования о Спасителе, - единственном Избавите­ле, на которого должен был уповать народ в годины сво­их ужасных бедствий. В это именно время один за другим выступают величайшие пророки, которые вместе с други­ми (малыми) и словом, и делом предсказывают о прибли­жающемся исполнении времен и в этих пророчествах не только подробно указываются признаки пришествия Мес­сии, но и с изумительною точностью описывается вся Его земная жизнь от рождения от Девы (Исаия 7:14) в Виф­лееме (Мих. 5:2), до дарования нового завета (Иерем. 31:31), страдания (Ис. 53:5), воскресения (Ос. 6:2) и из­лияния Духа Божия на всякую плоть (Иоиль 2:28). Бого­служение продолжало совершаться по установленному раньше порядку в храме иерусалимском, но благолепие его все более падало по мере падения самого царства. При благочестивых царях оно возвышалось, как напр. при ца­рях Иосафате, Езекии, Иосии, а при нечестивых самый храм подвергался осквернению и даже закрывался для богослужения, как это было особенно при Ахазе и Манассии. Богатства его постепенно расхищались как внешними завоевателями, так и самими парями иудейскими, кото­рые за неимением других средств к уплате дани или кон­трибуции пользовались для этого сокровищами храма. Са­мый храм, по мере огрубения религиозно-нравственного чувства в народе, полагавшем благочестие в мертвой об­рядности, терял свое высокое значение, и пророки откры­то проповедовали преимущество внутреннего благочестия над внешним, превосходство дел милости и любви над обрядовыми делами жертвоприношений. С разрушением Иерусалима Навуходоносором погиб и храм, и самый ков­чег завета исчез бесследно.

По мере того, как избранный народ все более стано­вился неспособным быть живым носителем и хранителем завета Божия и обетований о Спасителе, получала все большее в этом отношении значение письменность, кото­рая достигла ко времени падения царств высокого разви­тия. Главными представителями просвещения были про­роки, которые по-прежнему составляли религиозные братства или пророческие школы, достигшие наиболее цветущего состояния при пророках Илие и Елисее. После этих двух величайших представителей устного пророчест­ва начинает все более развиваться писанное пророчество, как дававшее более возможности для сохранения изрека­емых истин в наступившие смутные и тяжелые времена жизни народа. Так составились относящиеся к этому вре­мени одиннадцать книг пророков, написанных пророками Ионой, Осией, Амосом, Иоилем, Исаией, Михеем, На­умом, Аввакумом, Авдием, Софонией и Иеремией. Про­роком Иеремией составлена еще особая книга под назва­нием «Плач Иеремии», в которой оплакивается падение Иерусалима. К этому же периоду относится и происхож­дение неканонической книги «Иудифь», содержащей ис­торию подвига этой доблестной израильтянки.

В гражданском управлении с разделением монархии сделались неизбежными политические смуты, ослабляв­шие оба государства и часто переходившие в междоусоб­ные опустошительные войны. Но в царстве Иудейском на­блюдается больше устойчивости и порядка, чем в царстве Израильском. В нем престол, согласно обетованию Бо­жию, неизменно сохранялся в роде Давидовом и вообще переходил от отца к сыну; между тем, в царстве Израиль­ском новоучрежденная династия Иеровоама закончилась его сыном, и затем следовал целый ряд цареубийств и узурпаций, вследствие чего цари быстро сменялись на из­раильском престоле. На пространстве от разделения цар­ства до одновременного умерщвления Охозии, царя иу­дейского, и Иорама, царя израильского, Ииуем (что со­ставит период в 95 лет) на престоле иудейском сменилось только шесть царей, между тем как на израильском десять царей, и в течение всего 258-летнего периода от разделе­ния до падения царства Израильского на израильском престоле сменилось 20 царей, между тем как на иудей­ском только 12, - явное доказательство большей устой­чивости правления в последнем. Как этою неустойчивостью, так и тем, что в царстве Израильском нагло попира­лись все законы справедливости (история Навуфея) и тем подтачивались самые основы государственной и общест­венной жизни, объясняется и то, что царство Израильское на 134 года пало раньше Иудейского. Притом, оно погиб­ло окончательно, между тем как последнее воскресло к новой политической жизни и просуществовало до основа­ния истинного духовного царства Давида его Божествен­ным Сыном, Царем вселенной.

Позорная слабость избранного народа в этот период проявилась в том, что он все более терял предназначенное ему положение - быть светом для всех остальных наро­дов. Вместо того, чтобы нравственно господствовать над окружающими народами и подготовлять их к приобще­нию к царству Божию, народ израильский сам всецело поддался растлевающему влиянию этих народов, и не только в царстве Израильском, но и в царстве Иудейском идолопоклонство вполне водворилось на почве земли обе­тованной и часто торжествовало над истинной религией, особенно при Манассии, который поставил истукан омер­зительной Астарты в самом храме Божием. Такое состоя­ние было тем более печально, что культ языческих наро­дов становился все более омерзительным и безобразным по тому безнравственному влиянию, которое он произво­дил. Отсюда суеверие и развращение были неизбежными следствиями такого культа, и в этом отношении избран­ный народ часто падал даже ниже своих совратителей-язычников. Последние, конечно, только радовались такому падению израильского народа и во время его гибели от­крыто высказывали свое злорадство. При виде разрушения обоих царств, особенно Иерусалима, аммонитяне злорад­но восклицали: «а! а! о святилище, потому что оно пору­гано; о земле Израилевой, потому что она опустошена, и о доме Иудином, потому что они пошли в плен» (Иезек. 25:3). Моав и Сеир с презрением говорили: «вот и дом Иудин, как все народы!» (ст. 8). Филистимляне, видя ги­бель израильского народа, «поступили мстительно, и мсти­ли с презрением в душе, на погибель, по вечной неприяз­ни» (ст. 15). Некогда дружественный Тир теперь говорил об Иерусалиме: «а! а! он сокрушен - врата городов; он обращается ко мне; наполнюсь: он опустошен» (Иезек. 26:2). А Эдом жестоко мстил царству Иудейскому за вы­несенное некогда от него рабство и злорадно восклицал: «Разрушайте, разрушайте до основания его» (Пс. 136:7). Что касается состояния окружающих народов, то, как видно было из самого хода истории, за этот период про­изошло много переворотов в их судьбе. После временного ослабления могущественнейших монархий древнего Вос­тока Египта и Ассирии, - ослабления, давшего возмож­ность израильским единодержавным царям расширить свое государство до крайних пределов его владения, опять началось усиление этих государств, и уже при Ровоаме египетский фараон Сусаким начал делать обычные походы вглубь Азии, причем взял и ограбил Иерусалим. Вместе с тем, на северо-востоке от обетованной земли успело весь­ма усилиться новое государство - Сирийское, которое, имея свой столицей Дамаск, славный своею древностью и богатством, обладал достаточным могуществом, чтобы по­стоянно угрожать обоим царствам еврейским. Но вот за Евфратом опять начало быстро возрастать могущество Ас­сирии, на престоле которой является ряд неукротимых во­ителей, жаждущих завоевания. Могучей рукой они двину­ли свои полчища на запад, разрушили Сирийское царство, оттеснили египтян, покорили все мелкие государства - вплоть до финикийских городов, и под ударами этих вои­телей пало царство Израильское, как ближе лежавшее к военной дороге ассирийских завоевателей. Непрестанные походы, однако же, ослабили Ассирию: Ниневия была взя­та и разрушена соединенными силами мидян, египтян и вавилонян, и могущество Месопотамии сосредоточилось в Вавилоне. Египетские фараоны хотели воспользоваться этим ослаблением своей давнишней соперницы, и Нехао заявил притязания на все азиатские страны, бывшие дото­ле под владычеством Ассирии. Но он встретил грозного противника в Навуходоносоре вавилонском, который, со­крушив силу египтян, сделался властелином всей западной Азии и довершил гибель израильского народа - взятием и разрушением Иерусалима, что произошло в 19-й год его царствования в Вавилоне, именно в 588 году до Р.Х.
Основанием летосчисления VII периода служат пока­зания св. книг Царств и Паралипоменон касательно лет царствования каждого царя как в царстве Иудейском, так и в Израильском. Оно облегчается еще тем, что при сооб­щении о воцарении всякого нового царя указывается и год царствования соответствующего царя в другом царстве. Но эта двойная система счисления имеет и свои невыго­ды, так как при малейшем видоизменении цифры (что, несомненно, и случалось при переписке книг) запутыва­лось все летосчисление. В книге пророка Иезекииля все время «беззакония дома Израилева» определяется в 390 лет; эта цифра и показывает приблизительно время суще­ствования народа еврейского от Иеровоама до разруше­ния Иерусалима. Цифра эта согласуется и с частным по­казанием лет царствования царей в обоих царствах56.

Глава: ПЕРИОД ДЕВЯТЫЙ. (Состояние ветхозаветной церкви от Ездры до Рождества Христова.)

 

XLIX. Возвращение иудеев из плена. Создание второго храма. Деятельность Ездры и Неемии. Последние пророки. Судьба иудеев, оставшихся в пределах царства Персидского: история Есфири и Мардохея.

На призыв царского указа об освобождении отклик­нулись все иудеи, которым была дорога и священна па­мять об Иерусалиме. Но их оказалось немного - всего 42 360 человек с 7 367-ю слугами и служанками. Это большею частью были люди бедные, и все их достояние состояло из 736 лошадей, 245 мулов, 435 верблюдов и 6 720 ослов. Гораздо большая часть пленников, - все те,

которые успели обзавестись значительным хозяйством в стране своего пленения, предпочли остаться там, и между ними большинство высших и богатых классов, которые легко теряли свою веру и народность и перерождались в вавилонян. Но и среди высших классов еще оставались ис­тинно патриотичные и благочестивые люди, каковым был князь иудейский Зоровавель, принявший на себя началь­ство над караваном поселенцев. С ним был первосвящен­ник Иисус, соименник того вождя, который впервые ввел избранный народ в землю обетованную, и того Божествен­ного Искупителя, который должен был в будущем ввести человечество во владение несокрушимого царства «не от мира сего», и еще девять старейшин, принявшие на себя бремя устроения переселенцев на почве родной земли. Получив вспомоществование как от оставшихся в Вавило­нии своих соплеменников, так и от самих вавилонян, и неся с собою 5 400 сосудов храма, некогда захваченных Навуходоносором и теперь возвращенных Киром, этот малый остаток некогда могущественного народа двинулся в путь - в землю обетованную.

Из переселенцев, конечно, каждый старался скорее увидеть свое старое пепелище, и потому они возвратились в свои различные города. Но в седьмой священный месяц Тисри они все собрались в Иерусалиме и там, возобновив жертвенник на груде развалин, отпраздновали праздник Кущей. Тогда же приступлено было и к заготовке матери­алов для возобновления храма, и при этом, как и во вре­мена Соломона, им помогли тиряне и сидоняне, которые нанялись доставлять им кедровый лес с гор Ливана1. Во второй месяц следующего года (535), в самое время ос­нования скинии Моисеем, была произведена торжествен­ная закладка нового храма. Все торжество закладки было произведено «по уставу Давида», с песнопением священ­ников и левитов, которые с трубами и кимвалами слави­ли Господа; «и весь народ громогласно восклицал, славя Господа за то, что положено основание дома Господня». Но многие при этом, особенно старики из священников, левитов и старейшин, видевшие прежний храм, не могли удержаться от слез, «и плакали громко», «и не мог народ распознать восклицаний радости от воплей плача народно­го» . Затем приступлено было к самому построению храма. При отсутствии достаточных средств, труд этот был тяже­лый и медленный, тем более, что явились противники это­го дела в лице самарян, которые, считая Палестину теперь своим владением, враждебно отнеслись к переселенцам и разными наветами пред персидским правительством доби­лись даже указа об остановке работ. Работы возобновились опять при Дарии Гистаспе, который подтвердил указ Ки­ра, и народ, ободряемый пророками Аггеем и Захариею, еще с большим усердием принялся за труд, и здание бы­ло закончено в шестом году царствования Дария (515 г.), через 21 год после закладки его основания. Совершено было торжественное освящение нового храма, который строился по образцу первого, хотя и из менее ценных ма­териалов. Кроме 700 жертв всесожжения было принесено двенадцать козлов в жертву за грех, «за всего Израиля по числу колен». Восстановлены были по уставу Давида «чре­ды» священников и левитов для служения при храме, хо­тя для того, чтобы составить полное число этих чред, при­шлось оказавшиеся налицо четыре чреды разделить каж­дую на шесть частей. Освящение закончено было торжественным совершением Пасхи.

Слух о возобновлении храма и богослужения в нем распространился по всем пределам Персидской монархии, где только оставались иудеи и, ободренные успехом своих собратьев, многие из них решились хоть теперь воспользо­ваться указом Кира; и вот собралась новая партия пересе­ленцев, которые в числе полторы тысячи семейств напра­вились в святую землю. Предводителем этой партии был Ездра, ученый священник из рода Ааронова, пользовав­шийся особенным благорасположением царя Артаксеркса Лонгимана, указ которого от 457 года и служит началом для счисления седьмин Данииловых. Когда переселенцы прибыли в Иерусалим, то Ездра был поражен печальным состоянием народа. Многие из иудеев поженились на язычницах, и дети их воспитывались в полу-язычестве. Огорченный всем этим, Ездра разодрал свои одежды и на­столько растрогал народ своими увещаниями в незаконно­сти и опасности таких браков, что многие порешили раз­вестись с своими языческими женами.

Между тем, несмотря на все усилия Ездры, положе­ние народа оставалось печальным: по своей бедности и не­согласию, а также и по противодействию врагов, иудеи еще и не начинали восстановлять Иерусалима, так что стены его находились все еще в развалинах. Весть об этом крайне опечалила благочестивого Неемию, занимавшего высокое положение виночерпия при дворе персидского царя. Он задумал помочь своему народу, и когда, после усердной молитвы Богу, доложил об этом царю, то послед­ний не только милостиво отнесся к его просьбе об уволь­нении его на время в св. землю, но и снабдил его царски­ми грамотами к областеначальникам для оказания ему всякого содействия и охранным отрядом всадников для безопасности в пути. Осмотр Иерусалима вполне подтвер­дил его сведения о состоянии города и народа, и он энер­гично приступил к работам, несмотря на враждебное от­ношение начальников соседних областей и племен, кото­рые, опасаясь усиления иудейского народа, всячески препятствовали работам, замышляли убить самого Не­емию и наклеветали на него перед царем персидским, будто бы он укреплял Иерусалим с изменническим наме­рением провозгласить себя царем и отложиться от Пер­сидской монархии. Но все козни их были напрасны. Что­бы обеспечить себя от нечаянного нападения врагов, Неемия вооружил народ и разделил его на две смены, из которых одна работала, а другая стояла под оружием. Де­ло шло так быстро, что через 52 дня Иерусалим как бы воскрес из своих развалин, и враги иудейского народа с изумлением увидели перед собою сильные твердыни. Это было в 444 году. Закончив главное дело, Неемия присту­пил к внутреннему преобразованию в жизни народа, и, прежде всего, облегчил участь бедного народа, страдавшего от угнетения и алчности богатых. Затем, в ознаменова­ние вступления народа в новую жизнь, с особым торже­ством отпразднован был праздник Труб (в месяце Тисри). К празднику собрались все переселенцы, и этим Неемия вместе с Ездрой воспользовались для того, чтобы возобно­вить в сознании народа заповеди Божии и закон Моисеев. В торжественном собрании народа Ездра явился в сопро­вождении книжных левитов и, с величайшим благоговени­ем раскрыв книгу закона, начал читать ее народу, который с умилением слушал священное чтение. Но во время сво­его пребывания в плену народ уже значительно забыл древний еврейский язык, на котором написаны были кни­ги закона Моисеева, и потому понадобился перевод чита­емого на народный язык, каким был арамейский, что и делали книжные левиты, сопровождавшие чтение закона переводом и надлежащими толкованиями. Народ плакал от умиления, благодаря Бога за все Его благодеяния воз­любленному Им народу и каясь во всех грехах и преступ­лениях, которыми навлечен был Его праведный гнев. Все это торжество было закончено заключением нового завета с Богом, который и скреплен был подписью и печатью князей, священников и левитов. Приняв меры к заселе­нию Иерусалима, Неемия возвратился к персидскому дво­ру на свою прежнюю должность. Но слухи о новых наст­роениях в Иерусалиме опять заставили его возвратиться в родную землю. Там он нашел, что заведовавший храмом первосвященник Елиашив допустил страшные беспоряд­ки, дозволив даже одному из врагов народа - Товии аммонитянину поселиться на самом дворе храма и вступил в родство с другим врагом его Санаваллатом, - вследствие чего религиозно-нравственная жизнь народа пала, суббота не соблюдалась, десятины левитам не платились, по-преж­нему заключались браки с язычниками. Пылая ревностью к святыне, Неемия выгнал Товию из отведенного ему жи­лища и выбросил все его домашние вещи, сделал выговор старейшинам за допущенные ими беспорядки, запретил торг в субботу, восстановил правильную выдачу десятины левитам и строгими мерами заставил иудеев исполнять за­кон о несмешении с идолопоклонниками. Свою деятель­ность Неемия описал в особой книге, носящей его имя («Книга Неемии») и заканчивающейся молитвой: «Помя­ни меня, Боже мой, во благо мне». Деятельность Ездры описана в «книгах Ездры».

Ко времени деятельности этих знаменитых мужей от­носится и деятельность последних пророков Аггея, Заха­рии и Малахии. Первые двое выступили с пророческим словом еще при Зоровавеле и ободряли народ не ослабе­вать в своем усердии о построении храма, предсказывая полный ycпex святому делу, хоть, в то же самое время, предвещая скорое наступление царства Мессии, когда сам народ за свое непослушание Ему будет отвергнут вновь и на его место явится и водворится в святом городе новый род, над которым воссияет слава Божия. Ряд ветхозавет­ных пророков закончил собою последний пророк Мала-хия. В лице его ветхозаветное пророчество сказало свое последнее слово. В проповеди его уже слышится предвестие о приближении «исполнения времен», и он призыва­ет народ к покаянию, чтобы достойно встретить этот ве­ликий момент. Так как в его проповеди изобличаются те же самые настроения, с которыми боролся Неемия, то и деятельность их нужно считать современною. Во всяком случае пророческая деятельность Малахии падает на конец V-гo столетия, и, возможно, что Ездра, составивший в это время канон книг Ветхого завета, завершил его включени­ем в него и книги «пророка Малахии», которою и закан­чивается еврейский канон книг св. Писания.

Но воздвигая великих и благочестивых мужей для ус­троения жизни иудеев, возвратившихся из плена в землю обетованную, Господь не оставлял Своим промышлением и тех, которые остались в пределах Персидского царства. В годину бедствий рука Его и там воздвигала им достой­ных защитников от злобы врагов. Такова знаменитая ца­рица Есфирь и ее родственник Мардохей, благочестивый иудей, в малолетстве уведенный в плен вместе с царем Иехонией. Будучи бездетным, Мардохей воспитал юную си­ротку Гадассу (таково еврейское имя Есфири) как свою родную дочь, и добродетель его была награждена чудесною судьбою, поведшею к необычайному возвышению их обо­их. Мардохей, занимая скромную должность привратника при царском дворце, спас жизнь царю, предупредив один придворный заговор, за что имя его занесено было на страницы царской летописи, а его воспитанница Гадасса так понравилась царю Артаксерксу2, когда он делал выбор себе новой жены из красивейших девиц всего государствана место отвергнутой им за гордость царицы Астини, что он «возложил царский венец на голову ее и сделал ее ца­рицею на место Астини», дав ей почетное имя Есфирь - «звезда». Такое возвышение представительницы иудейско­го народа вызвало крайнюю ненависть и злобу у некото­рых придворных и особенно некоего Амана амаликитянина, который, сам будучи поставлен «выше всех князей» царства, пользовался своею властью лишь для высокомер­ного угнетения всех, кто с рабским подобострастием не падал перед ним ниц. Узнав, что Мардохей не оказывает ему такого раболепства, как это делали вообще придвор­ные сановники, Аман пришел в ярость и решил погубить не только его самого, но и весь его народ. Коварным на­ветом на иудеев, как самый вредный народ в государстве, Аман добился согласия царя на издание указа об истреб­лении их. Узнав о грозящей своему народу участи, Мардо­хей известил об этом Есфирь и требовал от нее, чтобы она заступилась перед царем за свой народ. Мужественная Ес­фирь, под страхом потерять свое положение и жизнь, во­преки строгому придворному этикету явилась к царю без приглашения и, найдя у него милость, пригласила его вме­сте с Аманом на пир к себе. Аман, польщенный таким приглашением и думая, что царица решила не ставить ему никаких препятствий в исполнении его мщения иудеям, приказал, вместе с тем, уже воздвигнуть высокую висели­цу для Мардохея. Между тем царь, чтобы разогнать скуку бессонной ночи, приказал читать себе царские летописи, и когда ему прочитано было о подвиге Мардохея, остававшемся доселе без должного вознаграждения, то он на сле­дующее же утро спросил своего любимца Амана: «что сде­лать тому человеку, которого царь хочет отличить почестию?» Аман, вполне убежденный, что царь имеет ввиду не кого другого, как его именно, отвечал, что такого челове­ка нужно почтить царским венцом и царским одеянием, посадить на коня и заставить одного из первых князей царства водить его по городу с провозглашением о цар­ской милости. К крайнему его изумлению и злобе, все это он должен был сделать по отношению к ненавистному для него Мардохею. Разбитый духом, он отправился на пир к Есфири, но там его ждала заслуженная участь. Довольный угощением, Артаксеркс предложил Есфири просить у не­го все, что только она захочет, «хотя бы до полуцарства». Тогда Есфирь попросила защиты себе и своему народу от лютого врага, и когда царь узнал, в чем дело, то приказал повесить Амана на той самой виселице, которую тот при­готовил было для Мардохея, а в отмену указа об истребле­нии иудеев разослан был новый указ о праве их проти­виться исполнению первого. В силу этого указа иудеи с оружием в руках восстали на защиту своей жизни и изби­ли более 75 000 своих врагов, а десять сыновей Амана подверглись одной участи со своим отцом. В воспомина­ние о таком чудесном спасении был установлен праздник Пурим (от слова пур - жребий, потому что Аман бросал жребий на погубление иудеев). Эта чудесная история опи­сана в «книге Есфирь».

 

L Состояние иудеев под греческим владычеством. Время Маккавеев и подвиги их для церкви и государства. Иудеи под владычеством римлян. Царствование Ирода.

После Неемии власть над иудейским народом сосре­доточивается в руках первосвященников, которые прави­ли государством во главе старейшин, составивших народ­ное собрание из 120 членов, так называемую «великую си­нагогу», из которой, впоследствии, образовалось особое верховное судилище - синедрион. Благодаря мягкому от­ношению персидского правительства, первосвященники-правители имели возможность беспрепятственно зани­маться внешним и религиозным благоустроением народа, хотя при отсутствии твердой власти не было недостатка во внутренних смутах. Так, один из первосвященников, Ио­нафан, опозорил себя даже убийством своего брата Иису­са, которого он, подозревая в посягательстве на первосвященническую должность, убил в самом храме. К этому же времени относится окончательный разрыв между иудеями и самарянами. Последние под предводительством сына первосвященника Елиашива, Манассии, перешедшего на их сторону из нежелания развестись со своею языческою женою, воздвигли на горе Горизим свой особый храм, ко­торый поддерживал в них враждебное соперничество с храмом Иерусалимским. Но вот, Согласно пророчеству Даниила, настал конец и Персидской монархии, и она должна была уступить место третьей монархии - Греческой. Основателем послед­ней был знаменитый Александр Македонский, который быстро следовавшими одна за другой победами начал за­воевывать мир. Завоевав всю Малую Азию, Александр дви­нулся на Финикию и Палестину, и там только один гор­дый Тир задержал его своим упорным сопротивлением на семь месяцев. По разрушении его завоеватель беспрепят­ственно направился в Иерусалим. Жители его трепетали и молились Богу о защите, а первосвященник Иаддуй в пол­ном своем облачении и в сопровождении священников и левитов вышел навстречу Александру. Завоеватель милос­тиво принял эту торжественную депутацию и рядом с первосвященником вступил в Иерусалим, вошел в храм и принес по указанию священников жертву, выслушав при этом и прочитанное ему пророчество о нем Даниила. Рас­троганный всем этим, он предоставил иудеям свободу от податей в субботние годы и позволил им жить по своим собственным законам. Значительную часть иудеев Алек­сандр, однако же, переселил в новооснованный им город Александрию, в Египте. Македонское завоевание постави­ло Иудею, вместе со всем восточным миром, под влияние греческого языка и греческого миросозерцания, подверг­нув, таким образом, преданность иудеев своей религии и своим законам новому сильному испытанию.

Но основанная Александром всемирная монархия продержалась только до его смерти (323 г. до Р.Х.) и рас­палась на четыре царства, из которых два - Египет и Си­рия получили весьма важное значение в истории иудеев.

Во время последовавших войн за наследство, Палестина явилась яблоком раздора между владетелями этих двух стран, но в 320 году египетский царь Птоломей Лаг при­соединил ее к Египту, под властию которого она и нахо­дилась более столетия. Под мягким правлением египет­ских царей иудеи вели мирную и счастливую жизнь. Ма­ло-помалу они основались во всех торговых городах по берегам Средиземного моря и за свою промышленную предприимчивость пользовались повсюду большими пре­имуществами и льготами от правителей, старавшихся при­влекать их к себе для оживления промышленности. Вслед­ствие этого иудеи распространялись все более и более, строили себе молитвенные дома или синагоги, в которые допускались и язычники, и чрез это распространяли и между ними познание истинного Бога. Еврейский язык все более позабывался ими и вытеснялся греческим, кото­рый и усвоен был всеми жившими вне Палестины, и осо­бенно в Египте, иудеями. Вследствие этого для них стал необходим даже перевод св. Писания на греческий язык, и этот перевод совершен был в царствование египетского царя Птоломея II Филадельфа. Царь вошел с этой целью в сношение с первосвященником Елеазаром, который и прислал ему как подлинник св. Писания, так и перевод­чиков в числе 72 человек (по шести от каждого колена). Перевод был сделан ими успешно и по одобрении его осо­бым собранием ученейших мужей вошел во всеобщее упо­требление. Он известен под названием перевода семидеся­ти толковников (или просто перевода 70) и доселе употребляется в греческой церкви.

В 203 году до Р.Х. Египет, однако же, потерял свою власть над Иудеей, она отошла под владычество сирийских царей, и с этого времени началось тяжелое время для иу­дейского народа. Сирийские цари, встречая в иудеях со­противление для своих замыслов о введении греческой ре­лигии и культуры в своем государстве, стали всячески уг­нетать их. Царь Селевк Филопатор велел ограбить храм в пользу своей государственной казны, а преемник его Антиох IV Епифан (175-164) порешил окончательно унич­тожить религию Иеговы и на место ее водворить гречес­кое язычество. В пользу своего безумного замысла он скло­нил даже брата первосвященника Онии, Иисуса, который добился низложения своего брата и под греческим именем Иасона сам сделался первосвященником. Он стал во главе образовавшейся в Иерусалиме греко-иудейской партии, начал вытеснять старую религию и на место ее вводил языческие обычаи и обряды. Сам Антиох Епифан («Слав­ный», но переименованный впоследствии в Епимана - «Безумного») по возвращении из египетского похода, вступив в Иерусалим, ограбил и осквернил храм и предал беспощадному избиению всех, кто только противился но­вовведениям раболепствующих перед ним, но в то же вре­мя смертельно враждовавших между собою Иасона и Ме-нелая, поочередно осквернявших и позоривших своею личностью высокое достоинство первосвященства. Гречес­кий культ был объявлен государственной религией, и все под страхом смерти должны были признавать ее. Доказа-тельством признания ее служило вкушение свиного мяса; но нашлись такие ревнители отеческого закона и истин­ной религии, которые предпочитали умереть, чем «престу­пить отеческие законы». Так, девяностолетний старец Елеазар-книжник потерпел за свою мужественную стойкость мученичество, «оставив в смерти своей не только юношам, но и весьма многим из народа образец доблести и памят­ник добродетели». Ему последовала одна вдова, мать семи сыновей, которые все также приняли мученичество за свою преданность вере, призывая праведный гнев Божий на лютого царя-мучителя.

Это страшное гонение имело, однако же, ту хорошую сторону, что возбудило в народе отвращение к насильст­венно навязывавшемуся эллинизму3 и укрепило предан­ность своей вере. Священники дружно выступили на за­щиту истинной религии. Особую ревность показал преста­релый священник Маттафия, который, гонимый за свою преданность истинной религии, удалился с своими пятью сыновьями в город Модин. Когда царский чиновник при­был и в Модин для приведения царского указа в исполне­ние, то Маттафия убил первого, кто приблизился к языче­скому жертвеннику, а затем и самого чиновника и, сделав призыв всем ревнителям Иеговы следовать за собою, бе­жал со своими сыновьями в горы. Оттуда они начали де­лать набеги и истреблять языческие жертвенники. Сам Маттафия скоро умер, но завещал своему сыну Иуде про­должение его дела по освобождению страны от ига идоло­поклонства. Предсмертное завещание престарелого отца одушевило Иуду геройскою ревностью, и он под именем Маккавея, т.е. «Молота на врагов»4, вместе со своими бра­тьями геройски выступил на защиту религии. Собрав око­ло себя всех ревнителей Иеговы, он нанес несколько жес­токих поражений войску Антиоха Епифана и на время до­стиг заключения мира, которым и воспользовался для восстановления истинной религии со всем ее богослуже­нием. Храм был вновь очищен и освящен, в воспоминание чего установлен был новый праздник «обновления» храма. Хотя Иуда Маккавей в возобновившейся войне погиб славною смертью героя, но его дело продолжалось други­ми его братьями Маккавеями.

Между тем, самого царя-мучителя постиг страшный гнев Божий в виде ужасной болезни, и он, заживо съеда­емый червями, умер, проклинаемый всем иудейским на­родом. После его смерти Маккавеи сделались независимы­ми правителями страны и были родоначальниками так на­зываемого Асмонейского рода князей (по имени родоначальника Маккавеев - Маттафии Асмонея). Под их властию народ иудейский опять некоторое время на­слаждался миром и благоденствием; но скоро начались внутренние смуты как от соперничества различных пред­ставителей самого Асмонейского рода, так и от разделе­ния народа на партии и секты, что все повело к ослабле­нию страны. Эти смуты особенно начались при преемни­ках Симона Маккавея, который сам, после славного управления народом, был коварно убит своим собствен­ным зятем Птоломеем. Симону наследовал второй его сын Иоанн Гиркан, который, желая объединить под своею вла­стию всю Палестину, разделявшуюся теперь на четыре от­дельные области (Иудея - на юге, Самария - в среди­не, Галилея - на севере и Перея за Иорданом) стал на­зывать себя «князем (всего) Израиля». С его царствованием закончился мир, водворенный доблестью Маккавеев и при его преемниках-сыновьях (Аристовуле и Александре Ианнее и особенно внуке Гиркане II) нача­лись страшные беспорядки и смуты, которые послужили поводом для вмешательства римлян. Римский полководец Помпеи двинулся на Иерусалим (64 г. до Р.Х.), взял его штурмом, избил до десяти тысяч иудеев, осквернил храм внесением в него римских знамен и сам вошел даже во святое святых, хотя и не тронул священных сосудов. С этого времени Иудея, как вообще стала называться Пале­стина с ее четырьмя областями, сделалась подчиненною Риму и платила ему дань (с 63 г. до Р.Х.). Власть номи­нально принадлежала некоторое время преемникам Ио­анна Гиркана, но скоро она перешла в руки хитрого идумеянина Антипатра, который и постарался при помощи римлян обеспечить ее за своим домом. Его сын Ирод дей­ствительно захватил власть над всею страною и подобост­растною лестию перед римлянами добился титула «царя иудейского» (с 37 г. до Р.Х.).

Ирод, так называемый великий, был основателем но­вой иудейской монархии, на время как бы обещавшей восстановление древнего могущества и славы. Но в дейст­вительности она просуществовала только при жизни самого ее основателя, которой своей безумной расточительно­стью и кровожадной жестокостью окончательно подорвал нравственные и материальные силы народа. Идумеянин по происхождению и подобострастный ласкатель римлян, Ирод лишь позорил священный престол Давида. Свое вос­шествие на престол он ознаменовал принесением жертвы Юпитеру капитолийскому, ввел языческие увеселения в самых стенах святого города и окружил себя отрядом на­емных телохранителей. Чувствуя непрочность своего поло­жения на престоле, он подверг беспощадному истребле­нию весь род Маккавеев и даже всех членов синедриона, которых он заподозрил в недостаточной преданности се­бе. Вся политика этого царя иудейского состояла в том, чтобы тешить свое честолюбие грандиозными постройка­ми и подобострастно заискивать у римлян. Он построил и расширил несколько дворцов, укрепил прилегавшую к храму башню Барис и назвал ее в честь своего римского покровителя Антонией; восстановленный им город Сама­рию переименовал в честь Августа Севастией и в честь его же назвал великолепный приморский город Кесарию, ставшую впоследствии римской столицей Палестины. Все это, конечно, только сильнее раздражало против него соб­ственный народ. Но чтобы заглушить народный ропот, а вместе с тем и удовлетворить своей страсти к строитель­ству, он в 18-ый год своего царствования приступил к пе­рестройке храма и в полтора года воздвиг новый велико­лепный храм, к которому, впоследствии, делались обшир­ные пристройки, продолжавшиеся в течение нескольких десятилетий. Но это только на время могло утишить чув­ство недовольства и раздражения в народе, а вместе с тем не устранило и опасений Ирода за прочность своего пре­стола. Поэтому он продолжал с кровожадною жестокос­тью истреблять всех, кто только навлекал его подозрение. Настала страшная эпоха убийств, казней и пыток. Опаса­ясь всех и каждого, Ирод, это безжалостное чудовище, как называет его И. Флавий, с яростью обрушивался на всяко­го, кто только приходил с ним в соприкосновение, и жертвой его ярости и подозрительности между многими другими пали даже три его собственных сына, любимая его жена Мариамна, тесть с тещей и шурин его, первосвя­щенник Аристовул. Убийства чрез повешение и сожже­ние, убийства чрез растерзание и утопление, убийства тай­ные на основании признаний, вымученных невыносимой пыткой, дела бесстыдной скотской похоти - вот чем на­полнены летописи этого царствования. Подавленный все­ми этими ужасами, народ трепетал, и в нем сильнее чем когда либо возрастало желание и вместе ожидание явле­ния истинного сына Давидова, который бы низверг этого кровожадного похитителя престола. А это еще больше распаляло мрачную подозрительность и ярость Ирода, и в последние годы своего царствования, снедаемый уже сво­ею омерзительною болезнию, скоро сведшею его в моги­лу, он совершенно охвачен был неукротимым зверством и кровожадным неистовством. Но в это-то именно время как громом поразили его своим известием восточные му­дрецы, издалека пришедшие в Иерусалим поклониться не ему, Ироду, а новорожденному Царю иудейскому, истин­ному Сыну Давидову, звезда которого взошла на востоке.

 

LI. Религиозно-нравственное состояние иудеев по возвращении из плена. Секты. Богослужение. Правление. Летосчисление.

Плен вавилонский, бывший, по объяснению пророков и по сознанию самого народа, прямым наказанием Божи­им за все те беззакония и идолопоклонство, которым бес­стыдно предавался избранный народ, посужкил для него весьма важным уроком, заставившим его глубоко призаду­маться над своею судьбой. После периода славного могу­щества народ израильский вдруг оказался опять, как не­когда в Египте, жалкой толпой рабов, отведенных в плен, где могла погибнуть и самая память о нем. Это страшное испытание опять невольно пробудило в нем сознание то­го, что сила его, как избранного народа, заключается именно в избравшем его Боге и в строгом соблюдении за­вета, который Он заключил с ним. И вот в израильском народе начинается религиозно-нравственное возрождение; в нем крепнет вера, зажигается пламенный патриотизм, заставлявший его плакать при одном воспоминании о Си­оне с его величественным, но теперь разрушенным хра­мом, и разгорается ожидание того Избавителя, который должен, наконец, увенчать все великие обетования, дан­ные отцам. Это ожидание ревностно поддерживали пророки, которые, утешая народ надеждой на избавление от плена, постоянно указывали и на то высшее избавление, которое ожидало их и все человечество в приближавшем­ся будущем. Во время плена пророк Иезекииль предска­зывал о едином Пастыре единого многочисленного стада (34:23, 29; 37:22), а пр. Даниил даже точно вычислил сво­ими седьминами самое время пришествия Его (9:24-27). Затем последние пророки в подробностях описывали при­знаки имеющего явиться Мессии, а в пророчестве Малахии уже возвещается о пришествии непосредственного предтечи давнообетованного Избавителя, и его пророчест­во составляет прямой переход от ветхого завета к новому. Сам народ, познав горьким опытом непрочность земного могущества своих царей, все с большею напряженностью стал ожидать такого царя, который будет действовать си­лою Божиею и водворит на земле правду и мир. Такое ожидание достигло своей высшей степени во время ужа­сов царствования Ирода, когда именно и пришло «испол­нение времен».

Такое настроение народа, естественно, должно было повести к пробуждению новой ревности к исполнению за­кона Моисеева. Так как с разрушением храма и прекра­щением в нем священнодействий, служивших наглядным осуществлением для народа закона Божия, народ лишил­ся главного руководства для своей религиозно-нравствен­ной жизни, то стало необходимым новое средство для поддержания в нем знания этого закона. Таким средством явилось чтение и изучение закона, и отсюда естественное усиление значения писанного закона. Народ жаждал по­слушать его и во время плена сходился на особые частные собрания, где люди, изучавшие закон, читали и изъясняли ему различные постановления закона. Так как с течением времени народ позабыл свой первоначальный еврейский язык, на котором написаны были книги св. Писания, то изучение и изъяснение закона, по необходимости, должно было сделаться исключительным достоянием особых, наи­более развитых и просвещенных людей, которые и сдела­лись вождями и руководителями религиозной жизни на­рода, получив почетное название «книжников». Таким именно книжником был Ездра священник, и он по воз­вращении из плена ввел правильный порядок чтения и изъяснения св. Писания народу. Так как св. книг в это время было уже много, и среди них обращалось несколь­ко и таких книг, которые, имея религиозно-нравственное значение и удовлетворяя благочестивому чувству народа, однако же не имели боговдохновенного характера, то Ез­дра, чтобы дать народу возможность правильно судить, ка­кие именно священные книги в собственном смысле это­го слова, составил подробный им список, который и полу­чил название канона, т.е. правила (веры и жизни). Книги, вошедшие в этот список, получили название «каноничес­ких», а остальные стали называться неканоническими. Из книг последних периодов в канон вошли: книги пророка Иезекииля и Даниила, а также трех последних пророков Аггея, Захарии и Малахии; третья и четвертая книги Царств, содержащие историю обоих еврейских царств; две книги Паралипоменон, или дополнений к этой истории; первая книга Ездры, в которой описывается возвращение иудеев из плена и создание второго храма, и книги Неемии и Есфирь - с историей деятельности этих лиц.

Значение писанного закона особенно усилилось с пре­кращением устного, в лице пророков. Последние имели своей задачей вносить дух в понимание буквы закона и тем возводить религиозно-нравственное сознание на высшую ступень. С прекращением же пророчества буква по­лучила такое значение, что явились особые ревнители ее, которые полагали всю религию в самом тщательном и буквальном исполнении постановлений закона. Таковы были фарисеи, составившие собою особый класс в народе, как класс особенных (нерушим - «отделенных») ревни­телей закона. Это были правоверные законники, прини­мавшие весь закон, проповедовавшие веру в загробную жизнь, поддерживавшие в народе веру и благочестие, а вместе и пламенный патриотизм, что давало им огромное влияние на народ. Но отличительною их особенностью было то, что они не ограничивались одним законом Мои­сеевым, а считали необходимым соблюдать и все те пре­дания, которые с течением времени образовались вокруг этого закона в качестве дополнений и разъяснений к не­му. Так как эти предания почти исключительно относи­лись к внешней обрядовой стороне закона, то она-то, по преимуществу, и сделалась предметом главного внимания фарисеев. Сюда относились постановления о самом стро­гом, доходившем до мелочности, соблюдении субботнего покоя, о различении чистой и нечистой пищи, об умовениях, одежде, и так далее. Чтобы удобнее исполнять все эти многочисленные предания, фарисеи выделились в осо­бый класс или в общину, чуждавшуюся общения с осталь­ным народом, к которому они относились с высокомер­ным презрением как к «людям земли» и «неучам» (амгаарец). Лучшею стороною фарисейства была их ревность к распространению религии Иеговы, и в этом отношении они сделали весьма много, подготовляя чрез своих прозе­литов почву и для распространения христианства среди языческих народов. Но их обрядовая мелочность, холодное бездушие, ханжество, высокомерие и возмутительная ли­цемерность, прикрывавшая маскою набожности самые безнравственные деяния, и были теми их недостатками, которые навлекли на них молниеносное обличение Хрис­та: «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры». Проти­воположную крайность составляла другая секта - садду­кеи, получившие свое название от своего вождя Садока. Признавая за священные книги только пятокнижие Мои­сея, они не предавали никакого значения обрядности и отличались вообще вольнодумством в области религии, от­рицали бессмертие души и существование духов, воскре­сение тела и загробную жизнь, с ожидающими ее награ­дою и наказанием. К этой партии или секте принадлежа­ли высшие и богатейшие классы, которые, не пользуясь любовию народа, искали, поэтому, опоры в иноземных правителях и дружили с родом Иродов. Она же захвати­ла в свои руки должность первосвященника и дала из своей среды целый ряд первосвященников, которые лишь по­зорили своею личностью этот высокий священный сан. В это же время в иудейском народе, лишенном властного руководительства в религиозно-нравственном отношении, появились и другие секты и направления, в которых бла­гочестивые люди искали убежища и успокоения от смут и мрачных настроений обыденной жизни. Такова секта ессеев, которые избегали шумной и суетной жизни городов, составляли общины отшельников и, воздерживаясь от брачной жизни и всяких вообще удовольствий, вели стро­гую жизнь, всецело посвящая ее молитве и размышлени­ям о законе. Они отрицали рабство, войну и торговлю, и во всей жизни правилом для них, по свидетельству Фило­на, служила «любовь к Богу, любовь к добродетели и лю­бовь к человеку». Еще строже и замкнутее была секта ферапевтов, т.е. «целителей» (недугов народов), которые предавались строгому аскетизму и, изнуряя себя непре­рывным чтением закона и молитвой, позволяли себе вку­шать только немного хлеба вечером. По субботам они со­бирались для общей молитвы, а в Пятидесятницу имели и общую трапезу. Секта эта была особенно распространена среди иудеев в Египте.

Все эти секты и партии были лишь выражением част­ных взглядов на религию и закон. Большинство же народа продолжало держаться тех религиозных установлений, ко­торые связывались с храмом. Храмовое богослужение, ес­тественно, должно было прекратиться и расстроиться с разрушением храма, так что во время вавилонского плена народ молился в частных собраниях или даже ограничивал­ся уединенной домашней молитвой (как это видно из при­мера пророка Даниила). Но с построением второго храма вполне возобновилось в нем и богослужение со всеми свя­щеннодействиями, тем более, что самый храм построен был по образцу прежнего храма Соломонова, хотя по объ­ему на одну треть больше его и с некоторыми новыми пристройками (двор для женщин и язычников), но, по­нятно, из гораздо менее ценных материалов5. В прежнем составе была восстановлена и вся иерархия, во главе кото­рой стояли первосвященники, имевшие тем более значе­ния, что некоторое время они были и гражданскими пра­вителями народа. К числу священных времен прибавились новые праздники, установленные в воспоминание новых событий в жизни народа. Таковы праздники: Пурим и Об­новления. Первый учрежден в воспоминание чудесного из­бавления народа от истребления в царствование Артак­серкса по коварному навету Амана. Предпразднество его 13 Адара (в феврале) состояло в строгом посте, а 14-го и 15-го народ предавался неудержимому ликованию. В со­браниях народа с благоговением читалась книга «Есфирь» и при всяком упоминании имени Амана все присутствую­щие ударяли руками и топали ногами, громко произнося: «да погибнет память о нем!» Праздник Обновления уста­новлен был в воспоминание обновления храма Иудой Мак­кавеем после осквернения его Антиохом Епифаном. Он продолжался восемь дней, совершался с необычайною тор­жественностью и ознаменовывался пышными процессиями и блистательной иллюминацией, вследствие чего назы­вался также «праздником огней». В храме в течение всех восьми дней праздника пелась великая аллилуия, состоя­щая из хвалебных псалмов 114-118. Важною особеннос­тью в религиозной жизни народа после плена вавилонско­го было то, что народ не ограничивал своего богослужения исключительно храмом, а имел местные собрания или си­нагоги, где рядом с чтением и объяснением закона совер­шались и молитвы, и куда народ собирался по субботам.

В гражданском отношении после плена вавилонского как бы опять возобновилась та форма богоправления, в ка­кой оно существовало во времена судей, когда народ на­ходился под управлением отдельных богоумудренных му­жей, выступавших как бы по особенному призванию Бо­жию (таковы Зоровавель, Ездра, Неемия, Маккавеи). Но сообразно с усилившимся духом религиозности и власть гражданская на некоторое время сосредоточивалась в ру­ках высших представителей религии - первосвященни­ков. Впоследствии из нее выработалась власть князей, а за­тем и царей; но царская власть, наконец, похищена была у дома Давидова коварным идумеянином, который, одна­ко же, скоро должен был уступить ее истинному сыну Да­видову. Для заведывания делами внутренней и религиоз­но-нравственной жизни со времени Ездры учрежден был особый верховный совет, состоявший из 120 членов, под председательством первосвященника. Этот совет получил впоследствии название синедриона и число его членов со­образно с числом членов древнего совета старейшин при Моисее низведено было до 70. Он имел весьма важное значение в последующей истории иудейского народа. На нем лежала обязанность заботиться об охранении чистоты веры, толковании и объяснении закона, благосостоянии храма и благочинии при богослужении, и вместе с тем принадлежало право судить и наказывать богоотступников и еретиков. Многочисленные злоупотребления членов это­го верховного совета лишили его, впоследствии, принадле­жавшего ему значения, и синедрион запятнал свое имя ужасным преступлением, когда он под видом еретика и богоотступника осудил на смерть Самого Мессию, Сына Божия.

Девятый период Библейской истории обнимает собою около пяти с половиною столетий, считая с 536 года, ког­да издан был указ Кира об освобождении иудеев из пле­на. В хронологическом отношении он распадается на че­тыре отдельных периода: а) продолжение персидского владычества до 331 года до Р. X., б) владычество греков в Азии 331-167 гг., в) независимость Иудеи под властию Асмонеев 167-63 гг. и г) римское владычество вместе с частным владычеством дома Иродова 63-1 гг. Летосчис­ление этого периода облегчается тем, что здесь история иудейского народа приходит в соприкосновение с общеиз­вестными событиями всемирной истории.

 

LII. Иудеи рассеяния. Состояние языческого мира. Общее ожидание Спасителя.

Вавилонский плен, кроме своего значения как наказа­ния иудейскому народу за его неверность завету с Иего­вою, имел еще другое, более важное и глубокое значение для всего человечества. До него избранный народ жил более или менее отчужденно от остального мира, и свет ис­тинной религии лишь изредка или в отдельных случаях проникал за пределы собственно земли обетованной. Те­перь с приближением «исполнения времен» свет этот дол­жен был ярко засиять для всех, живущих во тьме и тени смертной, т.е. для всех языческих народов, дотоле погря­завших во тьме идолопоклонства. И этому великому делу оказали чудесное содействие те грозные ассиро-вавилон­ские завоеватели, которые, сами, не сознавая того, послу­жили могущественным орудием высшего промышления Божия. Переселяя цвет избранного народа в свою страну, бывшую центром языческой религии и языческого просве­щения, они, вместе с тем, переселяли к себе миссионеров и проповедников истинной религии, которая должна бы­ла рассеять тьму заблуждения. Влияние это сказалось, от­части, уже на самих царях завоевателях, как это видно из примера Навуходоносора и Кира; но затем оно распрост­ранялось все шире и действовало все глубже. С этого вре­мени иудейский народ сделался народом как бы всемир­ным: из плена вавилонского возвратилась в землю обето­ванную лишь незначительная часть его, громадное же большинство или осталось в Месопотамии или понемногу рассеивалось по всем направлениям, повсюду разнося с со­бою свет истинной религии и знание закона Божия. Эти иудеи, жившие вне Палестины, известны под названием иудеев рассеяния, и они оказали глубокое влияние на по­следующую судьбу языческого мира.

Иудеи рассеяния сначала собственно разделялись на три больших отдела - иудеев вавилонских, сирийских и египетских; но затем завоевания Александра великого и римлян значительно расширили область иудейского рассе­яния. Последовавшие перевороты в судьбе мира привели народы в необычайное движение, и поток завоеваний или промышленности быстро захватывал разрозненные части иудейского народа и разносил их по самым отдаленным странам. Преемник Александра великого в Азии, Селевк Никатор, основатель нового царства Сирийского, множе­ство из них переселил из Вавилонии в главные города сво­его царства, надеясь, что их промышленный и предприим­чивый дух послужит к процветанию его государства. И чрез несколько времени в Дамаске они считались уже ты­сячами и имели несколько синагог; и еще более их было в Антиохии, сделавшейся впоследствии центром греческой культуры на востоке. Гонения Антиоха Епифана не унич­тожили их, а послужили только причиною проникновения их влияния в самые отдаленные части государства, куда убегали иудеи, укрываясь от преследования. В это время они проникли и далее на восток, в Мидию и, особенно в царство Адиавенское (теперешний Курдистан, к северо-востоку от р. Тигра), где влияние их было так сильно, что даже царица Елена и наследный принц Изат сделались прозелитами иудейства. По сю сторону Евфрата иудейское население было рассеяно во многих местах, особенно в Пальмире и даже городах счастливой Аравии. Затем мно­жество иудеев жило в Армении и по различным странам и городам Малой Азии. Антиох Великий (223-187) пе­реселил несколько тысяч иудейских семейств из Месопо­тамии во Фригию и Лидию и наделил их особыми льгота­ми. Из малой Азии иудеи уже, по влечению своего собст­венного промышленного духа, расселились по всем островам Эгейского и Средиземного моря, проникли в главнейшие города Греции и Македонии и мы встречаем их в Филиппах, Фессалонике, Верии, Афинах и Коринфе, где у них были или синагоги, или просто молитвенные до­ма. Тот же дух торговой предприимчивости двигал их еще дальше на запад, в самый Рим, как столицу новой всемир­ной монархии, и даже в Испанию, где они могли рассчи­тывать на обогащение как в стране, славившейся своими рудниками золота и серебра. Много иудеев переселено бы­ло в Рим Помпеем в качестве пленных, и по освобожде­нии их они сделались римскими гражданами и жили в особом, отведенном им за Тибром квартале. При импера­торе Августе их числилось в Риме уже до восьми тысяч че­ловек, а затем они размножились до того, что следующие императоры вынуждены были прибегать к таким крутым мерам, как изгнание их из Рима (известные указы Тиберия и Клавдия, предписывавшие иудеям удалиться из Рима). Затем иудейские поселения были рассеяны и по все­му берегу северной Африки, и особенно в большом горо­де Кирене, откуда иудейские пилигримы часто встречались в Иерусалиме (Симон киринеянин - Матф. 27:32). На­конец, поселения их встречались, по свидетельству Фило­на, от гор Ливийских до самой Эфиопии, куда они, веро­ятно, переселялись из Аравии, находившейся в постоян­ных торговых сношениях с этими странами и особенно с Египтом. Казнохранитель царицы Кандакии был из Эфио­пии, и то обстоятельство, что он был прозелит, указывает на сильное влияние там иудеев. Но, несомненно, самым важным пунктом иудейского рассеяния была Александрия в Египте. Основанная великим македонским завоевателем в 332 году до Р. Христова, она в течение нескольких сто­летий была одним из знаменитейших и славнейших горо­дов мира. В то время как, собственно, в Нильской долине продолжало жить древнее египетское население с его ре­лигией и обычаями, города Дельты и особенно Александ­рия наполнялись греками и иудеями. Помимо своего бо­гатства, своих роскошных улиц и зданий, Александрия славилась необычайным оживлением умственной жизни. Птоломей I основал там знаменитый музей, в котором со­держалась александрийская библиотека со множеством драгоценных книг, и при нем же были помещения для ученых, художников и поэтов, которые прибывали из всех стран мира, чтобы побывать в главном храме всемирной литературы и искусства. И рядом с этой умственной жиз­нью кипела деятельность промышленная, так что торговые сношения Александрии простирались до Аравии и Индии, по всем странам Малой Азии и берегам Средиземного мо­ря. Положение иудеев в этом центре мировой жизни (куда первая партия их была переселена самим основа­телем Александрии) было в высшей степени благоприят­ное. Пользуясь покровительством правительства, они бес­препятственно предавались всевозможным родам промы­шленности, жили самостоятельною общиною и управлялись даже своим собственным главою или алавархом, разделявшим, впоследствии, свою власть с особым со­ветом старейшин. Даже в религиозном отношении они находились в весьма выгодном положении, так как у них в Аеонтополе, в Илиопольском округе, был собственный храм, построенный первосвященником Онией (в 150 г.) по плану скинии Моисеевой, и в нем совершалось бого­служение в таком же порядке, как и в храме иерусалим­ском. - Одним словом, иудеи после плена вавилонского рассеялись по всему известному тогда миру, так что рим­ский географ Страбон не без основания говорит, что «ед­ва ли можно найти такое место на земле, где бы не было этого племени и которым оно не овладело бы». И к это­му александрийский иудей - писатель Филон прибавля­ет: «иудеи, не как другие народы, запертые в границах своей страны: они обитают почти по всему миру и рассе­лились по всем материкам и островам».

При этом особенно замечательно было то, что, несмо­тря на рассеянность по всему миру, все эти иудеи рассея­ния отнюдь не затеривались между иноплеменными и чужеземными народами, а как бы составляли один народ, связанный между собою неразрывными узами. Правда, они забыли свой язык, говорили и писали по преимуще­ству на греческом языке (вследствие чего и назывались эл­линистами); но общая вера в живого Бога, который не переставал иметь попечение о своем избранном народе, не только внушала иудеям чувство своего превосходства над окружающими язычниками с их мертвыми и ничтожны­ми богами, но и охраняла их от смешения с ними. Их привязанность к Моисееву закону также содействовала поддержанию в них сознания своей народности, как от­личной от всех других окружающих народов. Закон этот определял каждый шаг их жизни, устанавливал своеобраз­ные нравы и обычаи, давая религиозное значение всякому проявлению жизни и деятельности, и этим воздвигал то средостение, которое не позволяло иудеям смешиваться с язычниками. Кроме того, у них было общее св. Писание, на котором воспитывался весь народ, проникаясь духом, который не имел ничего общего с языческим миром. Уче­ние, преподаваемое св. книгами, дополнялось в синагоге. Где только ни жили иудеи, они непременно собирались по субботам в синагогах, бывших для них школами закона Божия, для общей молитвы и взаимного назидания и изъ­яснения св. Писания, и эти собрания поддерживали в них общинный дух единения и взаимности.

Кроме св. Писания, в то время уже законченного, у них существовала особая назидательная литература - не­каноническая, которая продолжала развиваться в это вре-мя. Среди нее были такие важные сочинения, как книга премудрости Соломоновой, составленная неизвестным ав­тором на основании передававшихся устно изречений му­дрейшего царя; сродная с нею книга премудрости Иису­са, сына Сирахова, содержащая в себе мудрые правила на разные случаи жизни; книга Иудифь, содержащая повест­вование о геройстве этой иудеянки, которой город Ветилуя обязан был спасением от жестокого врага, и книги Маккавейские, содержащие повествование о геройской борьбе Маккавеев за веру. Вся эта литература проникнута глубоким религиозным патриотизмом, который поддер­живал в иудеях сознание своего единства по вере и крови. Но одним из самых сильных средств поддержания единства между иудейским миром было его постоянное сношение с Иерусалимом, как общим центром всего иу­действа. Каждый год отовсюду через особых уполномочен­ных различные общины посылали в Иерусалим узаконен­ную подать в полсикля священного и щедрые приноше­ния; туда же прибывали все, кому нужно было добиться решения каких-либо важных дел от первосвященника или синедриона, а также и все, кто хотел получить высшее об­разование в школах; наконец, годичные праздники при­влекали в Иерусалим тысячи богомольцев, которые стека­лись положительно со всех концов мира. И, наоборот, из Иерусалима во все страны мира расходились книжники, которые, получив образование в школах «мудрых», искали себе поприща деятельности среди единоплеменников в различных странах. Из Иерусалима же ежегодно рассылались по всем иудейским общинам календари, в которых определялись священные времена, и особые вестники с сообщением о наиболее выдающихся событиях, касаю­щихся иудейского мира. И результатом такого оживлен­ного взаимообщения было то, что разбросанные по всей земле иудеи живо сознавали себя одним народом, и доста­точно было донестись до Иерусалима известию, что какая-нибудь иудейская община где-нибудь на Дунае или в Ли­вийской пустыне терпит голод или нужду, как весь иудей­ский мир приходил в движение и спешил оказать помощь своим страждущим братьям.

Эта национальная исключительность и взаимная спло­ченность иудеев рано стала возбуждать подозрение и вражду в языческих народах, и это неприязненное чувст­во не замедлило еще более усилиться, когда иудеи явились сильными соперниками в торговых делах и захватывали в свои руки всю промышленность той или другой страны. Главным их занятием была торговля. Мелочная торговля и мелкие денежные обороты были почти исключительно в их руках. В некоторых местах они захватывали в свои ру­ки даже оптовую торговлю. В Александрии почти вся хлебная торговля проходила через их руки, и они были почти исключительными посредниками, через которых Рим производил сношения с отдаленным востоком. Да и вообще, где только можно было заработать деньги, там не­пременно являлся иудей, и мы встречаем их в Риме в ка­честве ученых, поэтов, актеров и певцов. Многие из них успели скопить громадные богатства, и влияние их чувствовалось в самых дворцах. Все это, естественно, возбужда­ло против них туземное население, часто попадавшее в де­нежную кабалу к ним, и ко времени Рождества Христова языческий мир, даже в лучших его писателях, относился к ним уже с крайнею враждебностью и презрением. Каса­тельно их распространялись чудовищные сказания. Пред­ками их считались прокаженные, изгнанные из Египта. В пустыне, при недостатке воды, один осел будто бы указал им источник, и поэтому они поклонялись ослу, как богу. Даже такой серьезный писатель, как историк Тацит, ду­мал, что Моисей дал им законы, противные всяким чело­веческим нравам. Запрещение свиного мяса было неисто­щимой темой остроумия римских юмористов. Где только ни появлялся иудей, его непременно преследовали языче­ские насмешки; на театральной сцене он был постоянным предметом плоских острот, которые, однако же, всегда вызывали смех, а на улице он часто должен был выносить довольно грубые неприятности от толпы, переходившие иногда в опасные побоища, требовавшие вмешательства правительства, как это не раз бывало, особенно в Алексан­дрии и Антиохии.

Несмотря, однако же, на такое отношение языческо­го мира к иудеям, влияния их на этот мир не отрицали сами язычники, и оно усиливалось с каждым годом. Это­му содействовало самое состояние языческого мира. Он клонился уже к упадку и разложению. Великие монархии востока - Египетская, Ассирийская, Вавилонская и Пер­сидская - все поочередно господствовали и исчезли.

Александр Македонский пытался воссоздать их на почве греческой культуры, но созданная им монархия не пере­жила своего основателя и после его смерти распалась на несколько отдельных частей, которые легко сделались до­бычею Рима. И вот Рим сделался властелином всего мира. Римские орлы победоносно пронеслись от берегов Евфра­та на востоке до столпов Геркулеса на западе, и от бере­гов северной Африки на юге до Британских островов на севере. Достоянием их сделалась вся площадь земного ша­ра, на которой проходила древняя история и которая включала новые страны с новыми полудикими народами, ожидавшими культурного возрождения. Великолепные во­енные дороги римлян соединили между собою народы всего цивилизованного мира, и началось изумительное круговращение в области религии, литературы, искусства и промышленности, какого еще не видано было в истории человечества. Рим, как столица мира, стягивал к себе все, что было лучшего в тогдашнем мире, и из него обратно расходилась во все стороны своеобразная римская цивили­зация, разносимая легионами, правителями, писателями, купцами и промышленниками всякого рода. Это необы­чайное взаимообщение народов имело глубокое влияние на религиозно-нравственное состояние языческого мира. В Риме пришли в столкновение между собою всевозможные языческие культы, и их бесконечное разнообразие по не­обходимости должно было привести к убеждению, что языческие боги составляют лишь произведение самих на­родов и отнюдь не в состоянии удовлетворять присущей человеку потребности в безусловной истине религии.

Сильнее всего это сказалось на самих римлянах, вера которых в своих богов уже раньше была подорвана рас­пространением греческих философских сочинений, прямо издевавшихся над олимпийцами, как над измышлением детского разума. Но так как человек не может быть без религии, то началось томительное искание истинного Бо­га, и в поисках за ним перебраны были все известные тог­да религии и культы, и чем таинственнее был культ, вро­де египетского, тем больше имел он приверженцев. В это же время многие стали невольно обращать внимание и на таинственного Иегову, религия которого поражала изве­рившихся в своих богов язычников тем сильнее, что она отвергала всякие символы для изображения этого Бога. Иудеи пользовались этим и приобретали себе прозелитов и приверженцев, среди которых были и члены знатных римских фамилий и даже члены императорского дома (императрица Поппея Сабина). Прозелиты разделялись на два класса: пришельцев врат и пришельцев правды, от­личавшихся между собою степенью принятия иудейства. Для первых достаточно было общей веры в Иегову с при­нятием «Ноевых законов», а от вторых требовалось пол­ное подчинение всем постановлениям закона Моисеева. Большинство язычников ограничивалось первою ступенью, но было много и таких, которые вполне принимали иу­действо. Этому движению еще более способствовало нрав­ственное падение языческого мира, как неизбежное след­ствие падения религиозного. Вместе с языческими культами востока в Рим вторгался и тот безнравственный тлен, который был неразлучен с ними. Отсюда началось ужас­ное общественное разложение, приводившее лучших лю­дей к отчаянию (Рим. 1:26 и сл.). Не видя никакой отра­ды в настоящем и потеряв всякую веру в будущее, люди задыхались от духовной пустоты и искали себе исхода или в безумных оргиях наслаждений, или же в самоубийстве, которое сделалось самым обычным явлением. Даже зна­менитый философ Сенека, удрученный печальною дейст­вительностью, указывал на самоубийство как лучший спо­соб избавиться от невыносимого положения. Но самый инстинкт самосохранения противодействовал принятию такого ужасного способа, и потому, естественно, большин­ство искало другого исхода и находило его в присущей че­ловеческому сердцу надежде на лучшее будущее.

Лучшие язычники стали надеяться, что откуда-нибудь должно было придти спасение, если не от людей, то свы­ше. И надежда эта как раз совпала с тем ожиданием Из­бавителя мира, которое все сильнее разгоралось в иудей­ском мире и все шире распространялось чрез иудеев сре­ди языческих народов. По свидетельству римских историков Светония и Тацита, в то время между римля­нами и другими языческими народами ходила широко распространенная молва, что на востоке скоро появится могущественный царь, который покорит себе мир. Рим­ские поэты воспевали ожидаемое появление чудесного из­бавителя. Виргилий в своей знаменитой четвертой эклоге воспевал младенца, который должен был восстановить золотой век. Младенец этот снизойдет с неба, и на земле во­дворится мир; щедро будет он изливать свои дары; стада не будут бояться львов, ярмо снимется с шеи пашущего вола, и земледелец уже не будет работать в поте лица сво­его. Это славное мечтание римского поэта несомненно было отголоском знаменитого пророчества Исаии, что «родится Младенец, которому нарекут имя: Чудный, Со­ветник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира», и тог­да «волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет ле­жать вместе с козленком, и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя поведет их» (9:6; 11:6).

Все таким образом показывало, что приблизилось «ис­полнение времен». Собственно, среди иудеев ожидание пришествия Спасителя или Мессии достигло наивысшего напряжения. Древние предсказания пророков сделались предметом самого тщательного изучения и истолкования, и самой любимой книгой была книга пророка Даниила с ее точнейшими определениями касательно времени явле­ния Мессии. Неканонические книги подтверждали и разъ­ясняли эти предсказания, дополняя их своими собствен­ными соображениями и заявляя, что скоро сыны Израи­ля опять будут собраны в Иерусалим из отдаленных стран для поклонения своему Господу Богу (2 Макк. 2:18) и что потомство Давидово будет владеть престолом во веки (1 Макк. 2:57). Эти предсказания получили еще большее развитие в так называемых «Сивиллинских книгах», пред­ставляющих собою собрание пророческих изречений в стихах, наподобие языческих оракулов, и написанных, по всей вероятности, каким-нибудь иудеем из Александрии около 140 г. до Р.Х. В них говорится, что скоро должен явиться царь, который положит конец всяким войнам на земле. Язычники, которые соберутся против Иерусалима, погибнут. Под покровительством посланного с неба царя, Израилю будут дарованы мир и благоденствие, и затем са­ми языческие народы будут также приведены к поклоне­нию истинному Богу и Его храму. Наконец, Бог учредит на земле вечное царство мира, «в которое будут собраны все народы». Ожидание это было до такой степени живо, что самые правители израильского народа во времена Маккавеев принимали власть лишь условно, «доколе вос­станет Пророк верный» (1 Макк. 14:41). В народе все не­вольно чувствовали, что пришло исполнение времен и спа­сение Израилево. При появлении всякого выдающегося проповедника или пророка все невольно спрашивали, не он ли Христос (Иоан. 1:19, 20; Матф. 11:3). Даже полу­языческие самаряне ожидали, что скоро придет Мессия, который разрешит все спорные вопросы между ними и иудеями касательно религии (Иоан. 4:25). Многие при этом не ясно представляли себе, в каком виде явится Мес­сия, и ожидали увидеть в Нем просто всемирного завое­вателя, который покорит иудеям весь мир и оснует веч­ную монархию иудейскую. Но все более просвещенные духовно люди ожидали в Нем истинного Мессию, кото­рый искупит человека от рабства греху, водворит мир в возмущенной душе, призовет к себе всех труждающихся и обремененных, откроет вековечную истину спасения и оснует вечное царство Божия на земле.
И истинный Мессия пришел, наконец, и в ночь при­шествия Его небеса над Вифлеемом иудейским огласились торжественною песнью ангелов, возвещавших наступле­ние новой эры в истории человечества: «Слава по вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение»

Глава: ПРИМЕЧАНИЯ

 

ПЕРИОД ПЕРВЫЙ

1 Быт. 1:1-25, 30, 31; 2:1-6.

2 Глаголу бара соответствует лат. creavit.

3 На это, отчасти, указывает и самый оборот еврейского подлинника в первом стихе: «Берешит бара Элогим эт гаш-шамаим ве эт гаарец, т.е. «В начале сотворил Бог небо и землю».

4 Под небом разумеется как звездный, так, и главным об­разом, высший духовный мир, сотворение которого соверши­лось раньше сотворения земли, так что ангелы, как служащие духи, уже исполняли волю Божию и славословили Творца при совершении Им отдельных актов творения (Иов. 38:7).

5 Хаос - от греч. лью, сливаю все вместе, перемешиваю. В Библии это слово не употребляется, но самое понятие содер­жится в повествовании и находит себе подтверждение у отцов церкви, напр, у Вас. Великого и Григория Богослова. Евр. тогу-ва-богу соответствует этому представлению.

6 См. первое приложение в конце книги.

7 Быт. 1:26-29; 2:7-25.

8 Быт. 3 гл.

9 Форма проклятия змею: «ты будешь ходить на чреве тво­ем» (Быт. 3:14) дала повод возникновению впоследствии пре­дания, что до этого проклятия змей ходил в стоячем положе­нии. Но этому противоречит самое устройство организма змея, очевидно, приспособленного именно к ползанию, совершаемым с замечательным искусством. Смысл проклятия тот, что в нака­зание за коварство, сделавшее из змея пагубное орудие искон­ного врага для погубления человеческого рода, естественный способ его передвижения, отнюдь сам по себе не унизительный и не жалкий, а напротив, возбуждающий удивление своим за­мечательным проворством и изумительною изворотливостью, сделался отселе знаком и печатью проклятия Божия и, как та­кой, должен был возбуждать (как и возбуждает теперь) ужас, отвращение и презрение. «Пресмыкание» сделалось отселе си­нонимом низости и позора.

10 Быт. 4 и 5 гл.

11 Вот последовательный ряд представителей этого поколе­ния: Каин, Енох, Ирад, Мехиаель, Мафусал и Ламех (Быт. 4:18). Встречающиеся здесь имена Еноха, Мафусала и Ламеха не нужно смешивать с подобными же именами в другом поколении - Сифовом.

12 В синод, переводе Быт. 4:23: «я убил мужа в язву мне». Принятая в тексте форма, хотя менее точна, но зато более со­ответствует общему смыслу этого места.

13 Быт. 4:23, 24.

14 По еврейскому тексту счисление представляется в таком виде: Адам - 130, Сиф - 105, Енос - 90, Каинан - 70, Ма-лелеил - 65, Иаред - 162, Енох - 65, Мафусал - 187, Ла­мех - 182, Ной - 500, Сим до потопа - 100. Сумма этих цифр - 1656 составляет количество лет от сотворения Адама до потопа.

15 Замечания о библейской хронологии см. в конце книги, прилож. II.

 

ПЕРИОД ВТОРОЙ

1 Быт. 6:5-8 гл.

2По еврейскому тексту - в самый год наступления пото­па.

3Если считать локоть в 21 дюйм (т.е. 12 вершков), то это составит 525 футов длины, 87 1/2 ширины и 52 1/2 высоты. По вычислению бл. Августина (о граде Божием 15:26), размеры ковчега в его трех измерениях были те же, что и пропорцио­нальные размеры нормального человеческого тела, «длина кото­рого от подошвы до маковки в шесть раз более ширины груди и в десять раз более толщины или глубины лежащей фигуры че­ловека, измеряемой по прямой линии от земли». В 1609 году один голландец, Петр Янсен в Гоорне, построил корабль как раз по форме Ноева ковчега, и оказалось, что при такой форме ко­рабль представляет гораздо большую вместительность (именно на одну треть), чем при обычной форме построения кораблей. О библейских мерах см. в конце книги.

4 Быт. 9:17.

5 См. в конце книги, прилож. III.

6 Быт. 9:18 - 10-11 гл.

7 Столпотворение вавилонское, Быт. 11:1-9.

8 Разногласие в определении этого времени зависит от то­го, что единственными данными для его определения служат лета послепотопных патриархов, показания которых опять зна­чительно расходятся в главных текстах библейской летописи. Родословие послепотопных патриархов начинает Сим, у кото­рого чрез 2 года после потопа родился Арфаксад. В этом пока­зании сходятся все три текста, и потому разницу в показании лет следующих патриархов до рождения ими первого сына можно видеть из следующей таблицы:

Евр. Греч. Самар.

Арфаксад ......................................35 135 135

Каинан .......................................... - 130 -

Сала................................................30 130 130

Евер................................................34 134 134

Фалек..............................................30 130 130

Рагав..............................................32 132 132

Серух..............................................30 130 130

Нахор............................................ 29 79 79

Фарра ............................................70 70 70

 

Из этой таблицы видно, что в показаниях лет послепотопных патриархов греческий и самаритянский тексты сходятся между собой, а еврейский уклоняется от них, последовательно умаляя цифру на сто лет и в показании лет Нахора на 50 лет. Такое отступление явно указывает на преднамеренное сокра­щение лет, и даже целых поколений, так как в еврейском тек­сте совершенно не значится Каинана. В виду полного согласия греческого и самаритянского текстов, показание их получает больше достоверности сравнительно с еврейским.

 

ПЕРИОД ТРЕТИЙ

1 Быт. 11:26-32; 12-13 гл.

2 Пребывание Аврама в Египте, Быт. 12:10-20.

3 Разлучение Аврама с Лотом, Быт. 13.

4 Имя этого царя открыто на памятниках и читается Кудур-Лагамар, равно как и имена его союзников. Быт. 14:1-16.

5 Встреча Аврама с Мелхиседеком, Быт. 14:17-23.

6 Четвертое явление Господа Авраму, Быт. 15.

7 Сара и Агарь, Быт. 16.

8Установление обрезания, Быт. 17:10-14.

9 Быт. 14-23-25:1-10.

10 Гибель беззаконных городов, Быт. 19.

11 Быт. 20.

12 Рождение и обрезание Исаака, Быт. 21.

13 Жертвоприношение Исаака, Быт. 22.

14 Кончина Сарры, Быт. 23.

15 Женитьба Исаака, Быт. 24.

16 Последние дни жизни и кончина Авраама, Быт. 25:1-18.

17 Быт. 25:19 - 27, 28:1-5.

18 Дети Исаака, Быт. 25:20-34.

19 Быт. 26; Ср. Быт. 20.

20 Благословения Исаака, Быт. 27:1-40.

21 Удаление Иакова в Месопотамию, Быт. 27:41 - 28:22.

22 Быт. 28-30.

23 Видение лестницы, Быт. 28:12-22.

24 Встреча Иакова с Рахилью, Быт. 29:1-12.

25 Женитьба Иакова, Быт. 29:13 и сл.

26 Возвращение Иакова на родину, Быт. 31.

27 Терафимы - небольшие вавилонские изображения идо­лов, - знак того, насколько идолопоклонство проникло и в дом родства Авраамова.

28 Встреча с Исавом, Быт. 32 и 33.

29 Молитва Иакова, Быт. 32:9-12.

30 Борьба Иакова с Богом, Быт. 32:24-30.

31 Быт. 37, 39-41 гл.

32 Первая поездка сыновей Иакова в Египет. Быт. 42 гл.

33 Вторая поездка братьев Иосифа в Египет. Быт. 43-45.

34 Переселение Израиля в Египет, Быт. 46, 47:27.

35 Благословения Иакова, Быт. 49:1-28.

 

ПЕРИОД ЧЕТВЕРТЫЙ

1 Исх. 1 гл. и сл.; см. нашу «Библ. историю при свете но­вейших исследований и открытий», т. I, гл. XXXII, стр. 507 и сл.; Ebers, Egypten u Biicher Moses.

2 Исх. 2-4 гл.

3 Амрам был внук Левия чрез Каафа, Иохаведа доводилась ему теткой (Исх. 6:18-20).

4 Призвание Моисея, Исх. 3 гл.

5 Исх. 5-13 гл.

6 Первая казнь, Исх. 7:17-25.

7 Вторая казнь, Исх. 8:2-14.

8 Третья казнь, Исх. 8:16-19.

9 Четвертая казнь, Исх. 8:20-32.

10 Пятая казнь, Исх. 9:1-7.

11 Шестая казнь, Исх. 9:8-11.

12 Седьмая казнь, Исх. 9:18-34.

13 Восьмая казнь, Исх. 10:3-19. 14 Девятая казнь, Исх. 10:21-29.

15 Установление Пасхи, Исх. 12:1-28.

16 Десятая казнь, Исх. 12:29-33.

17 Исх. 13:17 и сл.

18 Переход чрез Чермное Море, Исх. 13:17-15:21.

19 Исх. 15 гл.

20 Исх. 15:22- 18 гл.

21 Исх. 15:23-26.

22 О станах в пустыне см. прилож. VI.

23 Вади - ложбина, по которой в дождливое время проте­кает ручей, пересыхающий на лето.

24 Чудесное пропитание, Исх. 16:4-35.

25 О манне см. в конце книги, прилож. VII.

26 1 Кор. 10:4.

27Битва с амаликитянами, Исх. 17:8-16.

28 Встреча с Иофором, Исх. 18:1-27.

29 Исх. 19-32-40; Числ. 1-4 гл.

30 Десятословие, Исх. 20:1-17.

31Поклонение золотому тельцу, Исх. 32 гл.

32 Исх. 34 гл.

33 Построение скинии, Исх. 35-40.

34 Лев. 10:1, 2.

35 Числ. 10:11 - 36.

36 О станах в пустыне см. прилож. VI.

37 Числ. 11.

38 Соглядатаи, Числ. 13 и 14 гл.

39 Считая и те два года, которые израильтяне уже странст­вовали в пустыне.

40 Числ. 15:32-36.

41 Возмущение Корея, Числ. 16 гл.

42 Жезл расцветший, Числ. 17 гл.

43 Числ. 20:1-13.

44 Числ. 20:1.

45 Кончина Аарона, Числ. 20:22-29.

46 Числ. 21:4-9.

47 Числ. 21:10-35.

48 История Валаама, Числ. 22-24.

49 См. в конце книги, прилож. VIII.

50 Общее название царей амаликитских, как фараон - на­звание царей египетских.

51 Числ. 24:17.

52 Числ. 25-27:31.

53 Прощание и кончина Моисея, Второз. 31-34.

54 Подробнее см. в нашем сочинении: «Законодательство Моисея. Исследование о семейных, общественных и государст-венных законах Моисея, с приложением трактата: Суд над Ии­сусом Христом с юридической точки зрения». С.-ПБ, 1882 г.

55 Лев. 25:23.

56 Материальное положение колена Левиина в общем было следующее: при разделе обетованной земли им не было дано особого земельного надела, чтобы оно свободнее могло преда­ваться служению Богу (Числ. 35:2-6; Второз. 18:1-2, 5). Оно получило только для обитания сорок восемь городов, избранных среди различных колен с окружающим их полем в две тысячи локтей. Из них священники, сыновья и потомки Аарона име­ли тринадцать городов, расположенных в коленах Иуд ином, Симеоновом и Вениаминовом. Шесть из 48 левитских городов были в то же время городами убежища, именно города - Хе­врон, Сихем и Кедес к западу от Иордана и Голан, Рамоф Галаадский и Бецер к востоку от него (И. Нав. 20:7-8). Что ка­сается собственно средств существования, то они доставлялись колену Левиину в виде десятины, которая состояла в том, что все израильтяне обязаны были каждый год платить левитам де­сятую часть своих доходов - от земли и скотоводства (Числ. 18:11-13; Второз. 14:22 и сл.; 15:19; 18:4; 26:2-12; Лев. 7:7-15, 32-34). Левиты, в свою очередь, платили десяти­ну на содержание священников. Эти последние имели, кроме того, долю в большинстве приносившихся народом жертв (Числ. 5:9-15; Второз. 18:3); все дары возношения и все закля­тое, т.е. освященное по обету, отходили в их собственность (Числ. 18:10-14). Священникам же отходили и деньги, возвра­щавшиеся по суду потерпевшим, в случае неоставления ими по себе наследников (Числ. 5:6-8).

 

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

1 Из них Фавор имеет 1 865 фут. высоты, Кармил - 1 720 ф., Гаризим 2 650 ф., Гевал - 2 700, Сион - 2 610, Елеонская - 2 700 ф. над уровнем моря.

2 Указывая на это, Моисей в своем благословении Асирову колену сказал, что оно «окунет в елей ногу свою» (Вто­роз. 33:24).

3 Кн. И. Навина, гл. 1 и сл.

4 Взятие Иерихона, И. Нав. 5:13-6:26.

5 Матф. 1:5.

6 Поражение при Гае, И. Нав. 7.

7 Клятва, И. Нав. 8.

8 Хитрость гаваонитян, И. Нав. 9.

9 Борьба с союзом хананейских царей, И. Нав. 10-12.

10 См. прилож. IX в конце книги.

11 Раздел земли, И. Нав. 13-21.

12 И. Нав. 22 гл.

13 Кончина И. Навина, гл. 24.

14 Общее состояние народа в это время: Суд. 1-3:7. См. в нашей «Библ. Истории при свете нов. исслед.». т. I, стр. 893 и сл. См. также И. Троицкого, «Религиозно-нравственное состоя­ние евреев во времена судей».

15 Суд. 2:10-13.

16 Хусарсафем был царь «Арама двух рек», т.е. Месопота­мии. Так как из Арама призываем был и Валаам для проклятия израильтян, то, вероятно, этот царь был союзником постоян­ных врагов Израиля - моавитян и мадианитян. Суд, 3:8 и сл.

17 Аод, Суд. 3:12-14.

18 Хананейское иго и правление Деворы, Суд. 4 и 5 гл.

19 Имя Барак или Барак - ханаанитского происхождения, и замечательно, что это же имя носила знаменитая карфаген­ская фамилия Барка, из которой вышел гениальный полководец Ганнибал.

20 Гедеон, Суд. 6-9; Иеффай, Суд. 10 гл.

21 Самозванство Авимелеха, Суд. 9.

22 История Иеффая, Суд. 11-12:7.

23 Суд. 13-16 гл.

24 О законах назорейства см. Числ. 6:1-21.

25 Суд. 17-21; Книга Руфь.

26 1 Книга Царств 1-3.

27 1 Цар. 2:12-25.

28 Рождение и воспитание Самуила, 1 Цар. 1 и сл.

29 Суд Божий над домом Илия, 1 Цар. 4-7:2.

30 Цар. 7:3-17.

31 Правление сыновей Самуила и вопрос об избрании ца­ря, 1 Цар. 8:1-22.

 

ПЕРИОД ШЕСТОЙ

1 1 Цар. 9-16.

2 Помазание Саула на царство, 1 Цар. 9 и 10.

3 1 Цар. 11.

4 Война с филистимлянами, I Цар. 13 и 14.

5 Поражение амаликитян, 1 Цар. 15.

6 Помазание Давида, 1 Цар. 16.

7 1 Цар. 16:14 - 17-31.

8 Единоборство Давида с Голиафом, 1 Цар. 17.

9 1 Цар. 18:6 и сл.

10 Давид и Ионафан, 1 Цар. 18:1; 20.

11 1 Цар. 21.

12 Гонения Саула на Давида и странническая жизнь послед­него, 1 Цар. 22 и сл.

13 Кончина Самуила, 1 Цар. 28:3.

14 Нашествие филистимлян и кончина Саула, 1 Цар. 31.

15 Волшебница Аэндорская, 1 Цар. 28:7-25.

16 Кончина Саула, 1 Цар. 31.

17 2 Цар. 1:17-27.

18 2 Цар. 2-7.

19 2 Цар. 4 гл.

20 2 Цар. 5 гл.

21 2 Цар. 5:5.

22 Завоевание Иерусалима, 2 Цар. 5:6-10.

23 2 Цар. 5:10.

24 Перенесение ковчега, 2 Цар. 6.

25 Завоевания Давида, 2 Цар. 8.

26 2 Цар. 7.

27 2 Цар. 9.

28 2 Цар. 11-18.

29 Аммонитская война и падение Давида, 2 Цар. 10-12.

30 Грехопадение Давида, 2 Цар. 11:2 - 12.гл.

31 Семейные огорчения Давида, 2 Цар. 13.

32 Восстание Авессалома, 2 Цар. 14:25, 26; 15 и сл.

33 2 Цар. 16:15-23; 17 и 18.

34 Восстание Савея, 2 Цар. 19:41-43; 20.

35 2 Цар. 21 и сл.

36 2 Цар. 21:1-14.

37 2 Цар. 21:15-22.

38 2 Цар. 22; Пс. 17.

39 Исчисление народа, 2 Цар. 24; ср. 1 Парал. 21,

40 Возмущение Адонии, 3 Цар. 1:5-53.

41 Кончина Давида, 3 Цар. 2:1-11.

42 3 Цар. 2:12 и сл.; 2 Парал. 1 и сл.

43 3 Цар. 3:1; 9:15-17.

44 3 Цар. 3:3-15.

45 3 Цар. 4.

46 3 Цар. 3:16-28.

47 3 Цар. 4:29-31.

48 3 Цар. 4:29-34.49 Построение храма, 3 Цар. 5-7; 2 Парал. 2-7.

50 3 Цар. 6:1 и сл.

51 Освящение храма, 3 Цар. 8 гл.

52 Висон - тончайшая белая полотняная материя, состав­лявшая в древности принадлежность священных и других высо­копоставленных особ.

53 Молитва Соломона, 3 Цар. 8:23-53.

54 3 Цар. 8:65, 66.

55 3 Цар. 9, 10 и 11.

56 3 Цар. 9:1-9.

57 Посещение царицы Савской, 3 Цар. 10.

58 Падение Соломона, 3 Цар. 11.

59 Потворство идолопоклонству со стороны Соломона, 3 Цар. 11:1-8.

60 Восстание на окраинах, 3 Цар. 11:14-25.

61 Восстание Иеровоама, 3 Цар. 11:26-40.

62 3 Цар. 11:41-43; 2 Парал. 9:29-31.

63 2 Цар. 11:14; 2 Парал. 2:11.

 

ПЕРИОД СЕДЬМОЙ

1 3 Цар. 12; 2 Пар. 10.

2 Царствование Иеровоама 1-го, 3 Цар. 12:20 - 13.

3 Начало религиозного раскола, 3 Цар. 12:26-33.

4 Обличение со стороны пророка, 3 Цар. 13 гл.

5 3 Цар. 14 гл.

6 3 Цар. 14:20.

7 Династия Ваасы, 3 Цар. 15:33 и сл.

8 Царствование Ровоама, 3 Цар. 14:29-31; 2 Парал. 12:13-16.

9 Нашествие Сусакима, 3 Цар. 14:25-28; 2 Парал. 12:2-11.

10 Царствование Авии, 3 Цар. 15:1, 2; 2 Парал. 13:1, 2.

11 Царствование Асы, 3 Цар. 15:9-24; 2 Парал. 14, 15.

12 Царствование Иосафата, 3 Цар. 15:24; 22:41, 42; 2 Па­рал. 17:1 - 20:31.

13 Царствование Ахава, 3 Цар. 18-22.

14 Пророк Илия, 3 Цар. 16:29 - 4 Цар. 2:18.

15 Предсказание о засухе, 3 Цар. 17:1; Ср. Иак. 5:17, 18.

16 Пребывание в Сарепте, 3 Цар. 17:8-24. Из сопоставле­ния 3 Цар. 17:8-9; Авд. 20; Лук. 4:26 можно заключать, что эта вдова была евреянка, находившаяся в замужестве за фини­киянином, в роде матери художника Хирама.

17 Испытание веры, 3 Цар. 18.

18 Все эти жрецы Ваала в сущности были израильтяне, от­ступники истинной веры, а за отступление к идолопоклонству назначалась смертная казнь. См. Второз. 13:15-16.

19 Пророк Елисей, 4 Цар. 2:19 - 10:13.

20 Дело о винограднике Навуфея, 3 Цар. 21.

21 Войны Ахава, 3 Цар. 20-22.

22 Царствование Охозии, 3 Цар. 22:51; 4 Цар. 1.

23 Взятие пророка Илии на небо, 4 Цар. 2.

24 10-й царь израильский Иорам, 4 Цар. 1:17; 3:1 и сл.

25 Эта война с Месой, царем моавитским, получила особен­ный интерес вследствие того обстоятельства, что в недавнее вре­мя, именно в 1868 году открыт каменный памятник с надпи­сью на нем от имени этого самого Месы, царя моавитского. Надпись, в общем, рассказывает об этом именно событии, и в ней Меса, между прочим, говорит: «я воздвиг этот камень Хе-мошу (Хамосу) в Кире как камень спасения, ибо он избавил меня от всех грабителей и дал мне увидеть мое желание на всех моих врагах, на Амврие, царе израильском». Далее рассказыва­ется, как и следующие цари израильские угнетали моавитян, но Хемош, их национальный бог, избавил их. В общем, надпись за­ключает много черт, заставляющих предполагать, что в ней смоавитской точки зрения рассказывается, между прочим, то именно событие, о котором повествуется и в Библии (4 Цар. 3:4-27). Памятник из черного базальта и имеет 3 фу­та и 10 дюймов высоты, 2 фута ширины и 14 1/2 дюймов толщины. На нем 44 строки, писанных финикийскими буквами. Он найден в развалинах древнего города Дивона, бывшей север­ной столицы Моава, к северу от реки Арнона. Таким образом, этот неожиданно сохранившийся памятник, воздвигнутый бо­лее 2 1/2 тысяч лет тому назад, оказался поразительным свиде­телем истинности библейского повествования.

26 Иорам 5-й царь иудейский, 4 Цар. 8:17; 2 Парал. 21:5.

27 Охозия 6-й царь иудейский, 4 Цар. 9:29; 2 Парал. 22:1-4.

28 Исцеление Неемана, 4 Цар. 5 гл.

29 Два поражения сирийского войска, 4 Цар. 6 и 7 гл.

30 Гибель Иезавели, 4 Цар. 9:30-37; Ср. 3 Цар. 21:23.

31 Ииуй - 11-й царь израильский, 4 Цар. 10:11-36.

32 Иоахаз, 4 Цар. 13:1-9.

33 Иоас, 4 Цар. 13:9-13.

34 Кончина Елисея, 4 Цар. 13:14-21.

35 Иеровоам II, 4 Цар. 14:23-29.

36 Адма и Севоим - города, погибшие вместе с Содомом и Гоморрой.

37 Осия, 20-й царь израильский, 4 Цар. 17:1 и сл.; 2 Парал. 26:1-23.

38 Осада и взятие Самарии ассириянами, 4 Цар. 17:5 и сл.

39 См. Layard, «Nineveh and Babylon», стр. 148.

40 Иоас, 8-й царь иудейский, 4 Цар. 12:1-21.

41 Ахаз, 12-й царь иудейский, 4 Цар. 16:1-20.

42 Ис. 7:14.

43 Езекия, 13-й царь иудейский, 4 Цар. 18-20; 2 Парал. 29-32.

44 Манассия, 14-й царь иудейский, 4 Цар. 21:1-18; Парал. 33:1-20. Молитва Манассии в конце 2 кн. Парал.

45 Навуходоносор или по вавил. Набу-кудур-уцур означает «бог Набу защищает корону».

46 Амон, 15-й царь иудейский, 4 Цар. 21:19-26; 2 Парал. 33:21-25.

47 Иосия, 16-й царь иудейский, 4 Цар. 22 и 23:1-28; 2 Па­рал. 34.

48 Все это было во исполнение предсказания, сделанного пророком Иеровоаму I.

49 Сарак был сын Ассеурбанипала или Сарданапала гречес­ких писателей, с которыми его часто смешивали и который обыкновенно считался последним ассирийским царем, пока но­вейшие открытия не дали возможности исправить эту ошибку.

50 Селлум или Иоахаз - 17-й царь иудейский, 4 Цар. 23:31-33. У Иосии было четыре сына: Иоахаз, Иоаким (или Елиаким), Седекия, Селлум. См. 1 Парал. 3:15.

51 Елиаким или Иоаким - 18-й царь иудейский, 4 Цар. 23:34 и сл.

52 Первое пленение, Дан. 1 гл.

53 Иехония, 19-й царь иудейский, 4 Цар. 24:8-16.

54 Седекия, 20-й и последний царь иудейский, 4 Цар. 24:17 и сл.

55 Падение Иерусалима и царства Иудейского, 4 Цар. 25 гл.

56 Продолжительность царствования царей иудейских и из­раильских:

Цари иудейские: Ровоам - 17 лет (с 980 г. до Р.Х.); Авия - 3; Аса - 41; Иосафат - 25; Иорам - 8; Охозия - 1; Гофолия - 6; Иоас - 40; Амасия - 29; Озия - 52; Иоа-фам - 16; Ахаз - 16; Езекия - 29; Манассия - 55; Амон - 2; Иосия - 31; Иоахаз - 3 месяца; Иоаким - 11 лет; Ие­хония - 3 месяца; Седекия - 11 лет. Разрушение Иерусали­ма: 588 г. до Р.Х.

Цари израильские: Иеровоам I царствовал 23 года; На-ват - 2; Вааса - 24; Ила - 2; Замврий - 7 дней; Фамний и Амврий - 4 года; Амврий один - 8; Ахав - 22; Охозия -2; Иорам - 12; Ииуй - 26; Иоахаз - 17; Иоас - 16; Ие-ровоам II - 41; Междуцарствие - 11; Захария - 6 месяцев; Селлум - 1 месяц; Менаим - 10 лет; Факия - 2; Факей - 20; Осия - 9. Разрушение Самарии: 722 г. до Р.Х.

Нужно сказать, впрочем, что хронология периода со вре­мени разделения монархии до разрушения Иерусалима нужда­ется еще в обстоятельном исследовании на более прочных дан­ных, чего еще невозможно сделать при наличном состоянии на­уки.

Доселе еще нельзя в точности определить самого момента разделения монархии, вследствие чего хронологи расходятся на два десятилетия: 980-963. Первая из этих цифр определяется суммою лет царствования царей иудейских, а вторая - сум­мою лет царствования царей израильских. Твердый опорный пункт могла бы дать египетская хронология, если бы она уста­новила дату нашествия фараона Шешонка или Сусакима I на Палестину. Равным образом дальнейшее исследование ассирий­ской и вавилонской хронологии пролило бы значительный свет на эту еще недостаточно разъясненную область, тем более, что существует немало ассиро-вавилонских памятников, на кото­рых совместно значатся современные цари Ассиро-Вавилонии и Палестины.

Эти данные могли бы пролить свет и на библейские пока­зания о числе лет царствования царей в том или другом из ев­рейских государств, и при этом, наверно, могло бы оказаться, что показания эти нуждаются в более точном определении то­го, что, нужно отнести на совместные царствования (напр. от­ца с сыном) и что нужно отчислить на время междуцарствий. Во всяком случае, даже при теперешнем состоянии науки, с по­ложительностью можно утверждать, что если и встречаются, по-видимому, несогласия между библейской хронологией и хронологией Египта и Ассиро-Вавилонии, то эти несогласия лишь кажущиеся, и напротив, в главных моментах они с пора­зительной точностью совпадают между собою, и это все более подтверждается каждым новым открытием в истории сопри­косновенных стран.

 

ПЕРИОД ВОСЬМОЙ

1 Дан. 1:4.

2 Дан: 1:20.

3 Сон Навуходоносора, Дан. 2 гл.

4 Чудесное спасение трех отроков, Дан. 3.

5 Наказание Навуходоносору, Дан. 4.

6 Колонна с золотой статуей на вершине.

7 Пир Валтасара и взятие Вавилона, Дан. 5.

8 В русск. синод. переводе в данном месте - перес. В сла­вянском тексте вся надпись: Мани, фекел, фарес.

9 Валтасар - это, по всей вероятности, Белсарусур клино­образных надписей. Он не был царем в собственном смысле, а только заместителем своего отца Набонида, находившегося в плену у Кира, вследствие чего и Даниил сделан был «третьим» властелином в царстве, так как вторым был сам Валтасар.

10 Дарий Мидянин (Дан. 9:1) - по предположению или тесть Кира Киаксар, или Гобрия классических писателей, Угба-ру - клинописен, - военачальник Кира.

11 Откровение о седьминах, Дан. 9 гл.

12 Указ Кира об освобождении иудеев из плена, 1 Ездр. 1:2-4.

 

ПЕРИОД ДЕВЯТЫЙ

1 Возобновление храма, 1 Ездр. 3:8 и сл.

2 Так, в русской Библии (вслед за греческой) переводится имя этого царя - Агасвер. С большею вероятностью можно предполагать, что это был Ксеркс 1, деспотический характер которого более соответствует данным библейского повествова­ния. Персидские цари идут в следующем хронологическом по-рядке: Кир (558-529), Камбиз (529-522), Дарий I Гистасп (521-485), Ксеркс I (485-465), Артаксеркс I Лонгиман (465-424), Ксеркс II (424), Дарий II (424- 405), Артаксеркс II Мнемон (405-365) и др.

3 Эллинизмом стало называться со времени Александра Ве­ликого увлечение всем греческим или эллинским, так как он сам задавался целию объединить весь мир не сколько силою оружия и политики, сколько единством греческого языка, нра­вов и образования. Евреи, говорившие на греческом языке, на­зывались эллинистами.

4 От евр. маккаба - молот.
5 Во втором храме был только один жертвенник кадиль­ный, один стол хлебов предложения и один светильник (вмес­то семи); не было в нем уже и ковчега завета с его священней­шими принадлежностями.

Прочитано 4577 раз

Последнее от

Похожие материалы (по тегу)

  • О Священном Писании и Священном Предании
  • Библейская история Ветхого Завета

    Глава: ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА. О СВЯТОЙ БИБЛИИ

     В исторической науке в настоящее время совершает­ся необычайное движение, именно благодаря тем изуми­тельным открытиям, которые делаются на забытом пепе­лище исторической жизни древних народов востока. С то­го счастливого часа, когда историки, не ограничиваясь пером, взялись за заступы и лопаты и начали раскапывать мусор развалин в долинах Нила, Тигра и Евфрата, равно как и в других странах исторического востока, пред взо­рами исследователей открылся целый мир нового истори­ческого знания: бледные и тощие страницы истории древ­них народов чрезвычайно оживились и расширились, от­крыто было даже существование новых, совершенно неизвестных дотоле народов и монархий, знание о кото­рых пролило новый свет на всю судьбу древнего человече­ства.